— Ты играешь, — словно прочитав мои мысли, он вынул нож и указал острием на меня, — или я прирежу вас обоих, — с этими словами острие медленно указало на напряженного Клауса.
Я сглотнула, но руку больше не пыталась вызволить. Она болела и горела, но я терпела. И терпеть, черт его раздери, было нужно.
Мы смотрели друг другу в глаза какое-то время, словно читая собеседника перед собой. На мгновение все, кто был рядом, исчезли, и не было никого, кроме меня и Вааса. Я смотрела на него, и видела, как буря, которая разразилась в его глазах, немного поутихла, и только тогда он ослабил хватку, а я провела рукой по столу, прижав карты к груди. Сердце колотилось, как сумасшедшее.
— Смухлюешь, получишь пизды, — сказал Монтенегро и посмотрел на Клауса. Тот молча взял свои карты, коротко взглянув на меня, а я опустила взгляд в свои карты.
Дама треф. Валет Треф.
Поехали.
—Ну что, chika, не хочешь выйти из игры? — ухмыльнулся Ваас. Клаус должен был вот-вот сдать карты, и именно эта сдача решала всё.
— Нет, — сказала я, глянув на Клауса.
Тот вывел на стол последнюю карту, и мое сердце забилось еще быстрее.
— Флэш, — сказала я, раскрывая свои карты. Последний выложенный туз на стол был как нельзя кстати.
Ваас улыбнулся и показал свои карты, и внутри меня всё рухнуло.
— Каре, hermana*, — с удовольствием протянул Монтенегро, наклоняясь к столу грудью.
Глядя на чертовы тузы, из которых у него сложилось каре, я проклинала весь мир, и самого Вааса. Я подняла на него глаза, а на его лице расплылась еще более удовлетворенная улыбка, чем раньше. Я опустила взгляд на фотографию, которая лежала на верху банка, и сглотнула. Последнее напоминание о сестре ушло в руки сраному садисту и наркоману.
Ваас взял фотографию и взглянул на изображение. Я неотрывно смотрела на него, ожидая его дальнейших действий. Монтенегро обвел фотографию глазами, и улыбка ушла с его лица. Оно стало таким жестким, словно на фотографии была не моя сестра, а его.
Ваас поднял тяжелый взгляд на меня, долго и странно смотрел, а после... вынул из кармана зажигалку. Мое сердце остановилось.
Он щелкнул. Зажег. Бросил прямо в деньги, которые сам же у нас и выиграл.
Я не заметила, как соскочила со стула. Тлеющий край уничтожал лицо моей сестры в какие-то считанные мгновения, и я протянула руку.
— Не трожь, блять! — рявкнул Ваас, поднимаясь. — Не трожь.
Он одним резким движением рванул на себя и, хватив мое лицо, повернул его к столу.
— Смотри, — прошептал он на ухо мне, глядя на меня немигающим взглядом и сжимая мои скулы до боли. — Смотри.
И я смотрела, как всё сгорает к чертовой матери. Фотография, фишки, карты, всё, что было важным всего секунды назад.
Я моргнула. Тлеющий край дошел до конца, превратив воспоминания в пепел. Тогда Ваас повернул меня к себе, вперив в меня свой звериный взгляд. Он внимательно смотрел на меня, больно сжимая моё лицо. Смотрел, не отрываясь, а после медленно разжал пальцы. Я не сдвинулась с места, все еще заворожено глядя в его глаза. А он отошел от меня на пару шагов назад и заговорил, обращаясь уже ко всем присутствующим:
— Мне похуй, как все вы оказались в этом дерьме. Вы все здесь, на моем острове, носитесь с тем, что вам важно. Мне похуй, что именно. Деньги, наркота, косяки, ебучая слава, похуй. До тех пор, пока вы делаете то, что я приказываю. Но, — он повернулся ко мне и указал ножом на стол, — ваших семей здесь нет, а если будут, я самолично закопаю их в своем саду и заставлю вас каждый день ходить в этот драный сад и смотреть, как они дохнут. Вы от ваших семей отказались, или же они отказались от вас, — он кинул свой нож на стол, и тот, упав в пепел, поднял черную пыль в воздух. — Семья, игра, деньги, всё хуйня. Попав на этот остров, вы подписали приговор. И все, что вы можете, лишь карабкаться вверх по пропасти. Один хуй — однажды сорветесь.
