Меня схватил в объятья март,
Тепло, как поцелуи.
Капель же, как вдали набат,
Стучит себе ликуя.
Я, кажется, готов забыть
Куда же я шагаю,
Отбросить надоевший быт,
И жить, стихи слагая.
Куплю на станции билет
На поезд, на вечерний.
Брожением весны задет,
Я все предам забвенью.
Я растворюсь среди весны,
А может, я и не был.
А дни, что прожиты, лишь сны.
Весной мне снится небо.
Дамы восхищались, хлопали в ладоши, просили еще, и Юрий Антонович, разумеется, не мог отказать:
Месяц плыл подвешенной звездою
Посреди весенней тихой ночи.
Я забыл потерянную Трою,
Может, я любил ее не очень!
Месяц плыл, не избегая взглядов,
Одинокий, бледный, равнодушный.
Торжеством проснувшегося сада
Наполняя наши горестные души.
Месяц плыл, а на земле дробились
Бесконечные его осколки.
Вот и вы в тоске застыли,
Позабывшие меня потомки.
В Средние века в рыцарской среде существовал обычай украшать стены залов оружием, отобранным у побежденного противника. В центре композиции владелец замка помещал вражеский щит с гербом, под щитом и по его сторонам располагались перекрещенные клинки, древки, фрагменты лат. Постепенно трофейное оружие сделалось предметом интерьера. На видном месте в зале ставился большой диван с подушками, за которым на стене висел дорогой персидский ковер. А уж на ковре - все, что душе угодно и на что хватит фантазии и средств: казацкие шашки и венгерские сабли, рубящие и колющие мечи, дворянские шпаги и испанские рапиры, парадно-церемониальные алебарды и боевые топорики, ковёрные кутары и индийские боевые кукри. Композиция изподобного оружия называется библо и обладает специфическим декоративным эффектом: она добавляют объема большим помещениям, а также создает некий романтический настрой. Штабс-капитан Северианов среди великолепия гостей Марии Кирилловны смотрелся грубым топором-колуном в окружении обрамленных изящными завитками, фигурными клеймами, гравированными надписями, украшенных яшмой и бриллиантами антуражных "коверных" сабель, либо атипичным кулацким обрезом среди коллекционных инкрустированных пистолетов. В одиночестве, сложив руки на груди, он замер мраморной статуей, без шевелений и каких-либо проявлений активности, молча, с ироничным прищуром рассматривая окружающих. Во всяком случае, внешне это выглядело именно таким образом. Мысли же читать никто не умеет, разве что колдуны и ясновидящие, но в таких Северианов не верил. Зачем его пригласили сюда? Явно не для того, чтобы просто приятно провести время, а с какой-то определённой целью. Какие замыслы вынашивает Петр Петрович Никольский, какую партию хочет разыграть с его, Северианова, участием? Вопросы, вопросы... Тревожное чувство опасности, угрозы. Северианов прикрыл глаза, попытался расслабиться лицевые мышцы. Он должен быть весьма доволен, что его, поросенка неумытого, пригласили в высшее общество, удостоили сего почёта, дали лицезреть почтенных, уважаемых людей... Изобразить на лице малую толику глупости пополам с неумеренным счастьем, примерно как у Жоржа, и быть готовым к любым неожиданностям...
Чинно, степенно рассаживались за столом, армянский князь с гордостью и изрядным бахвальством самолично разливал - раскладывал аппетитно пахнущее кушанье по тарелкам, сияя, как начищенный самовар. Дурящий ароматный запах дразнил ноздри, будоражил воображение. Разваренное, отделившееся от костей мясо, напоенное томатно-луковым соком таяло во рту. Засверкало разлитое по бокалом янтарное вино, зазвенел хрусталь, забряцали ложки, вилки, ножи; разговоры на недолгое время затихли, и гости предались трапезе, изредка нахваливая кулинарное творение Срвандзтяна. Свежий воздух, ленивое тление угольков костра, поющий самовар - все это удесятеряло аппетит и настраивало на самый беззаботный и добродушный лад.
- Приснился мне сегодня, господа, возмутительнейший сон, - сыто улыбаясь, рассказывал Юрий Антонович Перевезенцев. - Ужас какой-то, трепетный кошмар, клянусь честным словом! Впрочем, что рассказывать, я стихотворение сочинил по поводу этого сна, не изволите ли выслушать?
Нет, памятника себе я не воздвиг!
Загадкой он во сне явился,
Которой до сих пор я не постиг,
Мне странный сон приснился.
