- Ты дока, - уважительно произнес Ласло, - Какую цепочку выстроил! Так уговорил я вас? Гофмаршал - дурак ли, умный ли - платит всегда хорошо.
- Не догадался он, что ты знаешь его тайну? - спросил Копчик.
- Не знаю, Рьен не появляется больше здесь, а сам гофмаршал договаривался со мной через Десэ, - ответил Ласло.
- А что же ты, Ласло, сам не хочешь стоять за зеркалом и дьявола показывать? - ехидно спросил Аксель, - Чай, и латынь ты не хуже моего знаешь?
- Да я всем им уже не по разу Вельзевула представлял, - признался Ласло, - не поверят, что все черти на одну рожу - мою.
- Ладно, я согласен, - Аксель взял с кровати черное одеяние и приложил к себе - одеяние переливалось и сверкало, как мокрое, - Скажи Десэ, что будет у вас дьявол.
- И я согласен, - Копчик тоже взял в руки черный наряд - с его ростом наряд лежал на полу, - Только сперва задаток, а потом уже свечка.
Спектаклю предстояло разыграться в доме Десэ. Француз снимал крошечный домик в самом центре города, неподалеку от жилищ гофмаршала и его подруги-княгини. Друзья прибыли к условленному времени и вместе с Десэ повторили еще раз по ролям - кому когда вступать и что говорить. Ласло, с лицом, скрытым капюшоном, должен был стоять возле Десэ и подавать ему инвентарь. Рядом с Десэ неотлучно находилась жрица - бледная девушка с печальными, очень блестящими серыми глазами, за все время она не проронила ни слова. Акселя и Копчика, переодетых в балахоны, Десэ проводил в каморку за зеркало. По ту сторону зеркала комната была видна им, как сцена в театре - шторы задернуты, свечи горят, шепчутся Ласло и Десэ, топчется рядом неприкаянная жрица... Копчик ждал, когда все начнется, и трепетал увидеть свальный грех. Аксель же присел на табуреточку и в ус не дул.
Первыми прибыли три дамы - в черных бархатных полумасках. Десэ поспешно водрузил себе на голову маску козла и отправился их встречать - как радушный хозяин. Одна из дам, высокая полная блондинка, была в плаще, накинутом прямо на рубашку - судя по всему, жребий лежать на алтаре выпал именно ей. Другая дама была рыжей и худою, а третья, та самая княгиня, даже в маске оказалась так хороша, что Копчик залюбовался и решил, что свальный грех в исполнении такой красавицы выйдет не так уж плох.
Следом гофмаршал привез посланника. Посланник оказался мал и крив, с верблюжьим лицом - впрочем, оба - и гофмаршал и посланник - тоже приехали в масках. Десэ раскрутил стоявшую в углу музыкальную машину, и полилась торжественная механическая музыка. Посланник любезничал с дамами, бросая любопытные взгляды на хорошенькую незнакомую жрицу. Гофмаршал же увидел на стене зеркало и устремился к нему, словно гончая к убитой птице. Он красиво отставил ножку в золотом башмачке и принялся расправлять свои белые косы, потом приблизил к зеркалу напудренное лицо в бархатной маске и точеными пальчиками поправил мушки и стрелки - и Копчику показалось, что гофмаршал сейчас его видит. Темно-вишневые глаза моргнули, сощурились - и Копчик дрогнул со своей свечкой в руке - но гофмаршал уже отпрянул от зеркала, подмигнул своему отражению - и Копчику - развернулся на каблуках и был таков, только золотая пудра за ним летела.
- Козел, - прошипел Копчик.
- Красавчик, - прошептал Аксель.
Тем временем представление началось. Дама-алтарь лежала на возвышении, раздвинув ноги, и Десэ водрузил на ее живот чашу с кровью. В руках у дамы-алтаря тлели свечи из неправильного жира. Десэ принялся бормотать что-то на латыни, зрители нестройным хором повторяли за ним. Ласло потихонечку вытащил из-под возвышения связанного черного петуха. Жрица просто стояла. Аксель поднялся с табуреточки и приготовился являться.
Десэ велел зрителям протянуть руки к чаше и по очереди надрезал их ладони ножом, выдавливая в чашу по несколько капель крови. Посланник позеленел, а лицо гофмаршала хищно заострилось при виде крови. Ласло протянул Десэ петуха, и тот точным, быстрым движением перерезал птице горло. Посланник покачнулся. Десэ произнес заунывную неразборчивую тираду, протянул руки к зеркалу - и Копчик зажег свечу. Дьявол пришел за господами придворными. Лысая голова Акселя проступила за зеркалом, чудовищно подсвеченная снизу. Аксель театрально осклабился. Дамы ахнули, включая даму-алтарь - только жрица молчала. Гофмаршал заулыбался, как дитя. Княгиня тут же с готовностью упала ему на грудь. А посланник упал - просто так, на пол. Ласло ринулся к нему, попытался привести в чувство - и все безуспешно.