С этими словами он вытащил из кармана небольшой сверток. Я знала, что там, но говорить ему мне было нечего. Он выудил таблетку и закинул ее под язык, а потом вновь посмотрел на меня. Я не шевелилась, а он, отвернувшись, покинул нас всех.
Остаток дня Клаус и я почти не разговаривали. Мы вообще почти не пересекались, ибо Ваас дал нам разные задания, и только лишь к вечеру я узнала, что мой пират скоро уедет на ближайший аванпост, чтобы разобраться с трижды клятыми Ракъят. Когда моя смена закончилась, я свалила сразу на его поиски, и искать его не приходилось недолго.
В полном одиночестве он проверял на исправность свою винтовку. P416, она у него была крутая, и каждая скотина на острове готова была перерезать ему за нее глотку, но Клаус бы сам её перерезал тому, кто посмел бы на нее покуситься. Я знала. Я видела.
Он услышал, что я иду. Мой шаг бы он распознал среди сотен, потому никогда не выглядел напряженным, едва я к нему приближалась. Он поднял свой спокойный взгляд.
Я подошла к нему и, взяв его лицо в руки, прижала свои губы к его лбу, а когда оторвалась, он поднял взгляд на меня, а в его глазах явно читался вопрос.
— Мне похуй, что он там говорит, — сказала я. — Ты моя семья, и если бы он тронул тебя, я всадила бы ему нож в спину. А Фрэнки мы найдем. И мы отсюда свалим, слышишь? Только это важно.
Клаус смотрел на меня как-то странно, оценивающе разглядывая мое лицо, словно видел его впервые. А я смотрела на него, и никогда еще не была в нас так уверена, как сейчас.
— Ты веришь? — спросила я.
— Да, — просто ответил он. — Целовать-то зачем?
Я убрала руки с его лица, сунув их в карманы.
— Просто так. На удачу.
Он хмыкнул и опустил взгляд к винтовке, резким движением ее перезарядив.
— Ебать ты суеверная, — сказал он. — Иди спать.
— Я и пошла, — сказала я. — Найду новое место, чтобы никто не ебнул.
— Уж постарайся, — сказал Клаус, махнув рукой. — Катись давай.
Пнув столп пыли в него, я развернулась и покинула его. Ближе к вечеру я слышала звук внедорожника, значит, Клаус уже уехал. Настало время и мне где-то спрятаться.
Я долго ходила по ангару, стараясь ни на кого не наткнуться, пока не нашла на втором этаже запертую дверь, на которой красовалась табличка «не входи — бомбанет». То, что надо.
Я легко проникла в комнату, поскольку замок был поломан ещё до меня. Ну и к лучшему. Видимо, кто-то его уже пытался взломать. Я ожидала увидеть электрощитовую, но оказалось, что это всего лишь чья-то комната, которой никто не пользовался. Стол с хламом, одинокий стул, опрокинутый в середине комнаты, и подранный матрас. Плотно закрыв за собой дверь, я кинула рюкзак на пол и упала на это лежбище, тут же подняв столб пыли и закашлявшись в свой же платок, который повязывала на шею или на лицо. Когда я откашлялась, то подняла глаза в дощатый потолок, сощурившись. Какие-то буквы красовались на нем, но я не могла их разобрать, и тогда я потянулась к рюкзаку. Найдя там фонарик, я включила его и направила вверх.
Луч света выхватил из темноты незнакомую мне надпись на русском. Его я сразу узнала, как и единственное из пяти слов - «судьба».
Посмотрев на надпись, кем-то вырезанную на дереве, я попыталась понять смысл написанного, но не могла. Зачем кому-то было царапать её именно здесь, и что этот человек хотел сказать?
Судьба.
Я грустно улыбнулась и выключила фонарь, с досадой затолкав его в рюкзак.
Судьбой ли было то, что я оказалась здесь, в чьей-то старой комнате, на этом самом острове? Этого я не знала, лишь только то, что это был мой выбор, мое желание.
И это единственное важное, что нужно знать.
*amable(исп.) -- милая.
*hermana (исп.) -- сестра.
========== 4. «Ярость и шанс». ==========
Когда чья-то рука сомкнулась на моей ягодице, я привычно закатила глаза и тут же обернулась, вперив свой взгляд в сестру. Фрэнки оценивающе смотрела на мою задницу, после чего заявила:
— Натуральный орех. Скоро будет, как у мужика.
— Не у всех мужиков такие попы, так что завидуй молча, — сказала я, отворачиваясь к зеркалу.
