- Останешься - может быть, он тебе и позволит! Но лично я держал Алкивиада в черном теле, чтобы не обнаглел вконец.
Крайне глупо подглядывать через забор. Мишель вскрикнул и отскочил. Носорог помчался к хозяину, вроде бы пробил мусорную стену и пыльным дождем осел на теле, а остатки его Бенедикт просто вдохнул. Мишель сидел в пыли и восхищенно смеялся, Сократ поглядывал уважительно. Дыра в стене продержалась мгновение, потом упал конец балки, поползло кровельное железо, и рана затянулась, как если бы ее не было там никогда.
- Сократ! Костыль все еще в сердце?
- А где ему еще быть?
Тут Бенедикт потерялся. Быть в этом месте Лимба ему вроде бы не полагалось по статусу, здесь обитают "великие". Сорвать Сократа с его костыля имело смысл - но что ему тогда откроется, кроме Лимба? Эдип попал в Фивы, но именно там ловушка-то и захлопнулась, для него и всех с ним связанных - кроме той дочки, Исмены, которая посмела быть обыкновенной. Так чего ему здесь надо? Света? Солнечной пыли? Плотской любви?
- Сократ! Гераклит! Кто-нибудь пробовал уйти из Ада через Лимб?
Старик стал еще серьезнее. Как и Людвиг во время оно, Сократ словно бы покрылся светом, спрятался в свет и почти превратился в призрак:
- Да. Смотри. Туда, туда!
Он отмахнул рукою влево.
***
Там было странно. Ландшафт напоминает берег моря, но никакого моря тут не может быть. Белый песок, потом дюны и дальше белые скалы. Кто-то принес к самому краю песков каменное кресло - если б тут было действительно море, то волны повалили бы его и забросали песком. В кресле, подобно восковой кукле, сидела девушка, и ее очень светлые волосы, завязанные в хвост, отдувало назад, но не ветром, а вроде бы светом. За спинкой кресла стоял молодой человек в черном - казалось, он хочет вкатить ее в светящийся туман, но колес у этого кресла не было.
- Допустим, да! - обиженно начал Сократ. - Вот этот юноша - ваш человек. То ли из твоей страны, то ли из вашего времени. Его зовут Лотар. Допустим, он был поэтом и писал длинные стихи, иногда у него получались хорошие строфы. Предположим, он полюбил вот эту девушку, уже тогда душевнобольную.
Волосы девушки свет относил назад и пронизывал ее всю, а кудрей молодого человека не задевал.
- Предположим, он ее любил, а она его любить не могла, душевного огня не хватало. Он решил не только, что он - не мужчина. Он решил, что он - плохой поэт, потому что его стих ее не задевали. Мальчик отчаялся и стал небрежен. Однажды он пошел в лес по ягоды, потерял дорогу и попал под дождь. Он заболел воспалением легких и умер в лесу в шалаше, тела так и не нашли...
Бенедикт видел: снова и снова в лес уходили охотники, егеря и крестьяне, а тела все не было. Лето было пасмурным, и казалось, что больная девушка совершенно не отбрасывает тени. Она знала о том, что Лотар пропал, но не могла понять, при чем тут она и что же такое вина. Бенедикт видел: молодой человек в черном (студент?), красиво причесанный, с каштановыми кудрями - он приходит к ней на задний двор и усаживается то на штабель бревен, то на старую бочку - точно так же, как сам Бенедикт снова сидит здесь на обломке колонны. Бенедикт слышит: дыхание девушки учащается, и она слабо радуется Лотару. Он зовет ее за собой. Там, где он сейчас - так он говорит - вечная жизнь, вечная молодость, рядом обитают философы и поэты. Он все старые, но так прекрасны! Все будут почитать ее, а он, Лотар, сможет любить ее один, вечно! Там лучше, чем здесь, ведь так? Ведь так?
Девушка смутно чувствует - может быть, и лучше. Никто не будет отнимать ее старых кукол, никто не станет навязывать ей женихов. Ей не надо будет никого рожать, воспитывать и хоронить...
- И она согласилась. Хм-м. Я бы подумал, что этого мальчика увел Крысолов. Может быть, он завел его в лес.
- Какой Крысолов?
- Разве Лотар тебе не рассказывал?
Бенедикт, в смешном превосходстве над чудаком Сократом, решил придержать историю о Крысолове при себе. Не знает - тем хуже для него.