Как будто мне воздвигнуть монумент
На склоне в городе решили.
И вот настал торжественный момент,
А статую привезть забыли.
И с просьбой обращаются ко мне:
"Постой, пока открытье происходит!"
На постамент полез я в этом сне,
Вокруг толпа шумливо бродит.
Потом все тихо разошлись,
Забыв на постаменте статую поэта.
А я стоял, окаменев, но жив,
Прохожих равнодушием задетый.
Когда же нестерпимой стала боль в ногах,
Я спрыгнул и ушел, не оглянувшись...
Какой же бред порой приходит в снах,
Когда ночь тяжела, а воздух душен.
Каково, господа! Предурацкий и прескверный сон! Просыпаюсь - и дрожу, что твой осиновый лист на ветру.
- Статуя во сне - это аллегория, - подал голос Захар Захарович Полозков. - Это значит, пробуждение новых потенциалов, новая жизнь...
- Совершенно справедливо! - откликнулась Мария Кирилловна. - Это означает, Юрий Антонович, что вскоре вы добьетесь большего, чем желали, сможете совершить очень многое из задуманного, найдете новые впечатления. Возможны даже возврат старого друга, или появление новой возлюбленной. Так что успокойтесь, не берите в голову, все просто замечательно!
- Позволю себе с Вами не согласиться, Мария Кирилловна, - надула пухлые губы Ольга Петровна Лауди, молодящаяся чопорная дама, старейшая хозяйкина приятельница. - Статую во сне видеть - есть знак скуки и печали. А также символ неосуществленных желаний.
Внешне мягкая, Ольга Петровна имела гранитный характер, и если она что-либо высказала, то иное мнение просто не имело права на существование. - Полно, полно, не сгущайте краски, Оленька! - замахала руками Мария Кирилловна. - Вы так бедного Юрия Антоновича совсем в испуг вгоните.
- Во всяком случае, каковы бы ни были толкования сего странного сна, результатом стали замечательные стихи! - с лукавым миротворством матерого контрразведчика произнес Петр Петрович Никольский. - Кои мы имели удовольствие слушать.
- Браво, Петр Петрович! - губы Ольги Петровны растянулись в милостивой улыбке. - Вы истинный мудрец и большая умница. Я всегда говорила: Пётр Петрович прямо-таки волхв и примиритель. Пока он руководит нашей контрразведкой - мы можем быть совершенно спокойны.
Петр Петрович блаженного прищурился и маленькими глотками, смакуя, допил вино. Трепещущая на ветру листва бросала на лицо Петра Петровича шевелящуюся тень, оттого казалось, что мимика постоянно изменяется. Он так внимательно смотрел на Северианова, Настю и Жоржа, что грозный прапорщик привычно покраснел, Настя смутилась, Северианов же остался совершенно невозмутим, казалось, вообще не заметил взгляда Петра Петровича.
Армянский князь не мог успокоиться, топорщил усы, расхваливая собственное угощение, в этом явно переигрывая, ибо блюдо гостям понравилось, и похвальбы Свардзтяна были излишни, наоборот, вызывали известное раздражение. Князю явно не хватало такта, его не слушали совсем, или слушали вполуха, из вежливости, он злился, готовый обидеться.
Пантелеймон подал поющий самовар, и Мария Кирилловна занялась привычным делом, разливая чай. Варенье из крыжовника в огромной розетке высилось в центре стола, распространяя умопомрачительный запах лета.
- Красных, конечно, прогнали, чему я несказанно рад, но жизнь в городе налаживаться не спешит. Иногда просто страшно из дому выходить, - разглагольствовал между тем Сергей Сергеевич Мараев, промотавшийся помещик, чье состояние в данный момент оценивалось размером дыр в карманах его пиджака цвета морской волны. Когда-то во времена незапамятные поместье Сергея Сергеевича было первым во всей губернии, у пассажирской пристани реки Вори швартовался его пароход "Борис Годунов", а сам Мараев щеголял в белоснежном костюме, с крупным бриллиантом в светло-лиловом галстуке и молочно-кремового цвета шляпе с широкими до неприличия полями, при шикарных глянцевых усах и кудрявой гриве роскошных смоляных волос. Его повсюду сопровождал вороватого вида цыганский ансамбль при гитарах и дрессированном медведе на цепи, проникновенно распевавший полуфривольные-полуприличные романсы, исполнение которых мало трогает душу, а деньги Сергей Сергеевич швырял направо-налево, не считая, с молодецкой удалью. Слава о любви барина к молоденьким актрисам, томным дамам полусвета и неопытным красивым дурочкам бежала далеко впереди этого элегантного красавца. Но, к сожалению, ничто не вечно, теперь Мараева принимали из жалости, по привычке, хотя от вальяжных замашек ловеласа и строгого барина он так и не смог избавиться. Или не пожелал... - На улицах до сих пор стреляют, раздеть среди бела дня могут запросто...
