- Беги домой, Торопка. - Каракут возвратил стрельцу пищаль.
- А вы?
- А мы полюбопытствуем. - Рыбка вышел на дорогу. - Не каждый день в Московском царстве кто-то мимо царя царствует.
ХХХ
На дворе Брусенной избы всегда деятельной и суетливой одиноко. Кроме Битяговского и Мишки Качалова никого. Звонил заполошный колокол. Громко без перерыва. Дьяк и Мишка подтянули веревками ржавую пушку на деревянный лафет, развернули ее дулом на закрытые ворота.
- Порох где, Митька? - крикнул дьяк.
Митька Качалов волок в подоле своей бескрайней рубахи каменное ядро, высоко задирал цыплячьи ноги.
- А Волохов Осип убег. - сообщил он дьяку.
- Убег? И слава богу...Митька? Обещался же пушку чистить?
- Че ее чистить. Она Мамая старше и моей рубахи.
Запертые ворота поддались вперед. Через колокольный звон стали слышны человеческие разъяренные голоса. Битяговский положил руку на плечо Митьке.
- Все, Митя. Все...Давай отседова. Успеешь до лошадей добежать.
Митька выронил ядро. Потер потный лоб.
- Куды ж я побегу, Федор Иваныч. Вместе кашу варили, вместе и есть будем.
- Митя. Митя. Не время сейчас богатырствовать.
Митька шмыгнул носом.
- Кто ж его знает, когда оно время-то. Пойдем, Федор Иваныч. Отобьемся. Мы же государевы люди. Кто на нас руку подымет?
Митька и дьяк заперли тяжелым запором двери Брусенной избы. По двору растекалось черное грозовое облако толпы. Внутри нее на лошади крутился Михаил Нагой. Распоряжался.
- Плот ломайте. Огонь несите!
Разломали плот. Выбили искры из кресал и кремней. Зажгли подготовленные кем-то факелы. В Брусенной избе Битяговский и Качалов спешно вооружались. Открыли оружейную камору. Там на полу в кучу были свалены проржавевшие мечи, трухлявые сулицы времен воеводы Бренка и битвы на реке Пьяни.
- Твою же мать. - выругался Битяговский. - Приговорил Бог. От нагаев диких, татарвы уберегся. А тут на родной земле...Обидно.
Митька втискивал себя в рассыпающуюся кольчугу. Не успел. Дверь вынесли той самой пушкой, что стояла во дворе. Толпа заполнила Брусенную избу, обтекая Битяговского и Митьку. Рассталкивая людей грудью лошади, в Брусенную избу въехал Михаил Нагой.
- Что творишь, князь? - Битяговский.
- Ты! Ты царевича убил. - Нагой тыкал в сторону дьяка нагайкой.
- Народ беспамятный пожалей. Когда из Москвы наряд придет, им расплачиваться...Ни тебе...
Михаил Нагой заорал, пытаясь заглушить трезвые слова дьяка.
- Что слушаете? Он с Волоховым господина вашего убил. Как куренка взрезал. Бей! Бей их!
Все началось и закончилось мгновенно. Битяговский и Митька отбивались, как могли, но совсем скоро они захлебнулись в толпе. Пропали без остатка. Нагой прорывался через затылки и спины, колотил эфесом сабли.
- Расступись! Расступись! Дай полюбопытствовать.
С трудом протиснулся к распростертым телам. Пронзил каждого по очереди саблей. В глазах его плескалась пьяная удаль.
- Что? Что? Жги да неси! Коли дело такое.
Шатаясь, выбрался Михаил Нагой из Брусенной избы. Увидел брата Афанасия. Рядом с ним несколько верховых холопов. К их лошадям было привязано истерзанное тело Волохова.
- Где нашли? - спросил Михаил.
- Недалече убег. - похвастался толстоносый холоп. - Сулицей его поймал. Крякнул только.
- Хорош! Вали его в избу. К дьяку. Афоня, помяса нужно сыскать. Здесь где-то дьяк его держал.
ХХХ
Нагие пошли по двору, искали помяса. Грабеж разгорался. Добрые угличане разносили царево имущество основательно, домовито. Гребли без остатка. Явились на двор подводы. На них переваливали мешки, сундуки, все что хоть какой-то представляло интерес. Афанасий сбил замок с одного из сараев и на него изнутри выпала собака. Черная, худая, с белыми подпалинами и очень злая. Без особого лая вцепилась Афанасию в ногу. Афанасий заорал от боли, пытаясь сбросить с себя собаку. Михаил вошел в теплый и вонючий амбар.
- Андрюх? - позвал негромко. - Андрюх?
Услышал шевеление в углу, пошел туда, разбрасывая в стороны корзины, туеса и гулкие бочки. Сбоку появилась тень. Она бросилась на Михаила. Худой бледной рукой обвила Михаилу шею, а другая быстро шарила в поясе, пыталась добраться до ножа. Михаил легко сбросил тень на землю. Двинул ногой хорошенько в бок. Тень заскулила.
- Что тут! - Афанасий быстро шел к брату. В руке держал окровавленный кинжал.
- Помяса нашел. - ответил Михаил. Прямо на земле перед ними дрожал от страха Андрюха Молчанов, беглый помяс.
ХХХ
Разгром Брусенной избы продолжался. Жгли, несли, ломали. Несколько посадских рассматривали сундук, окрученный толстыми цепями. Мужиков было трое. Уловимо похожие друг на друга. Старик, мужик в зрелых годах и парень лет 20. Старик рассматривал ермаковскую казну и рассуждал.
- Что скажу, ребята. Пуда два пороху тут надобно.
Мужик возразил.
- Я так думаю, и тремя не обойдемся.
- Где же его взять? Порох-то? - спросил парень.
- Это негде. - согласился старик. - Но вот если бы было так два как раз хватило.
Мужик подхватил.
- Взять-то, конечно, негде. Но вот если бы было то три в самый раз.
- Да я его топором возьму.
Парень двинул топором по сундуку и удивительно легко сбил дужку замка. Мужики запустили руки внутрь сундука. Стали перебирать бесценные шкурки.
- Давайте, ребята. Темка тащи мешки. - дед аж трясся от жадности.
Темку на пороге остановили Каракут и Рыбка.
- Побачили? - спросил Рыбка. - Ну то ховай назад.
- А ты кто? - парнишка смело постукивал обушком топора по раскрытой ладони. - Деда, бать.
Каракут разъяснил.
-Это казна царская.
Мужик посмотрел на деда.
- Чем докажешь...Может дьяк для себя прятал?
- Ездеца видел? Царская печать.
Мужик был русским мужиком. Неуловимым. Дави его не дави.
- Так мы так...Только поглядеть.
- Закрывай крышку. - Рыбка прошел вперед. Темка оказался у него за спиной и вопросительно бросил.
- Дед?
- Что, дед...С бочкой этой справишься....Так далее мы с батькой пособим. А нет...Таки да. Видим печать царскую...Не замай.
Рыбка ожидать не стал, пока парень дурковать начнет и топориком замашет. В сумке на поясе у него торбочка была со жгучим перцем. Хватанул щепотку и швырнул парню в глаза. Тот выронил топор, стал тереть глаза и ругаться. Дед всплеснул руками и вздохнул обиженно.
- Что ж тут скажешь? Ничего не скажешь. Прямо просветление какое-то. Хватай, Ефремка, чадунюшку.
Отец и дед подхватили парня и выволокли его прочь. На их место уже спешили другие. Пришлось Рыбке подранить нескольких, пока Каракут сгружал мягкую рухлядь в кожаные мешки. Задами вышли, обвешанные мешками на кривую улицу перед Незрячими воротами. Оттуда был прямой путь из города. По тихой улице они пошли туда, где между сторожевыми башнями крутилось полуденное солнце.
Конец 4 части.
Часть 5.
Вечером того страшного дня Нагие собрались за столом с неубранным обедом. Михаил мучился хмельной головной болью. Запивал ее вином из серебряного мрачного кубка. Афанасий нервно сглаживал пальцами край стола. На удивление царица Мария была спокойна и, может быть, равнодушна. Ни слезинки, но и ни кровинки в покойном белом лице. Михаил, наконец, оставил кубок и начал.
- А что делать, то и делать. В Москву писать.
Афанасий криво усмехнулся.
- Что писать? Как государевых людей порубили?
- Правду, братец. Как Волохова во дворе видели. Как Битяговский с ножиком шел. Много кто его видал.
- Много кто видал, что он с земли его подобрал, когда на дворе появился. Мыслю, не простит Борис погрома, если не докажем, что Битяговского это дело.
- Не веришь? - посмотрел на брата Михаил. Увидел в глазах сомнение.
- Жильцы, что с ним игрались...Говорят, что падучая опять на него напала.
- Мыслимое ли это дело. Падучая зарезать не может. - в гневе Михаил сбросил со стола кубок. По полу растеклась вишневая клякса. После этого зазвучал решительный и собранный голос Марии.
- Тихо...Что бабы. На Москву писать надобно. Но не правителю, а царю и патриарху. Пусть они первыми узнают.
- Да что писать-то будем? - не понимал Афанасий.
- Правду.
- Какую правду? Их тут всего на первый взгляд уже две.
Царица Мария сказала.
- Ту которая нас от пострига или казни спасет. Сын мой мертв. Сын. Все на нем счастье семьи держалось. За него страдания принимала. Теперь пусто все...Пусто..
- Не пусто, сестра... Семья осталась. Ее спасать надо. Вьюнами виться.
- Зачем? Чего ради?
Михаил посмотрел на Афанасия.
- Чтобы под копытами не лежать во прахе.
ХХХ
Ночь. Дорога из Углича в Москву. Узкая и петляющая в темно-синих берегах русского леса. Настороженно прислушивался Пех. Пытался различить в колеблющейся тишине нужные ему звуки. Наконец услышал. Натянул тонкую цепь, привязанную к дереву на противоположной стороне дороги. Когда из-за крутого поворота выскочил всадник, Пех стоял к нему спиной. Сначала услышал жалобное ржание, удар и выматывающий плач раненого животного. Пех вышел на дорогу. Подошел к темному телу гонца. Его шея была неестественно вывернута. Пех обрезал лямку походной сумки. Вытащил оттуда свиток. Положил за пазуху. Прежде чем удалиться, дорезал несчастную раненую лошадь.
ХХХ
У Фроловских ворот московского кремля Пех оказался на самом краю еще заспанного, закутавшегося в серое одеяло из холодных облаков, ленивого утра. Дорогу ему преградила рогатка и несколько стрельцов.
- Открывай. К правителю. Срочное донесение. - приказал Пех.
Один из стрельцов замотал непокрытой кудлатой башкой.
- Не можно. Через Портомойную башню теперь вход с первой до третьей стражи.
Пех развернулся и поскакал вдоль зубчатой кремлевской стены. У Портомойной башни его ждали та же рогатка и почти такой же стрелец.
- Снимай рогатку.
Стрелец покачал головой.
- С третьей до первой стражи через Фроловскую башню. Здесь нельзя.
- Снимай живей! Засеку.
- Приказ правителя. - заскучал стрелец.
- Я тебя живей засеку. Снимай, кому говорю.
- Расчепушился, пристав. А у мне все одно. Голова одна. Не пущу. Секи.
С проклятьем Пех развернулся, а стрелец бросил вслед.
- Нет чтоб по-людски...Что ж я не пустил бы....А то засеку. Вот тебе.
Стрелец сложил увесистую тяжелую дулю.
- Приказ есть так сполняй, коли по людски не хочешь.
ХХХ
Правитель как будто и не спал вовсе. Принял Пеха в потайной комнате в полном облачении. Пока читал добытый свиток, лицо его мрачнело. Наконец поднял глаза на Пеха.
- Читал?
Пех с трудом, но сделал удивленное лицо.
- Послание царю и патриарху?
- Чего же мне тогда привез?...-спросил на лету Годунов, а продумав, добавил.- За Битяговского..
Правитель зло щелкнул пальцами.
- Один дьяк больше стоил чем все эти золоченые блохи из рода Гедимина. Ты был там?
Пех склонил голову. Правитель подошел ближе, посмотрел пристально в глаза черного пристава.
- Чего же ты? Рассказывай. Рассказывай.
ХХХ
После разговора с Пехом, правитель пошел советоваться с женой. Мария напряженно читала грамоту из Углича. Наконец опустила руку вниз.
- Беда какая, Борис.
- Делать что теперь.
- На нас все думать будут.
- Не верю я, что Битяговский сам без дозволу такое дело умыслил.
- А был дозвол?
Борис долго смотрел на жену.
- Нет. Не было.
- Тогда к царю идти надо.
- Сейчас?
- Прямо сейчас. Пока кто другой не донес. И не так как надо. А с Ириной что? Теперь, когда Дмитрий мертв?
-Что поменялось? Царь умрет и тогда опять голова с плеч....Нет здесь ничего не прекращаем. А Нагих...Нагих за дьяка в пыль растереть.
- Но сам ничего не делай. Знать не знаешь, как это получилось. На Нагих все вали. Что бунт затеяли.
- Думу созывать надо. Патриарха.
- Как Дума приговорит, так пусть и будет...Если бояться нечего???
Мария снова внимательно посмотрела на мужа. Он взгляд выдержал.
- Нечего нам бояться...И некого...
ХХХ
Не смотря на неустойчивую погоду, царь перебрался в летний деревянный терем. Пришлось правителю бежать, небрежно накинув на плечи летнюю тонкую шубу, через колодезный прямоугольник двора. Не до пышности теперь было. Хорошо что про сапоги вспомнил, а то и бежать бы пришлось в турских с загнутых носками туфлях. К царю прошел, не останавливаясь, сел на краешек царской постели. Она была широкая и невеликая фигурка царя скомкалась где-то в самом углу. Борис ждал, не торопился будить государя. Присматривался. В лампадном свете мягко блестели драгоценные оклады икон на темных обитых атласом стенах. На толстой деревянной ноге раскрыта книга с богатыми разноцветными миниатюрами. Годунов поднял с пола деревянную лошадку об одной ноге. Не закончил еще царь мастерить. Борис положил лошадку на место и осторожно тронул государя за плечо.
- Государь. Государь.
Федор вздрогнул. Рука нырнула под подушку, но вот он узнал Бориса.
- Борис? Ты?
В руке царя крохотный итальянский стилет. Не смог скрыть усмешку Годунов.
- Великая важность, государь. Из Углича гонец.
- Что? Дмитрий? Убили?
- Смерть принял царевич.
Бессильно опустился Федор на подушки.
- Проклятый род. Проклятый я...
ХХХ
Птичий двор Патриаршьего дворца. Похожая на клюку, сутулая высокая и черная фигура патриарха в окружении желтого пушистого озерца из говорливых нежных цыплят. Патриарх бросает вниз хлебные крошки. Наблюдает, как топчут друг друга цыплята, пытаясь дорваться до сладкого куска. Борис смиренно ждет, когда патриарх закончит, тогда коротко целует пасторскую руку.
- Слышал, владыко?
- Вся Москва гудит...Бедное дитя. Не за свои грехи...
- Думу собираем. Тебя зовем. Слово верное хотим услышать.
Патриарх отвечал и больше своим собственным мыслям.
- Нельзя в такой скорбный час державу качать. Слышишь, Борис?
- Так же думаю, владыка. Но я к тебе с другой опасностью. С царем беда.
- Что так?
-В монастырь собрался, наш государь надежа. Нужно его от этого желания отвадить. В такое время о другом думать. Кому как не тебе, владыка, ворота в град небесный запереть.
ХХХ
В царской спальне тихо. Царь Федор сжался на лавке у стены. Напротив патриарх на низкой скамеечке. Чертит на полу из ценного дерева фигуры тяжелым патриаршим посохом.
- Экую тебе красоту влахи сработали. - начал патриарх.
- Это наши владимирские пачкули. - отозвался Федор.
- Гляди-тко. Ай да, курносые. Вот тебе и лапти...Когда выучились? Да...
- Не могу, владыка. - зашептал горячо царь. - Кровь одна...Всюду кровь...Худой я царь...Правду, батюшка, говорил.
Патриарх встал и подошел ближе.
- Будто ты сейчас вот на перекрестке стоишь. А когда в Успенском соборе на тебя брамы и шапку золотую одевали, ты разве не знал, на что идешь? Разве не знал?...Если и хотел от земной жизни убежать тогда и надо было спасаться, когда в начале пути был...Теперь нет твоей воли свернуть. Одна воля. Дойти до конца.