- Эль шкандаль, - одними губами произнес Аксель и затем выдал, как и уговаривались, длинную, закрученную фразу на латыни. Посол лежал как мертвый. Десэ сделал красноречивый жест - мол, гасите свечку, главный зритель уже не с нами. Копчик печально задул свечу - похоже, что свальный грех надолго откладывался.
Посланник пришел в себя, но теперь его беспрерывно рвало. То ли Ласло его растряс, то ли поплохело от вида крови. Бедняга запачкал пол и золотые туфельки гофмаршала, козликом прыгавшего вокруг дорогого гостя. Дама-алтарь торопливо оделась, и Десэ быстренько выпроводил всех трех граций вон. Посланник покинул здание, полулежа в тонких, но цепких лапках гофмаршала. Жрица раздернула шторы и принялась за уборку. Аксель и Копчик вышли из своего убежища.
- Если хочешь, можешь забрать эти свечи, - обратился Десэ к Ласло, - завтра мы уезжаем, а лишний багаж нам не нужен.
- И зеркало останется? - спросил тут же Ласло, начинающий эзотерик-практик.
- Хорош я буду на границе с этим зеркалом в обнимку, - криво усмехнулся Десэ, - забирай, если хочешь.
- А кто сдает тебе этот дом? - продолжил расспросы Ласло, осознавший, что наглость - второе счастье, - Надоело мне в крепости трупы нюхать. А тут дом и от работы недалеко, и с клиентами по-соседству.
Десэ переступил через тряпку, которой ловко орудовала его молчаливая жрица, и сказал добродушно:
- Я скажу хозяину, что ты хочешь снять дом. Дом принадлежит гофмаршалу - ты его видел - но арендой занимается управляющий, с ним и договоритесь о цене. Приходи завтра, я вас сосватаю, он как раз явится за расчетом.
- А гофмаршал не будет против? - спросил Ласло, сообразив, что тот в некотором роде его молочный брат.
- Красавчик? Ему нет до нас дела, - рассмеялся Десэ так зло, словно это его задевало.
- А почему гофмаршал красавчик? - встрял любознательный Копчик, - что в нем такого уж красивого?
- Я думаю, так его зовут не за внешность, - предположил умный Аксель, - возможно, разгадка кроется в прошлом нашего героя.
- Ты прав, малыш, - хамоватый Десэ одобрительно потрепал Акселя по лысине, - Ты превосходный дьявол, не бросай это дело. Латынь в комплекте с такою внешностью и умом - ты сможешь творить чудеса.
Аксель снял его руку со своей головы, как вещь, и отпустил. Они с Десэ были одного роста и примерно одинаковой комплекции, но Десэ смотрелся куда страшнее, со своей гривой, ассиметричным дергающимся лицом и нарядом черного жреца.
- Так в чем он прав? - продолжил спрашивать Копчик, чтобы развеять возникшее напряжение, - Что - кроется в прошлом героя? Расскажите нам, господин Десэ.
- А ты не отрежешь мне потом язык, маленький полицейский? - ехидно спросил Десэ, усаживаясь в кресло. Жрица тут же села рядом на подлокотник - будто так и надо.
- Мы не режем языки за придворных, - с достоинством отвечал Копчик, - Много чести. Только за монарших особ.
- В любом случае, все герои этой истории давно мертвы, кроме меня и Рене, - задумчиво произнес Десэ, - И некому предъявлять претензии. Отец Красавчика, Герхард Левольд был гофмейстером малого двора. Все знают, что такое малый двор?
- Двор цесаревича? - неуверенно, как двоечник на уроке, ответил Копчик.
- Верно, малыш. От малого двора ждали - как обычно ждут от всех малых дворов - появления наследника. Но принц Алексей не жил со своей принцессой, обходился горничными. Отец уговаривал его, угрожал - без толку. Герхард Левольд привез из Риги своего младшего сына, он вез его в санях, завернув с собою в шубу, словно волчонка. Я встречал их карету по прибытии - мальчик выглядывал из ворота шубы, как глазастый лесной зверек, он так устал, что мне пришлось нести его в дом на руках, - в голосе Десэ послышалось что-то - то ли нежность, то ли сожаление, - Этот мелкий паршивец к тому времени уже перепортил половину девок под Ригой. Ему было пятнадцать, но отец записал в метриках, что ему двадцать, и взял его к себе камер-юнкером. Наш фреттхен перетащил к малому двору всех своих рижских метресс и выжил со двора Моро де Бразе с его женой-шпионкой, и де Бразе называл мальчишку калмыком за то, что тот дикарь и захватчик. Но это его прозвище так и не прижилось. А потом принцесса родила очаровательного наследника. Вы можете взглянуть на портреты, они еще сохранились - наследник ничем не похож на своих невзрачных лупоглазых родителей. Вот с тех пор Рене Левольд и стал - Красавчиком.
