У самой воды сидели с удочками утренние рыболовы. Кто-то ловил из лодок, забрасывая в воду подобия плетеных корзин.
- И не гонят их? - удивился Копчик.
- А кому они мешают? - вступился Ласло, - Сидят себе и сидят, ловят.
- Уж больно неприглядны, - засомневался Копчик, - А дворец совсем рядом. Неужели се зрелище не оскорбляет взоров?
- Вот из-за таких, как ты, и принимают идиотские законы, - отвечал разумный Аксель, - Людям тоже надо что-то кушать. Говорят, сам Липман сидит среди рыболовов по утрам в простой одежде, отводит израненную душу, - Аксель вспомнил маленького отважного Липмана, и на сердце у него отчего-то потеплело.
- Слыхал я, поединок на завтра назначен, - обратился к Акселю Ласло, - начальник твой, кат Михалыч супротив профоса Гурьянова будет биться.
- Ничего личного, голый интерес, - равнодушно отвечал Аксель, - поспорили, кто из них сильнее. Сам хотел пригласить вас, поболеть завтра за нашего Михалыча.
- Или за то, чтоб Гурьянов его убил, и ты наконец сделался целым катом, - тихонечко проговорил Копчик.
- Про это можно про себя помечтать, - так же тихонечко отвечал Аксель.
Они зашли по берегу уже совсем далеко, прошли и дворец, и богатые дома, пора настала поворачивать обратно - впереди начиналась грязь непролазная.
- Гляньте, братцы, - задрал голову Ласло, - видать, не все взоры рыболовы оскорбляют!
Чуть выше по берегу стояла стена наподобие крепостной, остаток какого-то военного старого укрепления. На широком хребте той каменной стены возведена была диковинная тренога с натянутым на раму холстом, и возле треноги стройная дама в амазонке и летней широкополой шляпе что-то стремительно рисовала - не иначе картинки из жизни рыболовов. Сердце у Копчика невольно зашлось - ведь то была сама загадочная графиня фон Бюрен. Понять это можно было и по цвету ливрей двух здоровенных, толстенных гайдуков, охранявших графиню. И две характерные девки - одна черная, в тюрбане, вторая косоглазенькая - по-прежнему подавали графине кисти и краски. Крошечная белая собачка с алым бантом суетилась на стене, брехала, хотела вниз, но никак не решалась.
- Хороши, чертовки, - оценил экзотических девок любвеобильный Ласло, - с такими бы по лугу прогуляться, да на карусели. Только не подступишься без хитрости.
- Они же крепостные, - возразил Копчик, - кто тебе их даст?
- У графини все камеристки - вольные, - отвечал Аксель, - она не позволяет дотрагиваться до себя рабыням. У фон Бюренов вообще странное отношение к рабству. Опасный либерализм. В любом случае, эти две девки - вольные.
Ласло приободрился и присвистнул - то ли нарочно, то ли от избытка чувств. Болонка услышала свист и наконец решилась - сиганула с отвесной стены в траву и с лаем понеслась к приятелям - угрызать.
- Ах ты лапочка! - умилился Копчик.
На стене возникло замешательство, но лишь среди слуг, графиня и головы не повернула, продолжала рисовать. Ее хищное белое лицо было отрешенным, словно у сомнамбулы. Гайдуки же заспорили, кому спускаться за собакой, косоглазенькая девица вдруг воскликнула:
- Матушка, ваше сиятельство, я возьму Белку, - графиня кивнула, не глядя, и девица побежала по верху стены туда, где спуск был не таким опасным. Ласло подхватил свирепую болонку одной рукою, другой рукою картинно откинул романтические длинные волосы за спину - они красиво взметнулись - сказал друзьям:
- Оцените, мизерабли, как работает мастер! - и пошел навстречу камеристке в высокой, по пояс, траве. Посредине пути они встретились, Ласло отдал камеристке свирепый брешущий комок, поверх болонки отважно поцеловал камеристкину ручку и о чем-то заговорил с девушкой, негромко и вкрадчиво. До Акселя с Копчиком долетали лишь куртуазные воркующие интонации.
- Леда, - спокойным, металлическим голосом позвала графиня, все так же не поворачивая головы от мольберта. Девушка встрепенулась, устремилась было обратно, Ласло на прощание опять целовал ей ручку, а болонка норовила цапнуть его при этом за нос. Камеристка вознеслась на стену, Ласло вернулся к товарищам.
