Сергей не стал возражать своему покровителю и смотрел в окно. Он вскоре задремал под монотонный рокот автомобиля. Командарм тоже начал дремать и только адъютант-водитель усердно крутил баранку, к вечеру нужно было вернуться в Ростов, как планировал Кулешов. Вскоре автомобиль выехал на широкий шлях, и водитель прибавил скорости, а через полчаса машину командарма остановил заградительный отряд. К автомобилю подошел красноармеец, вооруженный винтовкой и командир отряда с кобурой револьвера на поясе.
– Предъявите ваши документы! – потребовал командир заградительного отряда.
– А знаков отличия на петлицах тебе не достаточно? – резко спросил Петр Григорьевич, – я командарм 2-го ранга Кулешов!
– А я командир заградительного отряда Байков, – рапортовал он, – у меня приказ проверять документы у всех подряд, ни взирая на должности!
Кулешов вылез из автомобиля, его вид не предвещал ничего хорошего для дерзкого командира отряда. Тот стоял вразвалочку и курил папиросу, смачно затягиваясь и выпуская дым изо рта.
– Ты, как стоишь перед командармом, сопляк? – закричал на него в ярости Кулешов, – в штрафники захотел? Разболтались здесь в степи, самогонкой прёт за версту и салом жареным с луком…. Зажрались? Я вас, мать вашу всех сейчас под трибунал!
– Виноват, товарищ командарм! – вытянулся по струнке командир заградительного отряда, – не смею Вас задерживать!
– Но тебя это не спасет от наказания, – уже более спокойно сказал Кулешов, – как только доберусь до штаба, жди приказа на экзекуцию…. Чёрт знает что творится, жируют здесь, как коты, да еще рожи умные корчат.
Сергей наблюдал за тем, как Кулешов отчитывал командира заградительного отряда и был горд, что едет в автомобиле такого важного военачальника и друга своего погибшего отца. Петр Григорьевич сел в автомобиль и громко хлопнул дверцей. Приказав адъютанту «Трогай!", вновь погрузился в дрему. Большую часть пути ехали без остановки, если не считать обеда. Петр Григорьевич приказал адъютанту остановиться у обочины и достать сухпайки, свой и адъютанта, которые тот хранил в полевой сумке. Сергей был очень удивлен вкуснятиной, входящей в паек. Здесь были две банки тушенки, сыр, копченая колбаса, которую парень помнил с детства, когда дядька Миша привозил ее из Морозовской, приезжая к матери в гости. Он уплетал еду за обе щеки, не стесняясь, а Кулешов с улыбкой посматривал на него и по-отечески подкладывал ему колбасу, нарезанную адъютантом.
…В Ростов въехали поздним вечером, когда густые сумерки окутали окрестности, Сергей крутил головой, выглядывая поочередно то в правое окно, то в противоположное. Он с удивлением рассматривал дома в несколько этажей, которых никогда в жизни не видел. Главная улица Ростова была освещена электрическими лампочками, и это придавало городу торжественный облик. Сергей впервые видел ночное освещение и поражался городской красоте и чистоте. Мощеные природным булыжником тротуары и проезжая часть отличались от грязных и пыльных хуторских улиц, как свинья от ежа. Здесь же изредка встречались другие автомобили, движущиеся навстречу, и водитель-адъютант сигналил им клаксоном, что являлось никем не прописанным приветствием автомобилистов. Встретил на дороге железного собрата – жми на клаксон!
Квартира командарма поражала своей роскошью, дорогая мебель и домашняя кухня с красивой посудой могли впечатлить любого горожанина, не говоря уже о хуторском парне. Сергей испуганно озирался и когда Кулешов представил свою жену Елизавету Петровну, не сразу ответил на ее приветствие. Это была молодая по сравнению с командармом женщина, высокого роста, под стать мужу и с красивой прической на голове. Ее домашнее платье выглядело шикарным и походило, скорее всего, на выходное вечернее. В большой гостиной комнате стоял радиоприемник, и из его динамика лилась легкая музыка.