...
Очень страшно. В Преисподней страха нет, там его замещает напряженная скука, от которой точно так же вздрагивают руки - но ноги-то не трясутся! какой смысл бояться в Аду? Там даже предельный ужас способен зародить надежду на то, что какие-то, пусть невероятно гадкие, изменения все-таки возможны. Надеждою там пытают, но редко - это касается рассмотрения всяческих прошений и докладных, превращает ужас в ту же скуку. Вот, Людвиг был в ужасе - и ушел навсегда. Он не станет ничьим Крысоловом, ему дай Боже самому ноги унести.
- Лотар! - крикнул Сократ. - Это Бенедикт - вдруг он сможет вам помочь?
Лотар отвернулся от возлюбленной, не выпуская спинки каменного кресла, а Бенедикт двинулся навстречу. Мертвые души ступают легко и оставляют следы разве что на свежем снегу, на горячем пепле - так они легки и напряженны. Но теперь Бенедикт шел так, как ступал по песку на Земле - ступни проваливались, скользили, оставляли глубокие следы, песок мешал и холодил, хотя никогда и не был влажен.
Лотар ожидал, Бенедикт подходил. Юноша оказался тщедушным, но принял какой-то странный грозный вид. Носил он черный костюмчик, из которого уже немного вырос - потому-то и пошел в лес в этом старье. При Бенедикте такой одежды не носили, и сложно было понять, кто этот Лотар - дворянин он или простолюдин. Впрочем, по внешнему виду Бенедикта тоже никто не догадывался, что имеет дело с бароном. Молодой человек стоял так, чтобы каменное кресло невозможно было обойти. Это он сманил и похитил эту девушку, и теперь она принадлежит только ему. Бенедикт разглядывал его, примеряясь, как обычно примерялся к разговору с неудобным студентом. Итак, мальчик слаб, невысок и бледен. Он носит старую одежку, и ему в ней не очень удобно. Может быть, он так и не вырос, его одетое тело принадлежит именно мальчишке. Голова у него крупная, как у мальчишки, а вот ручки маленькие. И поясница быстро устает стоять.
Бледные волосы девушки треплет свет, забрасывает юноше на щеку, но он волос не замечает, его собственные кудри неподвижны. Вероятно, юный поэт хотел бы гордиться своими кудрями. Но они не выросли достаточно длинными - отец мог запретить ему подобную прическу. Получилась каштановая копна, завившаяся "мелким бесом". Был бы мальчик-белый мавр, да вот губы тонкие и глаза светлые. Лицо на детском теле выглядит слишком взрослым. Он бледен, у него покатый лоб с утолщением над бровями. Узкое лицо, но глаза, светло-карие, ореховые, расставлены слишком широко, и от того юноша выглядит наглецом. Щеки его худы, нос тонкий и короткий, недолеплен. Этот мальчик из тех, у кого должна быть длинная юность, а потом - сразу старость. Судя по всему, до смерти он ни разу не побрился, не было необходимости. При всем при этом Простофиля так и не подумал о самом важном - для чего его послал Сократ, чем он может помочь и должен ли.
А поэт поглядывал со слабым вызовом. Он, юноша, быстро разглядел в страннике преподавателя и сменил вызов на упрямство. Бывший ректор протянул ему руку, но парень руки не взял, не мог оторваться от спинки кресла. Просто чуть поклонился.
- Бенедикт - это я. Сократ послал меня помочь тебе.
- Да... но я должен уйти в Ад - и тогда кто о ней позаботится?
Это Лотар был перепуган. Девушку он бросить здесь не мог. Он же был в ответе за то, что все так получилось. Он растерян и виноват.
- Да почему же в Ад?! Расскажи, что произошло, Лотар!
- Ну, когда я умер, я этого не понял, - Вид у парнишки стал совершенно детский - не только виноватый, но и смущенный. - Понимаете, я думал, что мне стало лучше. И я отошел в кустики, но у меня ничего не получилось.
Бенедикт видел: молодой человек вылез из шалаша, потянулся, а труп остался внутри, в тени его просто было не заметить. Слышно - это утро, для птиц уже слишком позднее, они постепенно умолкают. Юноша постоял спиной к кустам, поддернул штаны и засмеялся. До болезни он забыл, каким путем пришел сюда, но вот теперь мог вспомнить все нужные приметы одну за другой!