- Пахнет первым пунктом, - задумчиво проговорил Копчик, припоминая парадные портреты почившего юного государя - и в самом деле, на одно лицо с куколкой-гофмаршалом, - но, так как все фигуранты померли, возможны казуистические разночтения.
- То есть ты лишишь меня языка за эту историю? - уточнил весело Десэ.
- За то, что было здесь сегодня, лишиться можно не только языка, - отвечал ему Аксель, - так что просто забудем обо всем, как о страшном сне. Больше никому не рассказывай эту свою историю. И девушке своей скажи, чтобы не болтала.
- Ты ведь кат? - спросил Акселя Десэ.
- Младший экзекутор, - соврал Аксель.
- Так подойди сюда, - сказал Десэ и повернулся к своей жрице, - Открой рот, Мария, - жрица покорно открыла рот, и Аксель туда заглянул, - Ну как? - спросил Десэ, - Я сам делал операцию, впервые за свою жизнь, хорошо ли получилось?
- Хорошо, - Аксель увидел заживающий обрубок языка, - Но зачем?
- А зачем ей болтать?
Косоглазая Марья Карповна вышила, наконец, на подушечке непристойную деву, хоть и зело плевалась. Копчик скрепя сердце понес подарок секретарю - у того как раз приближались именины. Николай Михайлович думочку сперва отбросил, решив, что она из кожи почившего матроса, но потом рассмотрел, звонко рассмеялся и поднял подарок с пола.
- Ты непростой парень, Прокопов, - секретарь посмотрел на Копчика, словно впервые его разглядел, - Себе на уме. Но ум этот есть - и то уже неплохо.
- Рад стараться, - ответил Копчик со всей возможной молодцеватостью.
- Поедешь с обер-офицером к шлюхам. Возьми копииста Пушнина, его способности могут пригодиться, пусть захватит с собою инструменты, - "к шлюхам" поехать на профессиональном жаргоне канцелярии значило всего лишь - в Шлиссельбургскую крепость, - дело такое: злодей порешил жену и папашу, выкрикнул "слово и дело" и врет, что они были шпионы. Наше дело определить подсудность, но по возможности постарайся скинуть злодея обратно полиции. Пушнин тебе в помощь.
- Моменты есть деликатные? - уточнил благоразумный Копчик.
- Как не быть. Но не по этому делу. Может явиться фон Мекк со своими ребятами - я слышал, они в ту сторону кого-то повезли. Что с ним делать, ты видел, и Аксель помнит. Дашь им после всего комнату, пусть воркуют.
- Так точно, господин секретарь. Поможем смежному ведомству!
- Сам понимаешь, что про Мекка ни слова, ни полслова - или нужно объяснять?
- Так точно, понимаю!
- Ну, с богом, Прокопов. Справишься - представлю тебя на канцеляриста.
В легкой карете обер-офицера они домчали до Шлиссельбурга за час, и даже летящий снег не стал помехой. У пристани ждал уже небольшой паром, и возле парома - человек десять в зеленых мундирах и один - с мешком на голове. Нарядного фон Мекка с ними не было.
- Кого ждем? - нетерпеливо крикнул обер-офицер, - Будем плыть или глазки строить?
- Еще минуточку, ваше благородие, - просительно сказал офицер званием помельче, вглядываясь в снежную мглу. Мгла в мгновение почернела, и крылатая тень возникла на пристани - фон Мекк на коне. Клюв его маски был белый от облепившего его снега.
- Коня вам оставляю, смотрите за ним, - фон Мекк спешился, и роскошный меховой плащ взметнулся за его плечами, - Где мой мерзавец?
- Здесь, ваше сиятельство, - отвечал ему тот офицер, что просил повременить минуточку, - Вы очень рискуете, путешествуя в одиночку. На дороге разбойники...
Фон Мекк только фыркнул и приоткрыл полы плаща - на поясе его висели два пистолета, очень дорогие, системы Лоренцони:
- Глупости! Почему мы еще не в лодке?
Кое-как почти все взошли на паром - пятеро полицейских и конь остались на берегу. Паром не спеша двинулся к острову - среди черной воды и льдин.