У командарма в квартире работала горничная, как и положено для высшего командного состава Красной Армии. Это была молодая, лет тридцати женщина Алена, которая принялась суетиться на кухне, чтобы приготовить ужин. Через некоторое время она доложила хозяйке, что все готово и ушла до следующего утра домой. Стол был накрыт в гостиной, где Сергей робко сидел в кресле и слушал радиоприемник. Он с удивлением рассматривал дорогую мебель, картины, висящие на стене, и сам радиоприемник – странную дубовую шкатулку и тарелку, стоящую на тумбочке, из которой звучала музыка. Запах вкусных блюд на столе щекотал обоняние и вызывал зверский аппетит.
– Садись Сережа, ужинать будем! – пригласил за стол Петр Григорьевич, – наверное, кушать давно хочешь….
– Но сначала нужно вымыть руки, – напомнила Елизавета Петровна, – пройди в ванную комнату и увидишь там кран и полотенце.
– У нас своих детей нет, – улыбаясь, комментировал требование Елизаветы Петр Григорьевич, – поэтому моя жена любит повоспитывать чужих…. Так что подчиняйся!
Сергей направился в ванную, где долго пытался открыть воду, кран для него был в диковинку. Когда все-таки получилось это сделать, он умылся, вымыл руки, обтерся полотенцем, висящим у зеркала, и вернулся в гостиную. Петр Григорьевич уже сидел за столом и разливал коньяк по рюмкам, Сергей заметил, что ему тоже налито спиртное. Он уже не раз пробовал в хуторе выпивку, но то был самогон, иногда домашнее вино, а вот коньяка, да еще из красивой бутылки он не пил ни разу. Хозяин поднял свою рюмку и, чокнувшись с женой и Сергеем выпил. За ним последовали Елизавета и гость.
Коньяк показался Сергею крепким, сразу в области желудка запекло приятным теплом, и он принялся за обильную закуску. Блюда были очень изысканными, чувствовалось старание опытного повара, знающего толк в приготовлении мяса и рыбы. Особенно вкусен был жареный судак и отбивные с гарниром из гречневой крупы. Выпили еще по одной рюмке коньяка и Сергей ощутил, как хмель ударила ему в голову. Это было приятное ощущение, когда жизнь становиться прекрасной и все вокруг кажутся близкими друзьями. Елизавета Петровна не стала пить вторую рюмку и, извинившись, удалилась в другую комнату.
– Завтра я лично отвезу тебя в полк, – начал разговор Петр Григорьевич, – поручу командиру, чтобы к тебе отнеслись, как к моему родственнику.
– Спасибо! – благодарил захмелевший Сергей, – я никогда не забуду Вашу доброту!
– Подожди, не благодари, – многозначительно сказал Кулешов, – армия, это, прежде всего дисциплина и настойчивость в обучении боевому искусству, придется много стараться и быть исполнительным красноармейцем. Конечно, поблажки будут для тебя…, но и ты должен быть прилежным и выполнять мои личные задания….
– Я все выполню, что прикажите! – горячо сказал захмелевший Сергей, – я за Вас жизнь отдам….
– Жизнь не надо отдавать, – поучительно молвил Петр Григорьевич, – она тебе самому пригодиться, а что касается моих поручений, они будут не сложными. После присяги, я порекомендую тебя в адъютанты начальника дивизии, а раз в неделю буду приезжать, и забирать тебя на день к себе. Ты будешь рассказывать мне все, что происходит в дивизии, о чем начдив говорит с комиссаром и прочие мелочи…. Сейчас ты мне должен сказать, готов к этому или нет?
– Готов, Петр Григорьевич! – эйфорически заявил Сергей, – я выполню все, что Вы пожелаете!
– Ну, вот и чудесно! – произнес командарм, – а сейчас давай выпьем еще по одной и спать! Завтра рано вставать, да и тебе нужно привыкать к подъему в шесть утра.
Петр Григорьевич налил еще по стопке коньяка и, чокнувшись, оба выпили. Закусив шоколадкой, командарм направился спать. Сергею постелили в отдельной комнате, которую Елизавета Петровна называла «гостевой спальней». Сергей посчитал комнаты в квартире, их оказалось шесть, без учета кухни, ванной и туалета. Перед сном он пошел мыть ноги и долго думал, стоя в туалете, как работает унитаз, которого он никогда не видел. Поразмыслив над этим некоторое время, понял, что нужно делать и довольный своим открытием, оправился и помылся в ванной. Для хуторского парня эти гигиенические процедуры были настолько мудреными и долгими по времени, что он мысленно пожалел всех городских жителей. Сменив белье на свежее, которое мать положила ему в дорогу, Сергей ушел в спальню и быстро уснул.