- Поздравьте меня и себя, - произнес он с гордостью, - завтра на лугу у нас свидание.
- С ними? И они придут? - не поверил Копчик.
- Графиня, конечно, не придет. А если она придет - граф нам головы откусит, - разочаровал его Аксель.
- Зато придут японка Леда и арапка Катерина, - с интонацией богато обрыбленного рыболова продолжил Ласло, - с ними будет, правда, еще дуэнья, горбатая Мирослава...
- Но это же вызов, Ласло, это ж эксперимент! - подначил его Аксель, - Ведь горбуньи у тебя пока еще в списке не было.
- И то верно, - согласился Ласло и задумался - кто интереснее как предмет любовной охоты, японка, арапка или горбунья?
Приятели повернули назад, к трактиру, но Копчик шел и оглядывался - как там прекрасная графиня? Тонкий силуэт делался все дальше, таял в дымке летнего дня. И никакого шанса не было у Копчика - даже если графа насмерть загрызет его лучшая в городе лошадь.
Всем полагается любить народные гуляния, но Копчик отчего-то их не любил. Темным ужасом веяло на него от больших скоплений народа, и уж тем более народа веселящегося. Мрачный, как демон, бродил он среди павильонов, не глядя на зазывные увеселения, на сахарных петушков и картинки с поучительными и забавными сюжетами. Может, оттого и заинтересовал он раскосую японку Леду. Аксель увел арапку Катерину кататься на карусели:
- Ах, у меня юбочка задерется! - забоялась Катерина, но кататься все-таки пошла.
Ласло сделал свой выбор и всерьез разговорился о сверхъестественном с горбуньей Мирославой. Горбунья оказалась миленькой на лицо, очень любила тарот и знала многое об африканском вуду (а Катерина ничего не знала, даром что арапка, и тем навеки уронила себя в глазах Ласло). Ласло заслушался рассказами о делании вольтов и соответствии разных вудуистских лоа христианским святым, и новые мистические ритуалы сами собой рисовались в его воображении. Вуду обещало богатые дивиденды, и умненькая Мирослава с каждой минутой становилась Ласло все симпатичнее.
- Вы прямо как наш граф, - весело сказала Леда, глядя на мрачного Копчика, - он тоже всегда с таким лицом на всех праздниках. Как будто вот-вот плюнет.
- Я его понимаю, - проговорил Копчик и посмотрел осторожно в раскосые черные японкины глаза, - для мизантропа праздники большое испытание. Но граф может утешиться, и легко - у него есть графиня.
- Отчего же? - удивилась Леда, - Вы находите графиню красивой? Вы просто не видели ее вблизи, - в голосе Леды зазвучала отчего-то ревность.
- Я мечтал бы увидеть ее вблизи, но шансов нет, - грустно отвечал Копчик.
- Так не увидите - и не разочаруетесь. Графине сорок лет, и лицо ее так побито оспой, что кажется узорчатым, - глаза Леды сделались колючими, - не понимаю, что мужчины находят в ней, она даже не добра.
- Может, граф всего лишь признателен ей за общих детей, - предположил Копчик. Истинный возраст графини его подкосил, любовь увядала на корню, - Вряд ли он любит ее и ревнует, так, живет по привычке.
- Ага, и зовет ее этими длинными немецкими словами, которые сам придумывает, этими бессмысленными непроизносимыми прозвищами, - зло проговорила Леда, - и палкой избил жокея, который слишком уж нежно подсаживал ее на коня...
"Да она ревнует!" - догадался Копчик.
- Я слышал, что граф ваш жестокий человек, - сказал он, чтобы подтвердить свою догадку, и Леда с готовностью отозвалась:
- Врут, он не жестокий, просто несколько вспыльчив, - и Леда так густо, очаровательно покраснела, что образ графини как-то померк в сердце Копчика и зажглась в этом сердце новая, сияющая звезда.
- Хотите, я куплю вам калач? Или марципан? - предложил он девушке.
- Что вы, они тут грязные, - брезгливо проговорила Леда и оттого понравилась Копчику еще больше.
- Господа и дамы, предлагаю всем прогулку на лодке, - это вернулись с карусели Аксель и Катерина. Мирослава прервала свой рассказ о призвании богини Эрзули Фреда, и Ласло вынырнул из этого рассказа и мечтаний своих, как из-под воды:
- Что ж, пойдемте, но через два часа - назначена битва титанов, - напомнил он.
