<p>
- Где Серож не пройдет – его автоген пройдет!</p>
<p>
Наверное, в этой странной формулировке таилась вся жизненная философия Серожа. Мол, преодолею любое препятствие, на моем пути не должен стоять никто и ничто. Бесполезно.</p>
<p>
Про автоген он не зря упоминал. Серожа на заводе называли сварщиком от Бога. Он не боялся струи огня, накаливания высокой температуры - с металлом вообще был «на ты». Как писала заводская многотиражка, Серож обладал «привычкой к металлу». Сколько труб на заводе он сварил, сколько планов и соцобязательств выполнил и перевыполнил! Слов нет, работу свою он знал и любил. С газосварочным агрегатом и с небрежной улыбкой на лице проходил он по заводским цехам, тянул за собой на тележке два баллона - синий и белый, с кислородом и ацетиленом. Сварщик направлялся туда, где срочно требовался его огненный талант.</p>
<p>
За золотые руки на заводе терпели этого невыносимого сквернослова и пьяницу.</p>
<p>
Впрочем, пил Серож только по выходным. Суббота начиналась у него, как подобает настоящему мужчине Арменикенда, с хаша (наваристое блюдо – прим. автора). </p>
<p>
Хаш готовил Серож самолично. И на базаре сам выбирал говяжьи ножки. Он давно страдал от бессонницы, поэтому в ночь с пятницы на субботу сидел на кухне у плиты, помешивал половником булькающее на малом огне жирное варево в большой эмалированной кастрюле и курил. Думал о чем-то своем.</p>
<p>
Компания собиралась постоянная, соседская: заводской бухгалтер Мартиросов, братья Робик и Эдик, дядя Армаис. Иногда с Завокзальной приезжал свояк Славик.</p>
<p>
Жена Кнарик накрывала на стол – помидоры, огурцы, зелень, сыр брынза, чурек…</p>
<p>
Хашная компания ограничивалась, как правило, двумя бутылками водки. Пили не спеша, культурно, нахваливая Серожа за его кулинарные способности. Ближе к полудню все расходились по домам. Серож ложился перед телевизором на диван, чтобы немного вздремнуть. А вечером он извещал весь двор, что бодр и дееспособен:</p>
<p>
- Где Серож не пройдет – его автоген пройдет!</p>
<p>
</p>
<p align="center">
2</p>
<p>
</p>
<p>
Похмелиться надо было позарез. Но вот где достать деньги? Кнарик молчала, как партизанка на допросе в гестапо. Дочки спали. Да они вообще не знали про семейный загашник. Нужно было срочно у кого-то занять.</p>
<p>
Однако в такую рань к соседям идти не хотелось. И вообще двор был пуст. Серож в нерешительности стоял возле подъезда. Побрел к беседке – никого. Почесал затылок и обреченно вздохнул. Но вот из его парадного вышел лысый мужчина в очках.</p>
<p>
- Ты кто? - остановил его сварщик.</p>
<p>
- Доброе утро! Я тут живу, Сергей, сосед ваш. Шпигельман Борис Соломонович.</p>
<p>
- Слушай, Шпильман, дай пятерку до получки… Как брата прошу! </p>
<p>
- Вы же знаете, Сергей, как я вас уважаю. Но не могу…</p>
<p>
Борис Соломонович и по выходным вставал рано, чтобы успеть купить в киоске «За рубежом»» и журнал «Здоровье», которые регулярно читал много лет.</p>
<p>
- Ладно, гони трояк – и свободен. На следующей неделе верну… Где Серож не пройдет – его автоген пройдет!</p>
<p>
Последний аргумент для Бориса Соломоновича показался угрожающе убедительным. Да и от пьющего соседа иначе не отделаешься.</p>
<p>
В гастрономе на углу Абдул, продавец и завмаг в одном лице, отпускал товар в долг. И все заводские аккуратно расплачивались после получки или аванса. Серож в том числе.</p>