А утром рано, даже не позавтракав, Петр Григорьевич и Сергей выехали в расположение полка. От дома, где была квартира Кулешова, пересекли весь город, затем по мосту через Дон направились в сторону Батайска. «Вот он какой, Дон-батюшка, – думал Сергей никогда не видевший главной реки своего края – широкий и, наверное, глубокий» А спустя час Петр Григорьевич представил командиру полка своего родственника Сергея. Краском был мужчиной сорока лет, невысокого роста в шинели и в фуражке со звездой. Он стоял навытяжку перед командармом и за каждым словом его, как попугай произносил «есть».
– И учтите, что он солдат, но также мой племянник! – приказал на прощанье Петр Григорьевич, – а это значит, он должен выполнять все, что положено каждому красноармейцу, но без лишнего энтузиазма твоих командиров.
Петр Григорьевич уехал в Ростов, а для Сергея с этого дня начались армейские будни, каждый день теоретические занятия и строевая подготовка. В казарме, куда поселили парня, молодые солдаты шептались за его спиной, называя «командармовским сынком», но открыто никто не высказывал своего презрения. Кормежка была нормальная по сравнению с питанием впроголодь в далеком колхозе Кузнецовском. Каша, которой кормили солдат, Сергею нравилась, и он всегда съедал свою порцию без остатка.
– Смотрите-ка, – шептались молодые красноармейцы, – командармовский родственник кашу жрет за обе щеки. Неужели он дома тоже солдатской кашей питается? Видно привык он к ней, уплетает и деликатесов не просит….
Сергей часто слышал эти завистливые шепотки и не обращал на них внимания, командиры относились к нему с явным снисхождением и опаской. Это нравилось Сергею, и он чувствовал силу покровительства командарма. Но старался учиться прилежно, без запинки отвечая на вопросы по курсу молодого бойца, упорно учил Устав и текст присяги, на практических занятиях усердно тренировался в освоении винтовки и приемов штыкового боя.
Петр Григорьевич, как и обещал, приехал в полк в субботу вечером, зашел в штаб, поговорил о чем-то с краскомом полка и его адъютант лично пригласил Сергея из казармы.
– Рядовой Дементьев по вашему приказанию прибыл! – отчеканил Сергей, войдя в штаб и вытянувшись по стойке смирно.
– Здравствуй, племяш! – приветствовал его Петр Григорьевич, – вижу, что форму доклада ты уже выучил.
– Так точно, товарищ командарм 2-го ранга! – отчеканил Сергей.
– Оформите ему увольнительную, – обратился командарм к краскому полка, – я забираю его на воскресенье домой!
До Ростова ехали молча, Сергей не решался первым начать разговор, а Петр Григорьевич о чем-то сосредоточенно думал. Парень предвкушал вкусный ужин и предстоящую выпивку, и от этого поднималось его настроение и жизненный тонус. Он помнил, как после выпитого коньяка по всему телу растекается приятная истома, не подозревая, что так появляется пагубная зависимость от алкоголя. Елизавета Петровна встретила мужа и гостя ужином, приготовленным домработницей и после первой рюмки коньяка, как в прошлый раз, покинула застолье.
– Ну, расскажи мне Сережа, – попросил Кулешов, когда они остались одни за столом,– о чем говорят красноармейцы, что обсуждают между собой?
– Да, разное болтают, – отвечал Сергей, не понимая, что хочет услышать его опекун.
– Это не ответ, – возразил Петр Григорьевич, – ты должен слушать и рассказывать мне все, о чем говорят красноармейцы в неслужебной обстановке. Меня в первую очередь интересует информация политического характера. Довольны ли красноармейцы советской властью? Как они относятся к товарищу Сталину, к своим командирам и политработникам? Понимаешь, о чем я?
– Понимаю, товарищ командарм 2-го ранга, – отчеканил Сергей.
– Отставь это, мы же дома, – возразил Петр Григорьевич, – это там, на плацу будешь рапортовать, как положено!
– Я понял, Петр Григорьевич, – перешел на тон доверительной беседы Сергей, – в неслужебной обстановке красноармейцы ведут разговоры о жратве, о женщинах, обсуждают и хвастают своими любовными похождениями, о товарище Сталине ни слова. Краскома полка не любят за его высокомерие, младший командный состав за придирчивость….
– Понятно! – отметил командарм, – мне для чего все это нужно, Сергей? Сейчас вкратце объясню! Я хорошо знаком с Буденным, мы друзья с ним. Я созваниваюсь с Семеном Михайловичем еженедельно по телефону, а он является близким соратником товарища Сталина. Наш вождь и учитель имеет сведения о том, что кулуарно готовиться заговор с целью снятия его с поста генерального секретаря нашей партии. Товарищ Сталин очень обеспокоен этим, потому что в такой ответственный исторический момент, когда партия проводит индустриализацию и сплошную коллективизацию, преступно менять чего-либо в руководстве страной. Нужна политическая стабильность, чтобы закончить первую пятилетку, принять второй план развития страны и неуклонно двигаться к построению социализма. Но враги не дремлют, пытаются отодвинуть товарища Сталина от руководства и придумывают всякие преступные планы. Товарищ Буденный попросил меня постоянно «держать ухо востро», чтобы вовремя разоблачить преступные замыслы в вооруженных силах. Враги народа хотят использовать поддержку армии для осуществления вредительских целей. Именно поэтому я своим приказом порекомендую тебя после присяги в адъютанты начальника 86-й Стрелковой дивизии Северокавказского военного округа.
Сергей внимательно слушал Петра Григорьевича и был горд, что ему доверяет сам командарм и ориентирует на выполнение важных государственных задач. От выпитого коньяка и понимания своей значимости его одолевала гордость за себя, вчерашнего хуторского парня, а сегодня – защитника вождя и учителя товарища Сталина.
– Передайте товарищу Сталину, – клялся Сергей после третьей рюмки, – что я, не задумываясь, отдам свою жизнь в борьбе с его врагами, кто бы они ни были! Да здравствует товарищ Сталин! Смерть врагам народа!
– Молодец! – похвалили его Петр Григорьевич, почему-то иронично улыбнувшись, – я знал, что сын погибшего боевого друга, будет верно и самозабвенно служить делу нашей партии!
…И парень служил честно и самозабвенно, когда стал адъютантом начдива Мещерякова, штаб которого дислоцировался там же – в Батайске. Начальник дивизии был мужчиной плотного телосложения и брил лысину, подражая легендарному Котовскому. Он не был в восторге от того, что командарм Кулешов «приставил к нему своего человека», но противостоять приказу не осмелился. Сергей скрупулезно запоминал все, о чем говорили Мещеряков с комиссаром дивизии Гордиенко и каждую неделю рассказывал об этом Петру Григорьевичу за рюмкой коньяка. Командарм теперь забирал его к себе домой еженедельно. Сергей незаметно пристрастился к алкоголю, но ничего вредного в этом не находил.
В конце прошлого года все чаще в разговорах начдива и комиссара звучала фамилия товарища Кирова и заместителя наркома по военным и морским делам Тухачевского. Сергей не знал, кто эти люди, он пересказывал дословно разговор, в котором упоминались эти фамилии. Петр Григорьевич резко оживился, услышав их, как-то особенно поблагодарил Сергея за ценную информацию. Когда в феврале этого года в Москве завершился XVII съезд ВКП(б), Петр Григорьевич велел домработнице накрыть праздничный стол в ближайшую субботу. Они с Сергеем в тот вечер изрядно выпили, и командарм разоткровенничался, проводив жену из-за стола.
– В этом есть доля и нашей с тобой работы, – говорил захмелевший командарм, – не поддержала армия оппозицию товарища Сталина, а их выдвиженец Киров, поэтому отказался от должности. …Так-то племяш! Секретари обкомов, входившие в оппозицию, надеялись на поддержку начдивов, дислоцированных в их областях воинских дивизий. Провели с ними беседы, но не получили поддержки, потому что ГПУ заранее предупредило комсостав перед съездом, что будет рассматривать их вмешательство в политику, как измену Родине. …Он не дурак этот Киров, знает, что если армия не поддерживает его в принципе, то не хрен и рыпаться, все равно скинут! Да и оппозиция эта струхнула сразу, наложила в штаны и теперь начинает проситься у товарища Сталина, чтобы пожалел…. Так мне Семен Михайлович Будённый рассказывал по телефону, понимаешь, Сергей?