Одним из них был Касимов. Этого татарина, перешедшего на сторону Московии, Ваня часто видел рядом с Государём. Он хорошо знал, что тот является едва ли не правой рукой Москвы, и царь посвящает его во многие дела, как свои личные, так и важные государственные. Орёл боялся его. Нет, это чувство не было тем же самым, что он испытывал к Москве: в случае с царём это был скорее благоговейный, даже праведный страх, оттеняемый каким-то странным восторгом и уважением, которые можно испытать только лишь находясь рядом с очень известной и важной фигурой. Здесь же чувство опасности было уже более насыщенным, осязаемым и живым. При каких бы обстоятельствах Орёл ни встречал Касима, ему всегда казалось, что спокойный и слегка угрожающий взгляд был направлен только на него, пронизывая насквозь, обдавая всё его существо холодом, а рука татарина всегда готова выдернуть из ножен верную саблю.
Что касается третьего олицетворения, то его Ваня раньше не видел. По природе своей он любил новые знакомства, новые олицетворения и людей, новые знания. Ему нравилось наблюдать за их жизнью, делать выводы, оказываться правым или не очень в своих суждениях и мнениях, а также учиться на своих же ошибках. Потому-то его взгляд и задержался на Курске дольше всех: он зарылся в его слегка растрёпанные каштановые волосы, скользнул по лицу, плечам и груди, скрытым под плотной, но уже слегка потрёпанной и выцветшей тканью зелёного кафтана. Орёл отметил про себя некоторую отстранённость и замкнутость этого незнакомца, и, быть может, поэтому, когда Курск уже сам посмотрел на него, Ваня почему-то, совершенно не задумываясь, едва заметно улыбнулся ему краем губ.
Проскользнув к столу, во главе которого и сидел Москва, а подле него его подданные, Орёл хотел было также быстро занять указанное ему место, чтобы закончить уже эту совершенно неловкую для него сцену и принять участие в том самом важном совещании, на которое так спешил, но, поторопившись, не заметил стоявших на столе рядом с его местом небольшого блюда, заполненного чем-то вкусным, и чаши, очевидно, наполненной вином. Случайно толкнув локтём сосуд, Орёл спохватился слишком поздно для того, чтобы уже как-то предотвратить её падение. Приготовленный для недавнего именинника напиток разлился по полу, а Ване тут же захотелось провалиться сквозь землю. И надо же было такому случиться! Ну почему именно с ним и именно сегодня? Мысленно чертыхаясь, Орёл ждал реакции всех присутствующих, а, особенно, Москвы, и уже гадал, какое наказание придумает ему монарх, далеко прослывший своей жестокостью.
Но буря прошла мимо и на этот раз: Государь, как и все остальные, не обратил особого внимания на этот инцидент, что и дало Ване возможность прийти в себя. Подняв чашу обратно на стол он, наконец, занял свое место.
— Орёл, ты ведь знаешь, зачем ты здесь? — Обратился к нему Москва, и его голос уже не был для Вани таким жутким, как раньше.
Ваня кивнул.
— Это хорошо. Значит, Тула тебя уже предупредила. Что ж, так будет проще. Ты же знаешь, что у царства существует проблема с южными границами?
Орёл кивнул снова. Да, новости о нападениях Крыма всё-таки доходили до него, но он всегда считал, что ими должны заниматься совсем другие олицетворения, а не он сам. И почему же тогда Москва заговорил об этом именно сейчас и в рамках его, Ваниного, будущего?..
Немного напрягшись, Орёл слушал дальше.
— Впрочем, думаю, Курск позже расскажет тебе всё подробнее, так что отдаю тебя в его подчинение: ты должен будешь помогать ему сдерживать или и вовсе предотвращать набеги Крыма.
В этот миг рухнуло всё. Всё, чем жил Ваня чуть ли не с самого детства, показалось ему внезапно таким далёким, таким несбыточным. Его забирают в армию, хочет он того или нет. Он было хотел возмутиться, но, вспомнив слова матери, вовремя осёкся — всё же, Москва был далеко не тем, кому можно было возражать столь открыто.
— Твои земли, Орёл, как раз находятся именно в той столь сложной для нас местности, куда каждый год приходит Крым. Кстати, твоя мать, Тула, тоже защищает ядро царства — она входит в состав первой засечной черты, так что ты можешь считать, что идешь по её стопам.