Так он шел и шел - как Гензель шел бы, если б его крошки не склевали птицы. Молодой человек пошел домой, но никого почему-то не застал (семья как раз тогда снова пошла по соседям собирать народ на его поиски). Лотар удивился - дел днем невпроворот, особенно в лавке, и никого нет дома! Тогда он пошел на площадь, но и там не собиралось никаких толп - а он-то подумал, будто все собрались на казнь. Тогда он, легкий и беззаботный, отправился к возлюбленной. Она так хрупка, что никогда не бывала там, где толпятся люди. Ее могли бы принять за ведьму, но девушка невероятно благочестива и скромна. Наверное, она волновалась и скучала о нем! Сейчас она сидела, перебирала стеклянные четки и Лотару почти не обрадовалась. Он любезно извинился и стал ждать; стеклянные зерна мелькали все быстрей, как блики вязальных спиц. Лотар подумал, что она похожа на молящийся автомат, но тут же устыдился этого. Вошел и вышел мальчик, он гостя не заметил. Лотар тихо кашлянул. Девушка вздрогнула и отложила четки:
- Лотар? Тебя нашли?
- Нет, милая - я сам нашелся!
- Но ты же...
Она сглотнула последнее слово.
- Что я?
Лотару стало страшно. Его возлюбленная умела принимать чувства других, как хорошее зеркало. Она задрожала и позвала:
- Ганс, Ганс, братик!
Мальчик прибежал обратно.
- Ганс, ты кого-нибудь видишь тут? Слышишь?
Тот вытер нос рукавом и важно ответил:
- Нет, милая, тут никого нет. Ты опять навоображала всего.
- Ой, Ганс, ты совсем как отец! Уходи отсюда!
Тот, довольный, убежал. А девушка стала совсем подозрительной:
- Лотар, ты же умер! Ты призрак?
- Что ты, что ты! Призраки приходят по ночам!
Он перекрестился, но даже этим ее не убедил. Она подождала и сказала:
- Если хочешь, приходи еще. Но не смей больше заходить в дом.
Кот вошел, резко выгнулся вверх и зашипел на Лотара; тот хотел его погладить, но зверек забился под кровать.
- Вот видишь! - сказала девушка. - Барсик тебя всегда любил. Значит, ты умер - и не смей больше заходить в дом!
- А как же...
- Мы будем разговаривать во дворе. Все равно тебя никто не увидит, а я - якобы сумасшедшая!
Тут она оскалилась и прищурилась столь злобно, что стала и впрямь похожа на ведьму.
- Поцелуй меня - тогда уйду!
- Не хочу!
- Когда мне подойти?
- Когда захочешь. Но сначала разберись, на каком ты свете.
Простофиля Бенедикт понимал: ее всю жизнь считали сначала чудачкой и капризулей, потом - сумасшедшей. И сейчас Лотар, мертвый, но настоящий, стал ей нужен (а при жизни не был), сделался в ее руках сильнейшим козырем. И Лотар, как и все чувствительные поэты, очень умелый манипулятор, это понял тоже. Его учители, романтические поэты, боготворили Смерть, считали Ее Раем, а он угодил прямо в Ее царство и теперь мог воспользоваться всеми Ее благами!
...
Долго ли, коротко ли, но Лотар разобрался, где находится. В Ад его не взяли, потому что мелкими грехами он себя не выражал и грешил в основном по рассеянности. Тогда он осел в Лимбе. Со схоластами ему было скучновато, и он прибился к Кьеркегору, Сведенборгу и Даниилу Андрееву: потому что так и не нашел Байрона, а с этими великими мужами он прекрасно чувствовал все успокаивающее великолепие Смерти и ненадежность мира дольнего. Три великих философа были к юноше благосклонны, а он иногда навещал и Сократа с его приятелями. Он был совершенно очарован и при любой возможности прорывался к возлюбленной, чтобы рассказать, как прекрасны владения Смерти. Она не слишком верила стихам, но теперь, когда у нее появился друг-привидение, относилась ко всему этому куда доверчивее. Она стала веселей и энергичней, ведь Лотар существовал на самом деле, и его могла видеть только она одна!
- Постой, Лотар! А как ты вырывался?
- Да через любую щель в стене.