<p>
- Сергей, дорогой, не обижайся, да. Ты только вчера взял два бутылка «Столичный» в долг. Вот, смотри, да…</p>
<p>
Абдул протянул общую тетрадку.</p>
<p>
- Ну и что! Имею права еще выпить!</p>
<p>
- Серож-джан, два бутылка по 4, 12. Сколько будет? 8 рублей 24 копейка будет, да, - пухлые пальцы продавца прошлись по костяшкам счет.</p>
<p>
- На, на, подавись. Долг тебе принес, - Серож выложил на прилавок давешний шпигельмановский трояк. – А теперь один «агдамицин» дай. Срочно! И запиши в свой бухучет-тетрадь…</p>
<p>
В молодости Серож отсидел за хулиганку. Напоминанием о тех бурно-романтичных годах его жизни была наколка на впалой волосатой груди – белокурая красотка ослепительно улыбалась, кокетливо прикрыв левый глаз. «Со своей мандавошкой в гробу лежать будет», - сурово оценила Кнарик картину на теле мужа. Но это еще не все. На одной руке, выше локтя, была растиражированная наколка блатных пессимистов: «Нет в жизни счастья», а на другой – «Не забуду Майкоп лета 1970». К первой наколке, учитывая непростую судьбу Серожа, вопросов не было. А вот чем ознаменовался в его биографии летний город Майкоп, так и оставалось загадкой. Сначала ревнивая Кнарик ругала его за любовницу, которая там, в Адыгее, ждет Серожа. Потом он поклялся, что в Майкопе никогда не бывал. Он вообще дальше Шиховского пляжа из Баку никуда не выезжал. И срок мотал почти дома, в Баиловской тюрьме. А почему такую наколку сделали на правой руке, он вообще не помнил. Пьян был, когда в камере «один фуцин» наколку делал. Когда про текст спросили, Серож неожиданно выдал про лето в Майкопе. Вот такое в голову взбрело.</p>
<p>
Когда настроение становилось особенно паршивым, Серож затягивал блатную песню, под которую в Арменикенде женились, отмечали дни рождения, а одного вора в законе то ли отпевали под нее, то ли на поминках пели под аккордеон и кларнет:</p>
<p align="center">
</p>
<p align="center">
«Ночью я родился под забором,
Черти окрестили меня вором,
Мать родная назвала Романом,
И с тех пор я шарю по карманам.
Когда меня матушка рожала,
Вся кругом милиция дрожала,
А врачи ей говорили хором:
«Этот парень точно будет вором».</p>
<p align="center">
</p>
<p align="center">
Я в Батуми воровал немало,</p>
<p align="center">
А в Тбилиси посадили гады,</p>
<p align="center">
И теперь пишу тебе, родная,</p>
<p align="center">
Вай, мама-джан!</p>
<p align="center">
Вот какая доля воровская».</p>
<p>
</p>
<p>
Бутылку дешевого портвейна «Агдам» Серож приговорил из горла прямо на ходу, по дороге от магазина до дома.</p>
<p>
После выпитого на душе газосварщика стало легче. И новая песня полилась сама собой…</p>
<p>
</p>
<p align="center">
3</p>
<p>
</p>
<p>
Кнарик во дворе все жалели. Но соседи, будучи трезвыми реалистами, понимали: тесную «двушку» Серожа и Кнарик не разменяешь. А выставлять на улицу пьяницу, хоть порой и убить его не мешало, нельзя. Кто будет Кнарик и троих детей кормить, Стеллу, Венеру и Анжелу, кто?</p>
<p>
- Ой, Кнарка, замучаешься ты со своим баламутом, - по-бабьи сочувственно вздыхала соседка Варвара Петровна. – Я их, алкашей, хорошо знаю…</p>
<p>