Ваня молчал. Ему очень хотелось перенестись назад во времени, в детство, в сегодняшнее утро — словом, в ту пору, когда всё ещё было так хорошо.
— Курск, — обратился Великий Государь к тому самому незнакомцу, — некоторое время ты ещё можешь находиться в столице, восстанавливайся после полученных ранений, подбери для Орла всё необходимое в битве. Но главной же твоей задачей, как я тебе говорил ранее, является поиск всех твоих соседей и перетягивание их на нашу сторону. Орёл — лишь первый из многих, кого надо найти, и нам вполне повезло, что он всё это время был с нами.
— Почему именно он? Чем он сможет мне помочь? — Воспользовавшись небольшой паузой, наконец-то подал голос Курск. — Судя по его внешнему виду, он весьма далёк от нашего дела…
— Это пока что. Но то, каким воином он станет, зависит теперь только от тебя.
Курск не ответил, но было видно, что он явно не в восторге от нового напарника.
— Что до тех, кого тебе надо найти, то, в первую очередь, это Елец и его брат Воронеж. Если сможете привлечь к делу еще и олицетворение местной мордвы — вам же лучше, сами понимаете. С ним сложнее, чем с русскими, хотя, в общем-то, беда у нас общая, может и согласится.
— Понял. Не подведу Вас, Государь.
— Вот и славно. Не забывай ещё и то, что у нас не так много времени, как хотелось бы, и потому ты должен действовать быстро и четко.
Они говорили ещё о многом, но Орёл уже не вслушивался, ведь с его дальнейшей судьбой было уже всё ясно. Он уже не злился и не возражал, как порывался в первые минуты после известия. Первое впечатление уже прошло, и на Ваню нахлынула какая-то слишком тяжёлая грусть, почти что уныние, и потому ему стало почти что безразлично всё происходившее вокруг. Ну почему, почему даже мать не сказала ему этого раньше? Сейчас бы не было так больно и обидно за несбывшуюся мечту детства!
Но он не винил Тулу — он знал, что та любит его настолько, насколько может, и всегда желает ему только лучшего. Возможно, она просто не могла сказать ему о его судьбе раньше, чтобы не отнимать надежду.
Это жизнь, и в ней никто не принесёт никому на блюде их мечты просто так. Теперь Орёл жалел, что понял это слишком поздно.
Через некоторое время совет закончился, и Москва удалился. Орёл кинул заинтересованный взгляд на Курска, желая понять, куда пойдёт тот и что ему самому делать дальше.
Но никто из его собеседников не поднялся с места. Ваня понял, что на повестке дня было что-то ещё.
— Курск, — начал Касимов в свойственном ему размеренном тоне, — я понимаю, что ты не в восторге от напарника, но поверь, Москва знает, что делает.
— Серьёзно? А когда он неделю издевался над Новгородом, тоже знал?.. — Курск всё также не видел в Ване помощника. — Мне нужно будет сделать из этого сопляка воина, так? Да его уложат в первом же бою!
— Курск, пойми, мы не можем предложить тебе кого-то более подходящего, имея на руках того, кто представляет собой часть местной земли. Хочешь ты того или нет, тебе придется смириться. И сделать так, чтобы Крым больше не тревожил нас. По крайней мере, так сильно, как раньше.
Курск посмотрел на Орла и, вздохнув, замолчал.
— Если вы хотите, чтобы я сделал воина из этой девчонки, я его сделаю. Но, если он помрёт в каком-нибудь бою, я за это отвечать не буду.
— Твоё право, но в твоих же интересах сохранить ему жизнь.
— А вот это уже зависит от него.
Орёл сглотнул. Неужели на границе ситуация была настолько страшной?
Когда разговор закончился, и Орёл с его новым наставником были уже у двери, Касимов окликнул Курска.
— Курск, у меня к тебе есть еще одно дело. — Его голос немного дрогнул, выдавая большую значимость этих слов. — Вы же поедете на Дон в поисках Воронежа?
— Я пока не уверен, но скорее всего. Ему что-то передать?..