В один прекрасный день она достала из сундука бальное платье покойной матушки. Платья такие вышли из моды вместе с воинственным Наполеоном. Но, раз Лотар рассказывал о самом Сократе, она решила, что "греческое" белое платье с травянисто-зеленым поясом под грудью и изумрудная лента в волосах подойдут! И потребовала от возлюбленного, чтобы он немедленно увел ее за собой. А вот Лотар не был уверен, что все получится так, как надо.
Бенедикт ощущал: юноша испугался, даже к таком браку не готовился, и его пока все устраивало. Он ходит в гости, а Она его любезно принимает. Лотара напугала решительность возлюбленной. Он захотел стать достойным ее и тоже повел себя решительно - подхватил на руки и пронес сквозь какие-то старые ворота. Он забыл, какие именно. И вот после этого на внутренний взор Бенедикта пал холодный туман. Произошло что-то, чего Лотар так и не понял. Когда все прояснилось, он увидел: Сократ и Барух усадили девушку в кресле в каким-то странном месте, где у ног плещется перламутровый свет. Выражение ее лица понять было невозможно, а Лотар плакал настоящими мокрыми слезами!
- Вот так, - закончил он. - Я тогда не понял, но она сошла с ума! Я должен пойти в Ад за это, но не могу, не могу ее бросить.
- А чего же хочешь ты?
- Перевести ее обратно, но не могу! - у него и углы рта растянулись, как у ревущего малыша, и в кудри на висках он вцепился, но слез не было.
Бенедикт переждал его раскачивания, успокаивать не стал; юноша устыдился, собрался и снова ухватился за спинку кресла.
Вот тогда-то старик легко задел юношу за плечо:
- Лотар, ты ни разу не назвал ее по имени. Как ее зовут?
- Что? Лене, ее зовут Лене.
- Позволь мне обойти ее! - почти зашептал Бенедикт. - Ты драться не будешь?
- Нет. Проходите. Но зачем?
- Потом скажу, сначала посмотрю, - Бенедикт и сам не знал, для чего он это делает. Людвиг обошел некое препятствие, он сам обогнул очаг, хватая голову Элиа...
Старик мягко отстранил юношу, обошел кресло, взглянул девушке в лицо. Свет здесь напоминал уже не перламутр, а невесомую воду, просвеченную Солнцем, переливы на дне ручья. Свет этот был так силен, что ни Лене не отбрасывала тени на Лотара, ни Бенедикт не затенял ее лица.
- Лене! - позвал он.
Девушка не закрывала глаз - смотрела в поток и чуть улыбалась. Свет делал прозрачными ее черты, и она казалась хрустальной. Голубые глаза, но правый зрачок немного убежал в сторону, как если бы этим глазом Лене плохо видела. Ямочки на щеках, чистая кожа, улыбка и взгляд - глубокий, втянутый в светлую бездну.
- Лотар! - окликнул Бенедикт. - Ты видел ее лицо?
- Нет, свет мешает. Ей плохо? - насторожился Лотар и потянулся через каменную спинку и волосы Лене. Бенедикт снова мягко остановил его:
- Нет, совсем нет... Мне кажется, она переживает блаженство. Ты уверен, что надо возвращать ее обратно?
- Вы думаете, она здесь... счастлива?
- Проверим. Иди сюда.
Лотар обошел кресло с другой стороны и встал рядом. Бенедикт привык, что люди становятся с каждым веком все выше и выше (очень рослый в свое время ректор в глазах его бывших подростков-чиновников выглядел вполне обыкновенно, мальчик мог бы перерасти его), но Лотар дотягивался только до его виска, когда очень старался казаться взрослым.
- Слушай, Лотар! Сейчас ты будешь звать ее и отступать. А я буду следить за ее лицом.
- Зачем? - насторожился мальчик.
- Попробую понять, что она чувствует.
- Ладно.
- Тогда зови и иди!
- Лене, Лене!
Лотар потрогал ее за плечо (видимо, раньше он себе этого не позволял, а сейчас словно сам боялся обжечься и ее повредить), а потом осторожно отступил на шаг.
- Не переставай звать, не переставай уходить!
Бенедикт отвлекся от юноши и всмотрелся в лицо Лене. Сначала изменился взгляд, теперь правый глаз не казался слепым.
- Лене, Лене!
Глаза девушки задвигались подобно маятнику - так смотрят сны, но не помнят об этом.
- Лене!
Улыбка ее стала тревожной; свет ослаб и померк, он больше не играл ее волосами.
- Все, Лотар, стой!
- Что мне делать?