- Наш экзекутор будет биться с профосом, у них поединок условлен, - пояснил для Леды Копчик, - выясняют, кто из них физически сильнее. Если желаете, приглашаю вас взглянуть на сие зрелище. Битва двух кнутобойцев - это должно быть занимательно.
- Это забавно, - жеманно согласилась Леда.
В лодке Леда с интересом смотрела на Копчика и тот, в общем-то, догадывался, почему - он дворянин, преуспевающий чиновник, выгодная со всех сторон партия, а Леда эта - японская девка, вчера из крепостных. Чего бы ей не глядеть? Но красивая была эта девка - губа не дура у графини - кожа янтарного сияющего оттенка, брови густые и словно чуть удивленные, глаза длинные и блестящие... Та матрешка с подушки и в подметки ей не годилась.
- Отчего вы не носите парик? - спросила неожиданно Леда.
- Жарко, - растерялся Копчик, не про жадность же, то бишь экономию, ей рассказывать, - да и волосы свои пока есть.
- Вот и граф наш не носит, - припомнила отчего-то Леда - сдался ей этот граф, - но у него волосы получше ваших...
- У него куафер есть, вот они и кажутся получше, - возразил Копчик, - Слышал я, как по утрам куафер его чешет, а в это время все вельможи графу ручку целуют.
- Это правда, - засмеялась Леда, - я как-то подсмотрела, при этом у них такие смешные рожи! Ой, вы же из chancellerie secrète, вы не арестуете меня за такие слова?
- Вельмож можно ругать и шутить над ними, нельзя лишь угрожать им смертью, - разъяснил милостиво Копчик, - и порочить верховную персону.
- Я не буду, - пообещала Леда, - хотя вы запретили, и мне немножечко захотелось, - Леда очаровательно прикусила пальчик, и Копчик понял, что погиб.
- И кто смешнее всех целовал ручку? - спросил он, и весла дрогнули в его руках, а сердце затрепетало. Графиня в одночасье была забыта.
- Смешнее всех - князь Черкасский, ему живот мешает, - рассмеялась Леда, - он ему во всем, наверное, мешает - ведь об этом можно говорить, да? - она засмущалась, - а лучше всех был младший граф Левольд, он так берет руку и так смотрит, словно делает что-то непристойное, и наш хозяин весь задрожал под своим пудромантелем, словно тот его укусил.
- Но не укусил же?
- Вряд ли, - засомневалась Леда, - хотя такой может...
Лодка причалила к берегу, Копчик сложил весла, выбрался на сушу и подал руку своей спутнице.
Несмотря даже на то, что практически все ведомство - кроме тех, кто дежурил - явилось поддержать морально ката Прохора Михалыча, профос Гурьянов победил с разгромным счетом. Ловким броском поверг он противника на землю, прыгнул сверху сам и сломал Михалычу ногу. Ласло, заслышав хруст, бросился было между ними - но было уже слишком поздно. Чувствительная Леда бессильно упала на руки Копчика, и тот испытал невиданное доселе счастье. Восхищенные коллеги на руках унесли профоса Гурьянова чествовать в ближайший трактир. Ласло остался с проигравшим - предстояло нанять телегу, доставить несчастного домой и там наложить ему на ногу шину.
Аксель же с Копчиком проводили своих спутниц до дома - то есть, конечно, до дома графов фон Бюренов. А если уж быть совсем точными, ибо у графов фон Бюренов не было собственного дома, они обитали в доме своей хозяйки - до императорского дворца.
- Богини, - проговорил Аксель, когда девушки скрылись из поля зрения, - мы недостойны целовать их следы. Но мы же будем, правда?
- Я готов жениться, - признался Копчик, - хоть это и получится мезальянс.
Они медленно шли к своему жилищу в наплывающих матовых сумерках.
- Моя матушка не переживет Катерины, - вздохнул Аксель, - а я у матушки один остался, надежа и опора.
- Ты теперь, считай, готовый кат, - поздравил товарища Копчик, - жди представления.
- Да я давно уж жду, - признался Аксель, - после истории с французом тот доппельгангер, что француза убил, просил за меня. Ох, и аукнется еще мне этот француз...