— Не ему… — Он запнулся. — Ты же помнишь… Диму? Он недавно сбежал… — Было видно, что татарину давались эти слова тяжелее предыдущих. Сейчас он уже не был таким непоколебимым, как раньше. Ушла даже та обычная холодность, сквозившая ранее в его взгляде, и теперь перед Орлом и Курском стоял обыкновенный человек, не лишённый желаний и страхов. — В общем… Говорят, он мелькал где-то в тех же местах и, возможно, там осел.
— Понимаю. Хочешь, чтобы мы его нашли?
— Да, если это возможно. — Касим снова замолчал, будто обдумывая что-то очень важное. — Я не прошу его возвращать насильно. Просто скажите, что здесь его любят и ждут. Надеюсь, он одумается…
— Хорошо, увижу — передам твои слова.
Курск хмыкнул. Ему не очень хотелось помогать Касиму, ведь тот был родственником Крыма, но отказывать в просьбе правой руке Москвы было бы опрометчиво, и потому он был вынужден дать обещание исполнить её. Да и если он будет в тех местах, как подумал он позже, её выполнение может оказаться довольно лёгким.
— Спасибо. Я буду благодарен любой вести.
После этого Курск спешно вышел в коридор. Орёл, оказавшись вырванным из мыслей, в которые он снова погрузился при разговоре, поспешил следом за ним. Теперь они были напарниками, и им предстояло очень о многом поговорить. К еде же, заранее приготовленной для него на столе в зале, он даже не притронулся.
Середина сентября 1570 года. г. Москва, Кремль.
Несколько следующих дней были отведены для согласования дальнейших действий и сборов в дорогу. Занимался ими в основном Курск, а Орёл же, будучи всё ещё очень далёким от всего происходившего, в основном слушал и вникал.
Получалось плохо. Мало того, что ему совершенно не хотелось слушать все это, так он и не знал, на чём сосредоточить свое внимание в первую очередь, и потому мало что понимал. Для него, привыкшего к последовательным, размеренным, обдуманным действиям, все это было очень непривычным, даже, в какой-то степени, раздражало.
Курск чувствовал то же самое, только вот не по отношению к происходившему вокруг, а непосредственно к Орлу. Он продолжал мысленно задаваться вопросом, который озвучил еще там, при Москве: чем ему мог помочь этот бестолковый ребёнок, который даже не то что пищаль, саблю-то держать не умел?! В конце концов, какая разница, что у него там же земли! Можно было бы просто использовать наёмников, а не посылать на смерть того, кто умирать не хочет! Или Москва и впрямь рассчитывает на то, что Курск всему научит этого юнца? В таком случае, он будет лишь обузой, которой бы можно было избежать.
Но противиться воле Государя он не мог, и потому обреченно делал для Орла всё необходимое.
Из Москвы они выехали где-то через неделю после рокового для Орла дня. Первым делом было решено навестить Ельца, который уже состоял на службе у Московии, только вот приказа о создании общей обороны ещё не получал. У него же Курск собирался узнать о том, где хотя бы примерно искать остальных. «По крайней мере,» — думал он, — «Елец точно должен знать, где может быть Воронеж, ведь они братья. А, если повезёт, я найду сразу двоих, и наше положение станет гораздо легче, ведь только с этой мелочью в распоряжении достичь главной цели я уж точно не смогу.»
В день отъезда Орёл, собравшись в дорогу, попрощался с матерью. Тула отпустила сына с тяжёлым сердцем, хоть и готовилась к этому дню в течение нескольких людских лет. Она верила, что эти испытания будут только во благо её сыну, сделают его мужественным и сильным, ведь чем старше становился Орёл, тем больше поводов для беспокойства давал ей своим поведением.
В дорогу он взял относительно немного своих вещей — решил не нагружать ни себя, ни лошадей, справедливо полагая, что дома у Курска, если что, всяко найдётся что-то и для него. Самыми ценными предметами в его скарбе были импровизированный дневник, представлявший собой несколько листов некачественной бумаги, довольно крепко сшитых с одной стороны, в который он всё также, как и раньше, записывал всё происходившее, а также несколько перьев к нему.
Всё еще находясь в смешанных и расстроенных чувствах, он прибыл в место, где они с Курском договорились встретиться для отъезда. Он всё ещё не верил, что всё это происходило именно с ним.
Курск же уже ждал его с двумя лошадьми, выделенными им Москвой.
Конец сентября 1570 года. В пути, южнее г. Тулы.