— Заканчивала бы ты страдать фигней, изучая все эти капоэйры, тайский бокс, — сказала Фрэнки, залезая на стиральную машинку позади меня и кладя ногу на ногу. Её длинные темные волосы красиво отливали даже в тусклом свете старой лампочки.
— Не хочу, чтобы в один день босс продал меня с порцией кокаина какому-нибудь жирному мудаку, — сказала я, глядя на выпавшую ресничку, которую я безуспешно пыталась достать из глаза.
— Если ты станешь грузной, как шкаф, то никто не обратит на тебя внимания, — Фрэнки придирчиво смотрела на свои ногти и ковырялась в них, говоря со мной. — Разве что только Клаус, — хмыкнула она.
— Он не на меня внимание обращает, — проговорила я. — Тебе ли не знать.
— Да похер, — фыркнула сестра, тут же спрыгивая с машинки. — Мне на работу надо.
Не отрывая взгляда от зеркала, я отработанным движением крепко схватила ее за локоть. Фрэнки застряла в проходе, и я буквально затылком почувствовала ее растерянный взгляд. Я моргнула в последний раз, и выпавшая ресничка оказалась на моем пальце.
— В последнее время в доме стало многовато денег, — сказала я, все еще держа сестру за локоть. — Мои деньги у Клауса, и сколько бы их не было, их всегда было больше, чем с твоего заработка. Но я не припомню, чтобы забирала у него столько денег, — я вынула аккуратно сложенные купюры, перевязанные резинкой из лифчика, и, махнув ими через плечо, кинула в раковину. Они хлопком ударились об неё, а я, наконец, отпустила сестру и повернулась к ней лицом. Скрестив руки, я прижалась к раковине.
Увидев в сестре невиданные прежде алчность и гнев, мерзкая мысль зарылась в мою голову.
— Ты... рылась в моих вещах? — процедила она, глядя на раковину за моей спиной. — Охренела?
— Они сами упали из шкафа вместе с твоими трусами, — холодно сказала я. — Мне нахер не надо рыться в твоих вещах.
— Отдай, — Фрэнки протянула руку за ними, но я её перехватила.
— Отдам, мне они не нужны. Но прежде ты скажешь, откуда они у тебя.
— Я ничего не обязана тебе объяснять, — огрызнулась сестра, рывком освобождая свою руку из моей.
Я крепко схватила ее за челюсть и, развернув, прижала спиной к стене, глядя в ее бирюзовые глаза. В этот момент в ее лице я впервые увидела страх, но в тот момент я даже не задумывалась о том, что действительно ее пугаю.
Ярость ослепляет.
— Думаешь, я тупая и ничего не понимаю? — прорычала я, до боли сжимая ее челюсть. — Думаешь, я не знаю, как можно в Тайланде заработать такие бабки, когда всего лет семь назад мы жили на улицах ебучей Англии?
Фрэнки молча смотрела на меня, поджав губы, а меня это злило ещё больше.
— Ты трахалась с ними, — выплюнула я, сжав ее лицо пальцами сильнее. — Потому что занимайся ты наркотиками, я бы об этом уже знала от своих. Но ебанный в рот, ты трахалась за деньги. И давай, скажи, что это было не так, ебучая милашка Фрэн, скажи мне, блять.
Фрэнки молчала.
— Скажи, — прошептала я уже с мольбой.
Но она ничего не ответила. Я ослабила хватку от осознания того, что она даже не пыталась отрицать правду, сказанную мной. В голове не укладывался тот факт, что сестра могла переступить такую черту и стать тем, кого мне приходилось видеть почти каждый день по «работе».
— Ебанный стыд, — прошептала я.
Искра.
— Да отъебись ты от меня, — Фрэнки вдруг оттолкнула меня. — Не лезь не в свое дело, Мириам, блять.
С этими словами она ловко выхватила из-за моей спины свои деньги, и резко развернувшись, исчезла за дверным косяком. Я тупо смотрела прямо перед собой, не в силах пошевелиться.
Когда я услышала хлопок входной двери, то вздрогнула. Тесная квартирка, в которой мы жили, стала вдруг неуютной и пустой.
Закрыв глаза, я почувствовала легкую дрожь и сползла на корточки. Осознание никак не входило в привычную реальность, которую мне пришлось принять.
И именно с этой больной и старой иллюзии начался новый день.
Что делать, когда враждебно настроенные мужчины приперли тебя к стенке и жаждут потешить уязвленное самолюбие?
