<p>
–А хочешь, позвоню куму, протопит для нас баню?</p>
<p>
Серега все мотал головой и показывал на часы: пора возвращаться в город.</p>
<p>
И все же отказать гостеприимному хозяину в короткой прогулке на местную гору («Второе место по высоте в Латвии занимает!») он не мог. Андрис ему все больше нравился. Да и любопытно, что там за гора? В Цесис люди едут зимой с лыжами, в Сигулду. Ну, поглядим на твои местные Альпы.</p>
<p>
Утро выдалось зябким и серым, настоящим балтийским. Сразу за лесом открывался вид на гору. Второе или какое там место она занимает – трудно было сказать. С виду так себе, холм. Восхождение не представлялось утомительным. Однако мужчины не без труда взобрались на вершину по размокшему от таявшего снега склону. Серега чуть было не поскользнулся и уже стал сожалеть, что согласился на бестолковую экскурсию. Эка невидаль – он в Татрах не один раз бывал! Но… Он оглянулся вокруг. От увиденной картины у Сереги захватило дух. Под ними простирались бесконечные леса, над всей округой стояла сумрачная дымка. Верхушки деревьев начали робко прошивать лучи восходящего солнца. Как поэтично, черт возьми! А тут еще Андрис в распахнутом пальто встал с распростертыми руками, ноги на ширине плеч, и что-то быстро заговорил. Из всех сказанных слов Серега разобрал только одно: «Латвия».</p>
<p>
Андрис повернулся:</p>
<p>
–Давай выпьем.</p>
<p>
Из кармана широкого пальто он ловко извлек недопитую ночью бутылку водки. Сделал один глоток, другой и стал рассказывать, как на этой горе прошло его детство. Эх, как весело было пацанам! Серега не все понимал, но понял главное: его новому приятелю надо было выговориться, поделиться чем-то своим личным, сокровенным в это сентиментальное мартовское утро.</p>
<p>
- Я в школе чемпионом был по плаванию. Физкультуру больше всего любил… А сейчас на спортзал времени не хватает.</p>
<p>
- А я за область в футбол играл. Помнишь, «Кожаный мяч» проводили, первенство для школьников?</p>
<p>
- Да-да, припоминаю… Еще я гордился, что у меня единственного во дворе был крутой велик. Отец подарил на день рождения. Знаешь, как он меня любит!</p>
<p>
Они устроились на сырых пеньках. На Серегу тоже нахлынули воспоминания. Он вспомнил о своей родине, большом волжском городе, который за свою недолгую историю несколько раз менял название. Как в том анекдоте: «Пенсии нет, бабка, потому что сама виновата. Жила бы в одном городе, а не моталась по свету…» Он вспомнил бескрайние степи, которые начинались сразу за городом. Там, в степях, до самого горизонта не увидишь ни одного деревца. Зато как красиво бывает ближе к лету, когда степь зацветет и заблагоухает, и оживет.</p>
<p>
Обо всем этом русский рассказал латышу.</p>
<p>
–Здесь, на этой горе, Андрис, твоя Латвия, – говорил Серега. – Здесь твой хутор, твои родные, твои корни. В Риге тоже Латвия, только не совсем, не совсем твоя. Я тебя понимаю…</p>
<p>
Захотелось человеку плюнуть на все, слиться с природой, с этой красотищей, подышать полной грудью родным воздухом. Пусть на часок-другой, хоть на немного, но вернуться в детство.</p>
<p>
При спуске с горы Андрис, на нетвердых ногах, со всей пьяной дури, ринулся вниз. Не удержавшись, повалился в снег. Поднялся, снова рванул вперед, нелепо размахивая руками и крича:</p>
<p>
–Йо-хай-ды! Как хорошо! Как хорошо!</p>
<p>
Он падал на снег и вставал, падал и вставал. В разные стороны разлетались его руки, полы вымазанного пальто, а очки в дорогой стильной оправе просто чудом не разбились.</p>
<p>
Поднявшись и стряхнув с себя снег, Андрис широко улыбнулся и, откинув назад голову, прикрыл глаза. Кто знает, может, в тот момент он вспоминал, как в детстве скатывался на санях с этой горы, второй по высоте во всей Латвии.</p>
<p>
Вернувшись в дом, мужчины привели себя в порядок. Андрис вдруг тоже стал собираться в дорогу:</p>
<p>
–Я еду с тобой!</p>
<p>
Лишних вопросов Серега уже не задавал. Едем так едем. Кажется, он начал понимать, почему человек срывается с места, выматывает себя без сна, швыряет на ветер деньги на, казалось бы, бесцельную дорогу, тратит время… Наверное, не всегда надо быть рациональным и правильным.</p>
<p>
Весь обратный путь они молчали, каждый по-своему переживая эти два часа на хуторе под Алуксне.</p>
<p>
Усталость сменилась у Сереги новыми ощущениями, не такими безрадостными, как еще вчера. Нет, этот «горец» Андрис ему определенно нравился. С таким бы он мог дружить. И вообще все не так уж и плохо, не так уж плохо…</p>
<p>
</p>
<p align="right">
2009 г.</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
Двадцать пять и пять</p>
<p>
</p>
<p>
Два письма в Антверпенскую тюрьму по улице Begijnenstraat 42</p>
<p>
</p>
<p>
«В окружном суде Антверпена вынесен приговор двум подсудимым по делу о нападении на ювелирный магазин семьи Лейбовиц на улице Lange Herentalsestraat в районе «Бриллиантового квартала».</p>
<p>
(из бельгийских газет)</p>
<p>
</p>
<p>
Письмо первое</p>
<p>
Благочестивый сын мой!</p>
<p>
Настал тот черный день, когда я узнал о решении этого продажного суда. Узнал, что тебе вынесли несправедливый и суровый приговор. Я никогда не верил в здешнее правосудие, а сейчас еще больше убедился в его продажности.</p>
<p>
За что же Аллах покарал меня и всю нашу семью?! За что?! Но то был первый душевный порыв, неосознанный, за что мне потом стало стыдно.</p>
<p>
Поразмыслив, я понял, что Аллах даровал мне истинное счастье. Мой благочестивый сын принес себя в жертву во имя ислама, за наше правое дело. Ты решился на то, на что не каждый правоверный может решиться в этой стране. И пусть это логово Сатаны так и не удалось тебе уничтожить, ты, сын мой, показал пример остальным мусульманам. Нашей молодежи. Не получилось у тебя и двух твоих товарищей – да упокой, Аллах, их души! – получится у других. Карфаген должен быть разрушен!</p>
<p>
Столетиями евреи служат Золотому тельцу на этой земле. Они давно разучились делать свое дело. Ювелирные шедевры создают теперь мастера разных национальностей, которых евреи нанимают. Они заняты только одним – обогащением. Нечестным путем достают через контрабандистов алмазы, которые обрабатывают наемные мастера, а потом наши извечные враги продают эти украшения в своих лавках.</p>
<p>
Знаешь, сын мой, когда все это случилось, я преодолел свою брезгливость, преодолел самого себя и отправился на эту злосчастную улицу в Антверпене. Меня даже под конвоем всей бельгийской полиции не затащишь в этот сатанинский квартал. А тут сам решился... Пошел твоим маршрутом, чтобы воспроизвести мысленно, как все это происходило. Я представил, как вы второем - ты, Али и Сабах - появились в этом квартале. Как вы с презрением, достойным гордых последователей пророка Магомета, разглядывали витрины с кольцами, браслетами, сережками, колье... А внутри этих магазинов стояли за прилавками люди из этого презренного племени. Недоумки-европейцы приютили их у себя давным-давно. Но нас не проведешь, мы-то знаем их сущность – они жизнь положат во имя Золотого тельца. И мы пришли в этот мир с одной миссией – искоренять сионистскую гадину как на нашей священной земле, так и по всему миру.</p>
<p>
Бельгийцы мне не раз говорили: «За что вы так ненавидите евреев?» А за что их любить? Разве они любят и уважают нас?! Мы им платим, сын мой, той же монетой…</p>
<p>
Они всегда твердят, что евреи - люди Божьи на земле. Господь повелел всем народам служить нам. Господь рассеял нас по всей планете, чтобы мы контролировали весь мир. Мы должны выдавать своих дочерей замуж за королей, вельмож и министров разных земель. Нам следует притеснять иноверцев, чинить меж ними распри, чтобы они воевали друг с другом. Все неевреи созданы Богом, чтобы служить еврею, ибо ради евреев Господь создал эту землю…</p>
<p>
Им, богоизбранным, всегда вбивали в голову, что они высшая раса. А на самом деле они давно стали заразой на теле человечества.</p>
<p>
Вот как они воспитывают своих сыновей и дочерей. Вот за что их ненавидит весь мир. И мы, последователи ислама, в первую очередь.</p>
<p>
Я представил себе, как вы втроем вытаскиваете из сумки автоматы и начинаете Большую зачистку от скверны этого проклятого Аллахом квартала. Вот Али с Сабахом – да упокоятся их души! – поливают свинцом неверных. От их пуль падают те, что за прилавками, и те, что разглядывают товар, прицениваются. Продавцы и покупатели. И ты, сын мой, ты тоже вел себя геройски! Ты не жалел никого! Я бы очень хотел в тот миг быть рядом с тобой.</p>
<p>
Через 25 лет, когда ты покинешь застенки и выйдешь на свободу, ты окажешься в совсем другом мире. Мы вряд ли с тобой уже встретимся – все же возраст у твоего отца, сам знаешь, преклонный, и болезни дают знать. Но ты окажешься в совсем другой стране. Европа окончательно станет нашей...</p>
<p>
Бельгийцы, немцы, французы, шведы… вырождаются. Мужчины женятся на мужчинах, а женщины создают семьи с женщинами. Они больше не способны заниматься самовоспроизводством. Они берут на воспитание чужих детей, чтобы создать иллюзию семейного существования. Их мораль, призывающая к свободе без границ, к преступной вседозволенности, разрушает их христианскую цивилизацию. А вслед за европейцами исчезнут и те, кого они всячески защищают, - сионисты, наши злейшие враги.</p>
<p>
Это враги арабов, враги ислама, правоверных, враги человечества в целом, ибо это племя порочно и опасно. Грабители незаконно присвоили себе земли арабов в Палестине. Что нацист, что сионист. Еврейские банды всегда вели расистские войны и этнические чистки против невинных палестинцев. Они всегда уничтожали наших стариков, женщин и детей.</p>
<p>
Что нам оставалось делать? Только объявить им джихад. И я горжусь тобой, благочестивый сын мой, что ты стал Воином ислама. Джихад требует от верующего быть готовым пожертвовать жизнью. Арабская молодежь стала на путь священной войны против врагов ислама. И мученическая смерть - истинная награда для джихадиста, ибо он приносит свою жизнь на алтарь веры в Аллаха. О, как сладостна подобная смерть!</p>
<p>
Мы будем вести джихад до тех пор, пока враг не освободит наши земли, пока наша честь не будет восстановлена. Ислам возобладает над всеми другими религиями по воле Аллаха и покорит их силой воинов джихада.</p>
<p>
Я воспитывал тебя, мой благочестивый сын, как полагается правоверному. Первыми словами, которые слышит арабский ребенок, стали слова "джихад" и "неверный". И слова эти не сходят с его уст... Арабский ребенок растет, и любовь к джихаду кипит у него в жилах и наполняет величайшим смыслом все его существо... Ничто в его глазах не может сравниться с участием в священной войне. И ничто не может сравниться в его глазах по своему величию со зрелищем мертвого врага, поверженного и распростертого на земле...</p>
<p>
</p>
<p>
Письмо второе</p>
<p>
Исаак, мальчик мой дорогой!</p>