— Ладно, раз уж нам с тобой придётся жить и работать вместе, расскажи немного о себе. — Когда они отъехали уже довольно далеко от Москвы, спросил Курск попутчика. Не то что бы ему было интересно слушать Орла, просто дорога предстояла довольно долгая, и преодолевать её в тишине было бы весьма тяжело.
Орёл ехал на лошади рядом с Курском, едва справляясь с управлением. Раньше он никогда не сидел в седле, но за те дни, что они в Москве готовились к отъезду, Курск смог научить его хотя бы немного управляться с конём. Конечно же, умение Вани держаться на лошади оставляло желать лучшего, и потому Курску приходилось ехать нарочито медленно, чтобы контролировать спутника. Это, как и многое другое, тоже не было ему в радость — один бы он доехал куда быстрее, но Москва, к сожалению, повесил на него этого юнца, да ещё и лошадей дал — нет, он явно намекал на то, что учиться Орлу надо начинать уже в столице.
— Даже не знаю, с чего начать…
— С нашей цели и твоих навыков для неё. — Хмыкнул Курск. — Где-то воевал раньше? — Уже заранее зная ответ, спросил он скорее ради галочки.
— Я рос с мамой и мечтал стать летописцем. Мы часто ездили в Кремль к Москве, чтобы там меня обучили этому делу. — Как-то виновато улыбаясь, ответил Ваня. — Иногда я видел тренирующиеся отряды, но не обращал на них внимания. Так что я… Почти что чистый лист в этом отношении.
— Ясно.
Курск замолчал. Молчал он долго, — за это время они с Орлом даже успели миновать несколько небольших деревень.
— И ты что, совсем никогда не дрался? Даже в детстве? Ну, знаешь там, игры всякие…
— Ну, как-то не удалось. Я не считал это занятие достойным заполнять моё время.
Курск удивленно повел бровью. Ответ паренька выглядел весьма высокомерно, но, в то же время, довольно мило. На лице Орла снова появилась улыбка, и она значительно скрадывала суть слов, делая их обтекаемее и добрее.
— И ещё я не люблю шум, мне больше нравится, когда всё вокруг решается спокойно.
С каждым словом Вани Курск сомневался в решении Москвы всё больше. В самом деле: он, закалённый в боях воин, чуть ли не в одиночестве стерегущий всю юго-западную границу Московии, — и вдруг нянька для сопляка?
Спустя какое-то время разговор продолжился вновь. На этот раз молчание нарушил уже Орёл.
— А на границе правда очень страшно?
— Для тебя будет очень. — Стараясь не смотреть больше на это изнеженное создание, как бы невзначай бросил в ответ Курск.
Не зная, как продолжить разговор, Орёл принялся смотреть по сторонам. Близился уже конец сентября, и вся природа уже давно была разукрашена в разные цвета, где-то в вышине хмурилось тёмное небо, а на дороге серебристыми осколками водной глади поблёскивали многочисленные лужи. Пахло сыростью, и дождь обещал вскоре вернуться.
Не зная, куда себя деть, он украдкой бросил взгляд на Курска. Еще тогда, в первую встречу, он показался Орлу довольно привлекательным. Сейчас же он отметил для себя, что у его напарника были довольно красивые мужественные черты лица. Более того, они почти подходили под вкус Орла, и потому нравились ему ещё больше. Следы же от прошлых ран только завершали образ бывалого вояки.
Что его привлекают олицетворения одного с ним пола, Орёл понял еще в начале юности, но серьёзных отношений боялся. Он, что называется, «любил глазами» — обычно со стороны наблюдал за понравившимися людьми или олицетворениями, думал о том, как бы он себя вёл, будь он немного решительнее, а затем записывал всё, что его волновало в свой неизменный дневник. Тогда же он и начал ухаживать за собой. Он не находил ничего плохого в том, чтобы выглядеть чуть лучше, чем окружающие олицетворения-мужчины, но с возрастом его стремление к красоте и чистоте стало только усиливаться. Это начинало волновать даже Тулу, и, скорее всего, поэтому она и позволила Москве послать его на границу. А, быть может, и не из-за этого — Орёл не знал наверняка. Раз его земля была где-то там, то, возможно, всё именно так и должно было быть. К тому же, он и сам периодически чувствовал необъяснимую боль в разных частях тела, но ранее он никогда ещё не задумывался над её причинами, считая, что для растущего организма это нормально.