- Так и славно, что такая шишка за тебя просит, что ж дурного? - не понял Копчик.
- Такие нарядные щеголи чаще всех к нам на дыбу попадают, - вздохнул Аксель, - у них ротация хорошая... И заложит меня тот мажор по самые помидоры...
1998 (зима)
"Она не была красива, и, что еще печальнее, не была добра. То ли жизнь ее, то ли люди, судившие столь сурово и неправедно, сделали герцогиню такою - так или иначе, доброй она не была. Холодность ее, созерцательность и отстраненность некогда были легендой. Была ли она умна? Бог весть. Равнодушие ее - оказалось иллюзией. Герцогиня бежала за мужем после его ареста, босиком, в рубашке, по осеннему первому снегу, и нам вряд ли удастся забыть об этом и снова назвать ее равнодушной. Герцогиня нашла способ отправить весточку далеким французским маршалам, и не это ли спасло жизнь ее мужу? Была ли она умна? Была ли добра? Мы не знаем. Лишь известно - она всегда старалась удержать возле себя то, что считала своим. И ненавидела всем сердцем бедного моего Рене, так как оба они любили - одно".
В поезде я то читала, то дремала. Макс и Дани сидели в соседних креслах, а мне досталось место в другом конце вагона, слава богу, хотя бы без соседа. Я вывалила на пустое кресло раскрытый рюкзак, накрылась курткой - в вагоне было ощутимо холодно - и приготовилась отойти ко сну. На животе у меня покоилась раскрытая книга, но откровения Казимира Вальденлеве наводили на меня тоску. Кажется, у этого господина жизнь тоже не очень-то складывалась. Он ни о ком не писал хорошего.
- Привет, систер, - Дани переложил на пол мой рюкзак и уселся рядом.
- А что твой премилостивый патрон?
- Наконец, уснул, - рассмеялся Дани, - зря ты его не любишь. Такой забавный дурачок.
- С Максом нельзя принимать амфетамины - он расскажет тебе всю-всю свою жизнь, и ты умрешь от скуки.
- Он уже и так рассказал, - признался Дани, - у него папа секретарь райкома в Удомле, там же ему приготовили невесту, тоже дочку местной шишки. Но он не хочет жениться - его шеф открыл перед ним радости однополой любви. И заодно прелести финансовых махинаций.
- И что он в нас нашел? - проворчала я.
- Нечто совершенно иное - выражаясь языком Монти Пайтона. Макс верит, что мы настоящая московская богема, актеры, музыканты и, чтоб лишний раз не вставать, наркоманы.
- Знаешь, Данечка, если тебе загорелось попробовать с мальчиком, лучшего варианта просто не найти.
- Знаешь, Лизочка, у меня давно уже было с мальчиком, - ехидно признался Дани, - мне хочется разве что попробовать не платить за себя в гостинице и много чего хорошего поиметь бесплатно. Вспомни, что за нищая жизнь ожидает меня в Гренобле - и дай мне оторваться напоследок.
- Что ты за человек, Дани? Я и не знала, что у тебя были мальчики.
- Ты смотришь на меня и не видишь, - Дани обнял меня и прижал свой лоб к моему, - Ты видишь свою проекцию. Оттого, что любовь слепа, - он чуть отодвинулся и посмотрел мне в глаза, - Я уеду и оставлю Макса тебе. Вместе с инструкцией по его использованию. Смотри не сломай.
- Надеюсь, вы говорите обо мне гадости? - Макс, оказывается, восстал от сна и теперь стоял возле нас, красиво опираясь на спинки кресел. В грации и изяществе ему не было равных.
- Мы обсуждаем Данькин отъезд, - сказала я, - Ты будешь по нему скучать?
- Сгрызу подушку и обольюсь слезами, - усмехнулся Макс.
- Пародируешь мой стиль?
- Что вы, Лизочка, куда нам, с кувшинным рылом...
- А что с твоим хорем? С кем ты его оставил?
- Его кормит уборщица, - со скромным достоинством признался Макс.
- А как ты поедешь обратно на мотоцикле - зимой? - на самом деле мне пофиг было как, хоть бы и врезался.
- Я и не поеду, грузовик повезет его в кузове, а я буду сидеть в кабине, видишь, как просто, Лизочка.
- А я надеялась, что ты отвезешь меня на мотоцикле в Шлиссельбург под снегом и ветром.