Неожиданно Ольга Петровна поддержала Сергея Сергеевича, хотя всегда относилась к нему с известной долей скепсиса и неприязни. - Вы представляете, господа, у моей доброй знакомой недавно горничную бандиты на улице в коляску затащили и увезли в неизвестном направлении. Что такое, Петр Петрович, как же подобное возможно, хотела бы я у вас спросить...
- Где это случилось? - не оставляя благодушного тона, поинтересовался Никольский.
- В городе где-то, я не уточняла. Не в горничной дело, другую возьмут, не суть важно. Я интересуюсь, когда Вы порядок подобающий наведете? Ей-богу, Петр Петрович, не в обиду Вам будет высказано: чекисты лучше вашего справлялись.
Ольга Петровна торжествовала, но смутить Петра Петровича было задачей непосильной, он ласково улыбнулся госпоже Лауди и величественно провозгласил, словно продекламировал:
- Ваше мнение, дорогая Ольга Петровна, значит для меня несравнимо много. И все же Вы глубоко несправедливы к нашей скромной службе. Контрразведка всегда на страже, мы постоянно присутствуем в самых неожиданных местах, просто заметить нашу работу, оценить успехи не всегда возможно. От нас нельзя скрыться, спрятаться, исчезнуть, мы знаем все и про всех. И даже готовы предвосхитить возможные Ваши вопросы и упреки. - Он сделал эффектную паузу и произнёс. - Людей, творивших беззаконие в городе, больше не существует, они исчезли, растворились, канули в лету, улетели, как дым от этого костра, - он указал на тлеющие угли. - И Вы не поверите, в этом большая заслуга нашей дорогой хозяйки, несравненной Марии Кирилловны, у коей мы всегда собираемся с особым удовольствием. Да-да, Мария Кирилловна, я вовсе не имел намерения шутить, именно Вы поручили моим заботам нашу юную гостью, Настеньку, которая, словно декабристка, отправилась вслед за женихом в наши края.
Петр Петрович замолчал, выдерживая необходимую паузу, не спеша налил себе вина, со вкусом отхлебнул изрядный глоток. Все затаили дыхание, предвосхищая занимательную историю.
- В прошлый раз Вы, дражайшая Мария Кирилловна, выразили глубокое участие в судьбе Настеньки, что, кстати, свидетельствует о вашем отзывчивом сердце и заботливой душе, и поручили госпожу Веломанскую моим заботам.
Мария Кирилловна готовно закивала, подтверждая истину сказанного подполковником.
- Так вот, - продолжал Петр Петрович. - В своих поисках Настя много преуспела, в результате опаснейшая преступная группа прекратила своё существование. - Петр Петрович неспешно допил вино, томя собравшихся недосказанностью, как хороший актёр. - А за сим я умолкаю и передаю слово героям недавней эскапады. Настю вы все знаете, теперь попрошу любить и жаловать остальных героев происшедшей драмы, моих лихих сотрудников: Георгия Антониновича Белоносова и Николая Васильевича Северианова...
Лихой сотрудник контрразведки Жорж Белоносов покраснел так, что казалось, готов воспламениться, Северианов же и бровью не повёл, продолжая со вкусом маленькими глотками пить чай, словно к нему вышесказанное вовсе не относилось. Со слов Петра Петровича выходило, что главные заслуги в ликвидации банды Топчина принадлежат Марии Кирилловне, самому подполковнику, Насте Веломанской и Жоржу. Он же Северианов, всего лишь оказывал незначительную помощь главным действующим лицам, в принципе, и без него бы обошлись. Как ни странно, но подобная постановка вопроса Северианова вполне устраивала.
- Вы нашли жениха, Настенька? - с материнским участием спросила Мария Кирилловна, накладывая в тарелку блины и наполняя кипятком очередную чашку.