Быть спокойным, как удав, их это взбесит ещё больше.
Вот и у моего старого приятеля Иво явно чесалось между ног, раз он ради продутой двадцатки в покер решил вздернуть меня за углом. Я с самым заинтересованным на свете лицом стояла и слушала все его претензии. Интересно было, пиздец.
— Я что-то не понял, Янг, — почесав бровь безымянным пальцем, с угрозой проговорил Иво. — Ты не врубаешься, что я тебя и ебнуть могу?
— Ну и зачем тебе это надо? — спросила я. — Ты настолько расстроен, что готов за вшивую двадцатку меня пришить?
— Почему бы нет? — улыбнулся он, щурясь. — Я могу это сделать, и мне никто не помешает.
— А я и не знала, что ты такой ранимый, — легко улыбнулась и я.
— Ты и в самом деле тупая, как говорит Ваас, — взгляд этого мужчины стал стальным и холодным. — Ты слишком много пиздишь.
— Зато не ною о потерянных деньгах, — сказала я, опустив взгляд вниз.
Моя чуйка меня не подвела, и нечто, блеснувшее на солнце, оказалось не пряжкой ремня, а лезвием ножа, которое разрезало воздух всего в паре сантиметров от моего бока. Я увернулась, отпрянув на пару шагов, но Иво не медлил, и следующий молниеносный выпад мог подарить мне второй рот на шее.
Мужчина улыбается.
— Ну что, Янг, не пиздится тебе? Не весело?
— Смотрю на твои обиженные потуги потешить самолюбие, — сказала я. — Тебя же в карты обыграла девчонка.
Он вновь резанул прямо над моим ухом, и не увернись я, то моей голове не сдобровать. Я оценивала его движения и все больше свыкалась с мыслью, что одолеть его не составит труда, он уже начал уставать. Но и я не железная.
Замах — первые капли крови. Это выбило меня из колеи и я, схватившись за руку, чуть не попала под следующий смертельный удар. Второй удар, третий, четвертый, и на пятый, когда он открылся, я делаю поворот вокруг себя, ловко подцепляю его ногу, на которую он опирается, своей, и мгновение — он на земле. Я выхватываю собственный нож и всаживаю его глубоко в руку, пригвождая ее к горячему песку. Кровь брызнула мне в лицо, и я слышу вскрик, но я вырываю из ослабевшей руки его нож и мгновенно протыкаю его вторую руку, а после, хватаю за челюсть и приближаюсь лицом к его лицу.
— Еще раз тронешь меня, я сама прирежу тебя во сне, — прошептала я.
Я быстро отпрянула, поднявшись на ноги, и решила убраться отсюда, но меня остановили монотонные аплодисменты. Я повернула голову и увидела знакомого пирата, который, прислонившись плечом, отпускал долгие и ленивые хлопки. За ложечкой засосало, и весь мой пыл буквально испарился подобно воде в раскаленном воздухе.
Я узнала его, потому что именно к нему обращался Ваас, когда я впервые попала в лагерь.
— Бабы обычно предпочитают огнестрельные, потому что по умолчанию слабее мужчин, и сокращать дистанцию с ними не комильфо, — уныло поговорил мужчина по имени Джеймс. — Но баба, которая коцает ножом других, должна быть ебнутой на всю башку.
— Тебе-то что? — сощурившись, сказала я, игнорируя стоны прибитого Иво.
— Мне-то ничего, — ответил он. — Но ты реально думаешь, что без тебя некого латать в этом ебучем лагере?
— Он получил то, на что нарывался, — пожала я плечом, отведя взгляд.
Джеймс посмотрел на Иво, потом оценивающе на меня, а затем, оторвавшись от стены, подошел к стонущему мужчине, выдернул оба ножа и помог подняться. Я внимательно наблюдала за его действиями, а когда Иво поднялся, то наши взгляды пересеклись, и в мой затылок что-то ударило.
Это был взгляд человека, который вот-вот воткнет мне нож в глотку.
— Вы оба со мной, — спокойно сказал Джеймс, и оба направились прочь. Проводив их взглядами, я бесшумно направилась следом.
Каждый уголочек острова Рук непременно сопровождала пыль и грязь, и за все время пребывания здесь лишь два места были их лишены: кабинет Бога-всея-Рук-Хойта и санчасть, обитель Джеймса. Здесь я оказалась впервые в свой первый день, когда пленник пустил пулю в мое плечо. Тогда Джеймс извлек ее, не проронив при этом ни слова.