Варвара Петровна работала на заводе кадровиком. Не одного пришлось за пьянку уволить. А этот Серож, паразит, в ударниках социалистического труда, прости Господи, ходил. Русский Иван уйдет в запой – не остановишь. А этот сварщик на работе – ни-ни, ни грамма. Зато на выходные вдоволь напивался и измывался над своей семьей. Хоть на 15 суток гада сажай. По-другому он не понимал.</p>
<p>
Кнарик оставалось только проклинать мужа, провоцируя его, и терпеть. А он, когда выпивал, то скандал устраивал. И все посреди двора, ему публика нужна была. Выходил из парадного и начинал выдавать. Про Кнарик, севшую ему на шею, про ненасытность женщин вообще.</p>
<p>
- Это не жена – хаясыстка (скандалистка – прим. автора). Только орать умеет. Зырт (шиш – прим. автора) тебе, а не квартальная премия! – Серож поворачивался в сторону своего окна и показывал кукиш. - Жировку (квитанция из домоуправления – прим. автора) принесли – Серож за квартиру плати. Дочкам кримплен нужно – Серож, деньги давай. А я что, печатный станок Госбанка?! У меня дашбаш (халтура – прим. автора) нет, я не взяточник какой-нибудь. Серож - рабочий человек!</p>
<p>
Сварщик делал паузу. Потом вновь поворачивался к своему окну.</p>
<p>
- Я тебе не фармазон какой-то! Сама такая пинтишка (грязнуля – прим. автора), дома бардак, про веник вообще забыла… Готовить не умеет… Зачем я вообще женился на этой дуре?! Ничего, ничего… Сейчас чарыхи (обувь – прим. автора) надену, «Макнамара» надену и пойду на Торговую чувих клеить. Это голодушникам районским и чушкам девушки не дают. Серожу дадут, - ухмыльнулся оратор, явно довольный собой.</p>
<p>
- Серож, дети кругом, как тебе не стыдно!</p>
<p>
- Пусть будет стыдно их педагогам, что таких дебилов учат.</p>
<p>
Дети во дворе смеялись от души. Особенно мальчишки. Дочки Стелла, Венера и Анжела стыдливо опускали головы…</p>
<p>
К слову сказать, никаких стильных чарых у Серожа не было, как и фирменных очков «Макнамара». Одевался Серож своеобразно. Можно сказать, что гардероб у него отсутствовал. На наряды для дочек и даже для жены он денег не жалел. Кнарик вечно у спекулянтов модные вещи доставала. То кримпленовую кофточку, то духи польские, то югославские туфли на каблуках… Мужа лишь однажды попыталась приодеть, но он такой скандал устроил:</p>
<p>
- Ай, ахчи (обращение к женщине – прим. автора), Серож, что тебе, стиляга?!</p>
<p>
Никакой мужской одежды, кроме заводской спецовки, в доме не водилось. На работу он в ней ходил. В холодную погоду сверху ватник надевал, в котором из Баиловской тюрьмы вернулся. Ватник берег, как семейную реликвию, в память о своей драматической судьбе. А дома газосварщик ходил в пижамных штанах в голубую полоску и застиранной белой майке без рукавов. В этом одеянии (плюс ватник осенью и зимой) он появлялся на людях. И лишь однажды, на собственной свадьбе, Серож облачился, по настоянию Кнарик, в костюм, который одолжил ему сосед Мартиросов.</p>
<p>
Серож выходил из дома и направлялся к беседке, где по вечерам собирались мастера и любители настольных игр - нардисты, шахматисты и доминошники. Играли там только «на интерес». Серож предпочитал нарды. Когда выигрывал, что случалось крайне редко, возвращался домой и пил за победу водку. Когда проигрывал – тоже пил. Теперь уже дешевый портвейн «Далляр».</p>
<p>
В беседке Серожа недолюбливали. Играл он неважно, а шуму от него было много. Особенно задумчивым шахматистам он мешал.</p>
<p>
- Еще тот фраер не родился, который у Серожа марс выиграет! – приговаривал он, бросая зары.</p>