- Увы, Мария Кирилловна, пока нет. Петр Петрович был чрезвычайно любезен, помогал мне всем, чем возможно. Жорж вообще выше всяких похвал. Я уверена, что с их помощью я, наконец, найду Виктора, но пока, увы, мы лишь блуждаем в потемках. Казалось, появилась надежда, нашлись люди, видевшие моего Витю, но в результате, нас захватили эти страшные бандиты, и если бы не помощь господина штабс-капитана, мы, вероятно, не сидели бы за этим гостеприимным столом и не общались с вами, господа...
Настя замолчала, добавить было нечего, взоры присутствующих обратились к Северианову, но штабс-капитан не торопил события, словно интересовали его только крепость и аромат чая, да сладость варенья из крыжовника. Собравшиеся жаждали рассказа, интересной истории, приключений, описания подвигов. Жорж, к сожалению, не смел раскрыть рта, смущенный до неприличия, а Настя не могла в полной мере утолить любопытства публики. Говорить должен был не проявлявший активности Северианов, ибо хорошо смазанный, с полным магазином кургузый кулацкий обрез более пригоден для дела, чем его декоративное окружение: изящно-красивые, с инкрустированными затейливой резьбой рукоятками, с вкраплением драгоценных камней, но незаряженные и небоевые пистолеты и револьверы, годные лишь для украшения. Театрально-драматическая пауза, грозила затянуться до неприличия, и Петру Петровичу волей-неволей пришлось просить подчиненного рассказать о минувших событиях. Северианов облизнул ложечку, тщательно промокнул губы салфеткой и небрежно откинулся на спинку плетеного кресла.
- Увы, господа, в сущности, ничего особенного не произошло. Как совершенно справедливо отметил Пётр Петрович, все, что имело место, является повседневной и совершенно обыденной деятельностью контрразведки. Ничего героического, ничего сверхъестественного. Я вел наблюдение за бывшим особняком покойного ныне графа Одинцова в Гусилище. Увидел, как преступники выводят из коляски пленников: мужчину и женщину. В мужчине я опознал прапорщика Белоносова, после чего принял решение освободить узников. Вот, собственно, и все: в случившемся огневом контакте бандиты были уничтожены. Никакого подвига, обычная работа.
Северианов замолчал, давая понять, что рассказ окончен, больше добавить к сказанному нечего. Вновь повисла пауза, после чего собравшаяся публика взорвалась возмущенным негодованием: ожидания чудесного приключения не оправдались, вместо душещипательного трагизма им выдали набор банальных фраз. Нет, так не пойдёт: гости требовали подробностей, деталей; требовали драмы, слез, переживаний, душевных метаний. Что такое, чёрт возьми, в конце концов, надо уважать собравшихся.
- И сколько было преступников? - спросил Иван Иванович Краснокутский, пытаясь продырявить взглядом китель Северианова в районе диафрагмы.
- Десять человек.
- И Вы не испугались? - Мария Кирилловна спрашивала с трепетным ужасом, в её понятии даже двое бандитов являлись неисчислимой угрозой, что уж тут говорить о целом десятке.
- Боялся, Мария Кирилловна, еще как боялся, - Северианов открыто улыбнулся хозяйке. - Больше всего боялся за госпожу Веломанскую и Жоржа, за то, чтобы им малейшего вреда не причинили. Потому действовать надо было решительно и жестко. Остальное: страх, волнение, переживания - в данном случае роли не играли, только расчет и умение. Сноровка, то есть. У меня было два нагана и карманный дамский браунинг, вполне достаточно. Ответный огонь преступники открыть не успели, в результате Настя и Жорж - перед вами, к большому счастью, целые и невредимые.
Юрий Антонович Перевезенцев с пристальным вниманием рассматривал Северианова.
- Что ж, скромность всегда была достоинством и украшением русского офицера! - сказала Ольга Петровна. Получилось весьма пафосно и напыщенно, госпожа Лауди вовсе не желала подобного эффекта, потому, возможно впервые в жизни, испытала некое смятение и даже смущение. Она по-новому, внимательно рассматривала Северианова, он даже чем-то напомнил её первую любовь, за которую она едва не выскочила замуж, и это нечаянное воспоминание смутило Ольгу Петровну ещё пуще. Она хотела добавить ещё что-то, но неожиданно для себя самой промолчала.
- Испугалась я, господа, - пришла на помощь Северианову Настя. - Испугалась - мягко сказано, такой ужас пришлось пережить - словами не выразить. Представьте, уже с жизнью попрощалась, уже готовилась к мучениям, к смерти, вдруг грохот, стрельба, кровь! Мёртвые бандиты кругом...