- Дмитрия убили.
- Неизвестно еще что там случилось. Разведать надо, что там на самом деле было. И было ли?
- Это пусть правитель делает. Никто и не заметит, если я в Донской тихо уйду. Рыболовье там, вечера тихие.
- Рыболовье и впрямь в Донском завидущее. А в остатнем ты не прав, царь Федор. Как отец духовный тебе говорю...Ты один остался из рода царей московских. Разве царь тот, кто приказами да послами ведает? Царь тот, кого Бог на это направил. Ты природный царь. На тебе Московское царство держится. Уйдешь и в смуту народ свой ввергнешь. Это самый тяжкий грех. Подумай, сколь людей страдать заставишь.
- Слаб я. Слаб.
- Не важно. Сильный или слабый. Иной слабый дольше самого сильного живет. Погляди на иконы наши. Разве знаем мы, как, взаправду, как Никола Угодник выглядел. Тощий был или жирный. С носом важным или пуговкой. Что его пугало. Зубная резь или ветры смрадные? Кто теперь разберет. Где та правда. Но вот икона. Вот Никола. И верим, что Никола...Потому как не важно что да как. Важно где и когда. Ты знак царь Федор. Знак божьей милости над державой московской. Без тебя она в глади мор обрушится. Этого хочешь? Этого?
Патриарх отставил в сторону посох и прижал к себе рыдающего царя. Гладил худые вздрагивающие плечи.
ХХХ
Русин Раков на телеге покрытой рогожей въехал в ворота подворья Михаила Нагого. Русин Раков спрыгнул с телеги. Поклонился Михаилу Нагому.
- Показывай, что привез.
- Что нашли, то привез. - ответствовал Раков.
Он сбросил рогожу. На дне телеги лежали несколько ржавых сабель, ножей и копейных наконечников.
- Все что ли? А в Брусенной избе?
- Скажешь, князь. Сколь народу там побывало...Как по бревнышку не растащили. Что смог то насобирал.
Раков важно поднял ржавую загогулину.
- Вот...На Молодях дед взял.
- Курицу достал?
- Петуха...Ладный петух. На весь Углич топотун. За копеечку его сдаю. Никто не жаловался.
- Давай топтуна.
Раков с сожалением передал Нагому живой шевелящийся мешок.
- Огоньком кличут.
Петух и в прямь был роскошный. Хвост аж в глазах больно. Михаил Нагой мигом положил петуха на обод тележного колеса и начисто срубил голову с красным задорным гребнем. Струящейся кровью Михаил окропил оружие в телеге и отбросил в сторону безголовую тушку. Спросил у Ракова.
- Знаешь, куда Битяговского с другими татями определили?
- В ров у Троицких. Кто не знает.
- Там оружье сбросишь. И смотри, чтобы никому.
Когда телега вывернула с подворья Русин Раков зло стучал кулаком .
-Огонька ни за что ни про что. Дура баба. Говорил Бестолковку давай...дура, дура.
ХХХ
В Грановитой палате пока пусто. Василий Шуйский один в торжественной зале. Стоит перед пустым золотым троном. Какое то время Годунов наблюдал за ним сквозь решетчатые окна верхней галереи, а потом спустился вниз и тихо подошел сзади.
- А стул этот золотой, когда Ивана Васильевича царем нарекали, в казне архимандрита остяцкого нашли. Такое время было князь. У царя всея Руси своего подходящего седалища не нашлось... Как б нам постараться да в то время вновь не окунуться с головой.
- И я так думаю, правитель. Царь Думу собирает.
- Будет Дума. А я тебя раньше вызвал. Обсудить надо многое.
Василий Шуйский ждал пока правитель начнет. А тот молчал, словно раздумывал можно ли довериться, наконец решился.
- Горе великое случилось, князь. Из Углича гонец был. Царевич Дмитрий мертв.
Помолчали. Думал Шуйский как себя далее вести. Почувствовал, что лицемерную скорбь разыгрывать с этим человеком выгоды никакой не было.
- Чего молчишь, князь?
- Думаю.
- Это дело. Дело, князь. Вижу, что и слезинки не скопил.
- Копить другое надобно.. Младенца невинного жаль. Собой за других ответил. Другие пусть по нему и плачут. А нам государевым мужам думать надо, как урона царству не допустить.
- Моя мысль такая. Нагие царевых людей побили и за это ответить должны.
- Пусть отвечают.
- А нам скрывать нечего. - добавил Годунов. - Пусть все видят, что нет нашей в том вины. Царевич черной болезнью мучился. Так она его и сожгла в конце концов. Дума приговорит, чтобы в Углич ехать. На месте разыскать что случилось.
- В Думе разные люди. Мстиславские, Романовы. Им дай повод сразу вцепятся.
- А ничего они не сделают. Только возрадуются, когда узнают, что главой всего дела враг мой будет.
- Это кто ж такой? - спросил Шуйский.
- Ты. Кто ж еще, князь Василий.
- Вот так так. Зачем обижаешь. Знаешь же, что верой и правдой тебе и государю.
- Знаю. А они в том сомневаются. Я на тебя опалу наложил. А сейчас по дворам боярским молва катится, что Годунов царевича упокоил. Избавился от опасного соперника. Мне скрывать нечего. В этом деле я чист и безвинен перед Богом и Государем.
- Если ты меня огласишь, скажут, что мы с тобой спелись. - сказал Шуйский.
- А я тебя предлагать не буду, я посольство предложу, а уж кто в него войдет не мне решать. Пусть мысль о том, чтобы ты главным был, в их головах сама поселится. А ты им в этом поможешь. Пока бояре да дьяки собираются. Походи, меня поругай. Пусть уверятся, что ты мне враг истинный. Пусть свою мнимую силу почувствуют. Это полезно. Они верить будут, что ты правильно сделаешь и не в мою сторону рассудишь. А ты ведь все правильно сделаешь, князь?
- Не сомневайся, правитель.
ХХХ
В Грановитой палате не продохнуть. Весь цвет московской знати собрался, чтобы выслушать о случившемся в Угличе.
- И руку в том Михаил Нагой с братьями и царица Мария приложили.
Дьяк Вылузгин свернул свиток и поклонился царю, сидящему на золотом троне. На лавках, где сидели бояре и думные дьяки поднялся неясный, глухой но набирающий силу ропот. Через него пробивается тонкий фальцет царя.
- Я созвал, чтобы вместе общим советом решить как с бедой великой справиться. Брат мой Дмитрий мертв и я не уберег его.
Тут царя прервал один из дальних бояр. Маленький и вертлявый он кричал, надрывался. Говорил то, про что многие думали.
- Нет! Нет твоей вины, государь. Правитель за все в ответе.
В его поддержку раздались и другие голоса.
- Верно.
- Годунов дьяка этого направил.
- Годунов и убил.
Годунов сидел неподвижно, а царь мелко хватал ртом воздух. Правитель смотрел на патриарха. Наконец тот поднялся и силой ударил посохом об пол.
- Божьим приговором и дозволом царским приставлены вы - лучшие люди вершить суд праведный. Помогать государю нашему советом и делом. Вместо того, чтобы брать пример с достославного христианской ангельской рати, рычите, лаете и зубами щелкаете, как басурмане или Орда поганая. Гог и Магог. Слышите! Слышите! Государь от вас совета ждет и помощи. И так тому быть. А нет. Вот Бог - патриарх ткнул посохом в икону. - А вот порог.
При общем молчании патриарх сел. Через небольшую паузу начал говорить правитель спокойным и решительным тоном.
- Нагие на моих людей, а значит на меня поклеп возводят. Ничего. Я панцирем оброс от людской неправоты. А тем временем душа малая загублена, и кровь царская вопиет. Прошу, государь. Милостью твоей я в дела государевы посвящен, но от этого, прошу, уволь. Дума решит, а я любой приговор приму со смирением.
Закончив, Годунов с достоинством сел.
Поднялся Шуйский.
- Дозволь, государь.
Федор кивнул.
- Говори, князь Василий.
- Нужно посольство в Углич направить. Все основательно разузнать.
- Правильно!
Годунов поморщился. Опять этот червяк вертлявый.
- Пусть князь Василий во главе посольства встанет. Он правителя не пощадит, если Нагие правду пишут.
- Так тому и быть. -воскликнул царь. - Борису бояться нечего и мне тоже. Князь Василий принимай на себя эту ношу. Будь справедлив и не потворствуй лжи...
ХХХ
В тафье по-домашнему сидел Борис Годунов. Между столбиками денег на столе бумага с неряшливыми записками. Перед столом, диво дивное, тот самый боярин, который больше всех кричал против правителя. Годунов двинул к нему два столбика монет.
- Тебе, Иван Семенов. Крепко ты на меня сегодня лаялся.
- Виноват, благодетель.
- Ничего, ничего.
Годунов добавил еще постолбика.
- Чтобы и дальше мы с тобой в мире и согласии жили.
После того как остались одни правитель сказал Пеху.
- А это тебе.
Он показал на два туго набитых мешочка.
- Надо в московских концах раздать. Пусть рассказывают, что царевича черная болезнь погубила. И еще . В Углич нужно будет вернуться. За Шуйским присмотреть. Кабы не разыгрался наш князь на воле.
ХХХ
Ранним-ранним утром, пока никто не видит, Устинья, накинув на голову платок, вышла из дома попа Огурца. В руке держала деревянное ведро. Вошла в темный со щелястыми стенами хлев. Призывно замычала корова Зорька. Тут же неподалеку важно жевала траву верблюдица Васька. Устинья ласково погладила трогательную русскую буренку.
- Зорюшка, зорюшка. Соскучилась? Сейчас. Я тебе пособлю.
Устинья поставила ведро и огляделась.
- А где же скамейка.
И тут она услышала голос, идущий откуда-то из-под Васьки. Знакомый голос казака Рыбки.
- Чекай, сестра...Зараз я...трохи осталось.
Удобно устроившись на скамейке, Рыбка умело доил свою верблюдицу. Тугие струи глухо с каменным стуком падали в ведро
- Вот так так. - сказалаУстинья. - Казак Ваську доит.
- Чео на свете не бывает. Тебе ли не знать. А тут и дива никакого нет. Особенно, если Васька...Василиса Абдулаевна.
- А верблюжонок где?
- Потеряли верблюжонка. На Белой реке. А природа видишь, как будто и не верит.
- И правда Василиса Абдулаевна. - попыталась погладить верблюдицу Устинья . - Гонору как у новгородской посадницы.
ХХХ
В опустевшем утреннем Угличе редкие прохожие жались к глухим бревенчатым забором. Необычайно тихо. А ведь вчера все было. И у Троицких ворот у полузасыпанного рва жена Битяговского и Волохова точно знали. Все было и ничего уже не изменишь.
- Похоронить дайте. - молила жена дьяка вооруженных холопов Нагих. - Что им как собакам бездомным здесь гнить?
- Приказу нет, тетка. Приказ будет всех забирай или сама рядом ложись.
- Пустите хоть поглядеть.
- А что там глядеть. Лежат и лежат.
Жена дьяка и Волохова встали на краю неглубокой ямы, и внезапно Битяговская бросилась вниз и упала на обезображенное тело своего мужа.
ХХХ
В покоях своих Михаил Нагой кормил умытого и начищенного Андрюшку Молчанова.
- Не быть тебе старцем святым, Андрюха. Всего два дня на хлебе и воде, а жрешь так словно два месяца в голодухе.
- А я и не рвусь. - отвечал с набитым ртом помяс. - Нет у меня такого склонения.
Втолковывал Нагой.
- Царевича нужно в лучшем виде представить. Лежать ему долго придется. Когда из Москвы посольство придет.
- Есть нужные травки. Если царица дозвол даст Все таки дите ее резать...
Нагой не выдержал. Влепил Молчанову со всего размаха в скулу. Вместе с чашками и тарелками полетел Андрюха вниз. Нагой не отставал и бил незадачливого колдуна мягкими сапогами.
- Как о царе говоришь? Как?
Андрюха скулил, изворачивался, кость мозговую изо рта не выпускал. Когда доведется еще попробовать?
ХХХ
Нагой втолкнул помяса в большой покой угличского дворца, где была установлена домовина с телом царевича. У домовины на приставном стульчике сидела царица Мария. Нагой толкает Молчанова в плечи.
- Нужно так сделать, чтобы тлен его как можно далее не взял и...Сестра?
- Не пойду...мой сын.
- Гляди. Это.
Михаил указал на рану пересекшую горло.
- Горло ему надо сильнее взрезать. Чтобы ни у кого сомнения не осталось.
ХХХ
Недалеко от Углича сидел Рыбка на берегу у самого края воды. Мечтательно смотрел на воду и вдруг резко поднялся. Сорвал одежду. Грудь и живот прикрывал широченный крест из железных толстых полосок. От пупа до самого горла. Рыбка решительно взмахнул руками и побежал вперед. У самого края внезапно остановился и опустил большой палец ноги в воду. Потом закричал выдернул палец из воды и побежал назад к одежде. Мимо одевающегося Рыбки, Каракут направил лошадь в реку. Потом спросил.
- Как Волга матушка?
-Жуть как холодна, бессердечница. Что делать будем, Федор? Ехать пора.
-Казну спрятали. Можно и повременить.
- Что нам здесь?
- Дьяка убили. С царевичем неясно, что произошло
- А нам какое дело. У нас своя забота.
-Так то оно так. ..Я думаю. Теперь Суббота Зотов сам сюда пожалует. И до Москвы ждать не придется.
Рыбка ближе подошел.
-Говори правду, Каракут.
- Правду? Вот тебе правда. Не дьяк это не он.
Каракут показал Рыбке нож с треугольным светлым клинком.
Конец 5 части.
Часть 6.
В полутемных закоулках угличского дворца Андрюшка Молчанов давал последние наставления боярыне Волоховой. Ставил на ее лицо примочки и говорил, все время говорил.
- А это мамочка, боярыня моя, зверобой. От ран душевных.
- Какие у меня раны? Сына сына моего убили. Поплатятся Нагие. За все поплатятся. Невинного юношу боярского имени...Сыночка...
Волохова тихо плачет.
Молчанов оставил нетронутой склянку с зверобоем.
- В городе говорят. Из Москвы посольство снаряжают.
- Все скажу. Всю правду открою. Гореть им в аду.
- Ты это, мамочка. Горе твое широкое, но все ж таки в берега его направь. Мало ли кто услышит. Человек незнаемый. А нам то вот как не нужно. - сказал Молчанов и провел ребром ладони по горлу. Увидев это, Волохова залилась еще пуще прежнего. Молчанов плюнул и поспешил уйти от надвигающейся угрозы.
ХХХ
Молчанов вышел из дворца. Огляделся по сторонам и юркнул в узкий лаз между двумя сараями. В тоже мгновение на противоположной стороне появился Каракут. Мгновение он помедлил, раздумывая куда идти. За помясом или к Волоховой? Повернул во дворец.
ХХХ
Увидев Каракута, Волохова вскрикнула, но потом решительно сказала.
- Ни отчего не отрекусь. Что говорила, тои говорить буду. Гореть им в аду. Пусть аспиды их сожрут, пусть громы испепелят.
Каракут приложил палец к губам.
- Тихо. Не разоряйся, боярыня. Я не человек Нагих. Я Федор Каракут из Сибирского посольства.
- Зачем пришел?
- Знать мне надо, как оно на самом деле было. Не верю я, что дьяк, Качалов да сын твой Осип это сделали. Что видела? Расскажи.
- В ножики ребятки играли. Говорила я царице. Хворый он, повременить следовало. Да кто меня слушает. И к царевичу я. Как за родным. Хоть на подмену, а все же царь. Розог бы ему всыпать, чтобы в ум пришел.
- Так говоришь. Кроме жильцов малых, тебя да няньки не было никого во дворе?
- Может и был. Только я не видела.
- А потом что?
- Ребята закричали. Мы к ним бросились. А царевич в крови лежит, как осинка на ветру, ручками и ножками дрожит. Подняли мы крик. Тогда все сбежались.
ХХХ