- Давай разделимся, - предложил Акселю Копчик, - я со злодеем нашим, а ты с пиратами этими сухопутными. А то до ночи не управимся.
- А как же злодея пужать? - напомнил Аксель.
- Я его добрым словом сильнее напужаю, - заверил Копчик, - верно, ваше благородие? - попросил он поддержки у обер-офицера.
- Я-то верил, что сдам вам злодея, - разочарованно отвечал офицер, - уже и попрощался с ним душевно.
- Начальство не велит уголовку перелицовывать в политику, - оправдался Копчик, - волю дай, все душегубцы у нас в шпионы позапишутся.
- Погоди, может, еще глянется он вам, - без надежды ответил обер-офицер.
Аксель тем временем задумчиво глядел на льдины в воде:
- Вот ты, Копчик, понимаешь в лошадях? - спросил он шепотом.
- У нас с мамкой один крепостной на двоих был, а лошадей и вовсе не было, - невесело вспомнил Копчик.
- А у нас конюшня была, - задумчиво произнес Аксель, - славная конюшня. Арабской породы были кони...
- И что?
- Знаешь, на каком коне приехал фон Мекк? - совсем неслышно произнес Аксель, - Ахалтекинец - эта порода есть только у старшего Левольда и у Бюрена, у них лучшие в городе лошади. Хорошо же живут пираты...Хоть бочком бы к ним в дело пристроиться...
В крепости Копчик, не медля, принялся за допрос несостоявшегося шпиона - и яркими красками перед его глазами расцвело банальнейшее убийство из ревности. Обер-офицер тяжело вздохнул и принялся заново принимать дело.
Куда интереснее складывались дела у Акселя с его волшебным чемоданчиком. В самой страшной и черной камере, среди цепей и даже костей, Аксель разложил свои инструменты, и тут же полицейские внесли к нему в гости знаменитого Липмана, банкира императорского двора.
- Ворует, - пояснил с порога фон Мекк, весь в фиолетово-черном, и перчатки были на нем сегодня черные, - расскажи ему, мой Алексис, что мы делаем с ворами. Мe surprendre, мой Алексис.
Аксель принялся рассказывать и показывать, стараясь помимо немецкого языка для пущей красоты использовать еще и латынь. Липман с интересом слушал и совсем, подлец, не боялся.
- И не стыдно тебе? - спросил его, наконец, фон Мекк.
- Стыдно, прекрасный господин мой, но такова уж моя служба, - развел Липман пухлыми ручками, - хоть втыкайте в меня все эти иголки - природу не исправишь. Да вы и не станете, превосходный мой господин.
Фон Мекк неожиданно рассмеялся:
- А ведь он прав. А я - дурак, Алексис.
И в этот момент полицейские внесли в камеру еще одного упирающегося пленника.
- Погодите, пока еще моя очередь, - пробовал возражать неунывающий Липман.
- Кто это? - гневно вопросил фон Мекк.
- Преступник, - не погрешив против логики, отвечал полицейский. Он снял с головы задержанного черный капюшон, и Аксель вздрогнул - перед ними был черный жрец и алхимик Десэ. Фон Мекк смотрел на Десэ с недоуменным презрением - он не знал его. Француз был сильно избит, один глаз его не открывался и губы превратились в кровавую кашу. Рот его заткнут был кляпом.
- И зачем он мне? - брезгливо спросил фон Мекк.
- Поговорите с ним сами, ваше благородие, - смутился полицейский, - он болтал такое, что грешно нам слушать, и я решил сперва показать его вам. Этот злодей убил свою сожительницу, когда узнал, что она умеет читать и писать. И вот, нашли у него, - полицейский достал из-за пазухи ворох документов, - дворянские грамоты, но, похоже, все поддельные.
- Виконт Десэ, джентри Мортон, барон Танато... - прочитал фон Мекк и хохотнул, - а что, смешно. У вас есть еще комната? - спросил он Акселя, - я знаю, что превысил свой кредит, но я с вами рассчитаюсь, - произнес он с подчеркнутой вежливостью, и в глазках Липмана вдруг вспыхнули лукавые чертики.
- Я открою для вас соседнюю камеру, - предложил Аксель. Ключ от той камеры он взял, чтобы развесить в ней на просушку плащи, свой и Копчика, и, надо же - пригодилось!
- Пойдем, - величаво кивнул ему фон Мекк и повернулся к полицейским, - Мальчики, первого посторожите здесь, а второго тащите за мной.
Тот полицейский, что привел Десэ и рассказывал о его деле, понизил голос и проговорил, обращаясь к фон Мекку: