- Не...Я Барсук по-уличному. А поп Мафусаилом окрестил.
- А малого Тимохи у вас не сыщется?
- Ты что думаешь у нас тут Тимохамёт волшебный спрятан? - издевался старик.
- А малого тебе...Есть какой-никакой. Тимох!
Из избы вышел мальчик с куском хлеба в руке.
- Ты жилец дворовый? - спросил Каракут.
- Ну я.
- Ты то мне и нужен. - улыбнулся ему Каракут.
Конец 6 части.
Часть 7.
На сваленных в кучу бревнах собрался весь клан славных Колобовых. Выше всех дед, отец посередине, а юноша почти у самой земли. Тимохе младшему места и вовсе не досталось. Стоял перед Каракутом.
- Чего молчишь, казак? Хотел Тимоху вот тебе Тимоха. - сказал дед.
Каракут начал расспрашивать.
- Вы что с царевичем во дворе делали, Тимох?
Тимох обернулся назад за дозволом.
- Деда?
- Давай, Тимох. Вины твоей ни в чем нету.
- Ну? - насупил брови малой.
- Во что играли-то? - мягко спросил Каракут.
- Так в горелки поначалу.
- С царевичем?
- Куда ему. Хворый он. Пробежит чутка и дышит как деда на бабке.
Раздался веселый жеребячий смех юноши. Его прервал звучный, крепкий отцовский подзатыльник.
- Я те дам. - погрозил мужик.
- Это я те дам. - дед отвесил мужику точно такой же подзатыльник.
- За что, бать?
- За то, что они у тебя над дедом родным смеются. Как годуешь?
Каракут снова спросил.
- Значит в горелки?
- В горелки...- согласился Тимоха. - У меня трещотка была. Ух, знатная трещотка. Так мальцы за мной бегали, чтобы вроде отобрать.
- Отобрали?
- Куда им? А потом царевич прибежал. С мамкой и нянькой. И мы в ножички играть затеяли.
- Кто ж предложил-то?
- А дёжка какой-то.
- Какой такой дёжка?
- А мимо проходил. Видит, что у царевича ножик и говорит: такой ножик, нечего ему на поясе делать.
- Что это за дежка? - допытывался Каракут.
Отец объяснил.
- Это у нас так мужиков называют, которых во дворец берут на работы. Голь перекатная об одну одёжку.
- Но мы не такие. - сказал дед - Нас Колобовых на Угличе всякий знает.
- А кто не знает, тот в Угличе не бывал. - влез юноша.
- В ножички играли? - задумался Каракут. - В землю что ли?
- Не. В тычку.
- В круг садили?
- А то куда же..
Каракут достал нож. Нарисовал маленький круг на земле. Размером с рублевик. Потом с невероятной быстротой и точностью засадил ножик в круг от бедра, локтя, плеча и лба.
- Так было?
От изумления Тимоха только выговорил.
- Ну, пожалуй, круг поболе был.
- Да. Справный казак. - добавил дед.
Юноша возразил.
- Справный? Тут в ножике все дело. У него напруга по всему лёзу идет.
- Попробуешь? - протянул нож Каракут.
- Не...- смутился юноша. - Сегодня никак...С утра хвораю. Молока ледяного потянул.
- Молока...Тетеха. - укорил отец.
- Осип Волохов так могет. - сказал младший Тимоха. - Мог.
- Волохов? А он что?- заинтересовался Каракут.
- Так подходил к нам...Тоже ловко сажал...У царевича глаза разгорелись.
- А Волохов?
- Ушел.
- Значит, не было его, когда на царевича хворь напала?
- Я не видел...Там суматоха началась...
- Так. А царевич?
- Взял ножик.
- Попал?
- Куда ему.
- Вижу, любил ты царевича?
- По службе любил...А так...Больно дрался много...И не ответишь как следует...Служба.
Дед не преминул похвастаться.
- Тимоха у нас большим человеком будет. Пока подгорчичником ходит, а старый Прокоп уйдет, так и горчичником станет. Степан обещал.
- Большой человек. - бросил Каракут. - Всю жизнь на стол горчицу ставить.
- Это смотря на чей стол.
- Всю жизнь холопствовать.
- Не понимает казак. - сказал отец.
- Красоту порядка не чует. - сказал дед.
- Воля любого порядка дороже.
- Воля...А хлеб ростить кто будет? Горшки лепить. Железки, которыми ты вольный человек, с головы до ног увешан...Коли все вольные порядка нет. Порядка нет и жизни нет. Разор и смятенье.
- Дальше рассказывать? - заскучал Тимоха.
- Говори.
- Царевич ножик бросал. Ни разу не получилось. Разозлился. От солнца закрывался. Попробовал от шеи стрельнуть и тут его затрясло. Упал на землю и давай биться...Мы кровь увидели, и давай орать. Тут все сбегаться начали.
- А ножик он так к шее приставил? - показал Каракут.
- Кажись так. А как иначе?
ХХХ
Торопку привязали к лавке. Позорно, в одном исподнем. Чудесный кафтан Устинья разложила на столе и щедро посыпала его солью. Говорила, как ни в чем не бывало.
- Узвар грушевый вязок, а соль все одно вытянет. Макеевна и не заметит.
Торопка укорил Огурца.
- Что ж это, батюшка Огурец. Как это? Сами же со мной. За ноги пособлю.
- Не ведал я, Торопка.
Даша объяснила.
- Казаки матушку чудесным зельем опоили. Будто она умерла, а на самом деле заснула крепко-крепко. А потом проснулась?
- А руки зачем связали?
- Это ты к чему надобно подобрался. - одобрил Рыбка.
- Не скажу. - замотал головой Торопка. - Да и кто мне поверит?
- А матушка? Матушка у тебя жинка нетерпимая к сплетням. Не терпит она когда сплетня мимо нее пролетает.
- Сказал же...Не скажу. Батюшка Огурец?
- Охо-хо, грехи наши тяжкие. - вздохнул Огурец и начал развязывать Торопку.
ХХХ
С трудом митрополит Геласий выбрался из аглицкой кареты. Огляделся. Посольство остановилось прямо в лесу. Подбежал служка. Митрополит зло отмахнулся.
- Куда идти?
- Здесь недалече. - поклонился служка. -На полянке ждут.
- Посох дай.
- Пасхальный?
- Совсем сдурел. Простака давай.
Опираясь на крепкий и без всяких изысков посох, Геласий вышел на поляну. Там его ждали Шуйский и Вылузгин.
- Чего это ты, князь, надумал? - спросил Геласий. - Вон он Углич...Там бы и собрались.
- Обговорить кое-что надо, владыко.
- Так говори. Чего томишь, князь. - сказал Вылузгин.
- Что же. Тогда так. Как в Угличе окажемся, Нагие на нас по одиночке набросятся.
- И зачем это? - спросил Геласий.
- Затем что им терять нечего. Совсем у них край.
- Да про что ты, князь? - не понимал Вылузгин.
- Ладно. По-другому зайду. Мы здесь люди свои и скрывать нам нечего. Иногда долговременная польза совсем не видна, когда она за горами из сегодняшней алчности. Так сказано в писании.
- Что сказано?
- Там што хошь сказано. Тебе ли не знать, отче.
- Чего темнишь, князь? Говори напрямую.
- Напрямую. Так напрямую. Когда Нагие вам подарки начнут совать.
- Что ты, князь. - возмутился Вылузгин.
- Я князь, ты дьяк. Нам ли не знать как все устроено. Вы посулы Нагих берите. Течение жизни не задерживайте. Что хотите то и обещайте, но все будет так как я скажу.
- Не справедливо. - сказал Вылузгин.
- Не справедливо. - согласился митрополит. - И греховно, словно, во втором послании к коринфиням побывал. Значит к истине приобщился.
ХХХ
Торопка в старой рясе попа Огурца, вместе с Дашей шел по улице. Сбоку бежал Барабан.
- А за кафтаном завтра приходи.- говорила Даша.-Матушка сделает как новый будет.
- А ты?
- Что я?
- А ты завтра будешь?
- А тебе зачем?
- Да так. Незачем. Так будешь?
- Буду. А ты, кудлатик, будешь?
Торопка зло сказал с ревностью.
- И никакой он не кудлатик. Барабаном его кличут.
- Барабашка. Барабан. - гладила Дарья собаку.
- Блохастый он и слюни пущает.
- А у тебя кафтан малиновый и что? - рассмеялась Даша.
- Вот. Вот. - не понял шутки Торопка.
Они остановились.
- Дворами тебе надо. - сказала Даша. - Увидят в рясе, засмеют.
- Так я пойду?
- Иди. До свидания, Барабан.
- И что в тебе такого? - удивлялся Торопка, когда они вместе с Барабаном пробирались дворами домой. - Ни рожи ни кожи и воздух портишь не по расписанию. Э-э-эх, что за жизня непутевая.
ХХХ
У церкви попа Огурца Каракут встретил Дашу.
- Торопка не от нас топал?- спросил Каракут
- От нас.
- Устинью встретил?
- Не уследили. Не званным явился.
- Что же? Когда-нибудь так все равно бы и случилось. Век таить не смогли бы. А Торопка ничего... Он парень хороший. От него беды не будет.
- Когда уже в Сибирь пойдем, Каракут?
- Скоро В Москву с Рыбкой съездим. Казну сдадим и назадпойдем.
- Скорей бы. Тяжко стало в Угличе. Как перед грозой.
-А ты, Дарья, не бойся.
- А я и не боюсь. С вами не страшно. С тобой не страшно.
И так она посмотрела на Каракута, что Федор не выдержал.
-Ох, девка. Глазами до сердца прожигаешь. А ведь напрасно ты это.
- Это почему же.
Каракут ударил пальцами по левой стороне груди.
- Нет там ничего кроме камня острого. Давно уже ничего нет.
ХХХ
Поезд посольства втянулся в горловины узких улиц Углича. На улицы высыпали жители и мальчишки сидели на заборах. Но все сидели тихо и молчание предгрозовое захватило всех. Переговаривались между собой так, чтобы не слышали посторонние уши или шептали себе под нос, как Русин Раков.
- Эка их навалило. Неспроста. Неспроста. Кланяйтесь, кланяйтесь угличане. Шапки ломать не ленитесь. Может пронесет.
Мимо проехали царские приставы и впереди всех Пех. Он Русина Ракова не видел, а вот староста на него смотрел во все глаза. И взгляд у старосты был глубоким и вспоминающим...
ХХХ
На красном крыльце собрался весь клан Нагих. Ждали. Смотрели на маленькие фигурки махальщиков. Те сидели на каменной невысокой стене. Наконец один из махальщиков обернулся.
- Кажись, едут!
Все зашевелились. Тобин Эстерхази протянул царице пузырек.
- По капельке, матушка, не больше.
Царица открыла пузырек, через мгновение ее глаза стали влажными от тонких прозрачных слез. Вначале в открытых воротах появилась рейтарская рота. Ушла влево. Потом черные всадники Пеха, до краев заполняя весь двор.
- Круль польский на Псков идет. - осклабился Афанасий Нагой.
- Наше дело, братец, поважней чем круль польский. - ответил ему Михаил.
Шуйский и Вылузгин выбрались из своих возков и стояли посреди двора. Ждали когда толстобрюхая карета митрополита проберется через ворота. Геласий, опираясь на служек, выбрался на улицу и посольство пошло к красному крыльцу. Василий Шуйский остановился перед царицей. Выбрался из нужной, но затянувшейся паузы и склонил свою голову.
- Не думал, царица, что в таком горе нам свидеться придется. Царь, патриарх и Дума приговорили нам на месте рассудить, что с царственным отроком свершилась. Кто виноват в том, что пресекается род царя Ивана.
Царица ответила соответственно.
- Лишь справедливости от вас требую и суда божьего над виновными.
- За тем и приехали. Этого одного и желаем. - в тон ей сказал митрополит Геласий.
ХХХ
Макеевна, словно, приклеилась к подслеповатому окошку. Наблюдала, потом встрепенулась, и лишний раз махнула тряпкой по чистому столу. Из сеней она услышала голос Русина Ракова.
- Макеевна. Дома?
- Дома. Дома.
Вошел староста, а вслед за ним богато одетый молодой дьяк. Фанфоронистый, пусть и пятивековой свежести, но все же москвич.
- Как это вы проскочили. Барабан и не лаял вовсе.
- А он у тебя лает совсем? Задумчивый Барбос.
- Когда надо не заткнешь. - отмахнулась Макеевна.
- Гость вот к тебе. На постой. Дьяк Разрядного Приказа.
Дьяк важно склонил голову.
- Акундин Степанов сын Корявкин....Позвольте? А где же здесь спать.
- Как где...Да вот..- Русин Раков хлопнул по твердой лавке. - Лавка какая мягкая.
- И постели нет. - тянул свое дьяк.
Макеевна начала заводиться.
- Будет тебе постеля...Чурбанов во дворе валом. Один под голову, вторым накроешься.
- Макеевна! - погрозил Раков пальцем.
- А что...Я ничего...С дороги гость....Может кашки-малашки? Скажи, староста, какая у меня кашка?
- Ох и знатная. Густая да сытная.
- На маслице козлином да зерне воробьином.
- Макеевна! Чтоб тебя.
Дьяк был спокоен и пока на иголки Макеевны не поддавался.
- Ничего, староста. Я привык. По нашему царству-государству много где бывал. Москву с собой не запрячешь, приходится с грубостью и невежеством жить.
Акундин осторожно колупнул стены, обитые рогожей.
- А клопов тут, наверное, клопов...Как у жида денег.
- Это у меня-то? У честной вдовы?
- Не буду я тут жить, староста. Грязно, хамовато и не по чину.
- Что? Мной брезговать? Не пущу, не пущу тебя, хлыщ московский. Ты мою заботу на всю жизнь запомнишь. На всю Москву будешь потом звенеть как тебя честная вдова Макеевна в Угличе встречала.
- Вот и ладно. - быстро согласился Раков. -А я дальше побёг.
Он осторожно обошел ухват, который выставила Макеевна против привередливого дьяка.
ХХХ
А ласкались и миловались царь Федор и царица Ирина как дети малые только-только друг друга познавшие. Хотя и 10 лет были связаны между собой.
- А вот еще про чертей зеленых...- говорил царь Федор.- Анчутка баюн сказывал. Был когда-то Любомир воин.
- Прямо Любомир?
- Царица.
- Молчу, молчу. Сказывай дальше, государь
- Так значит, Любомир. Пошел он в страну Горстию.
- Зачем?
- Зачем? Не помню. А пошел и встретил этих чертей зеленых. А они ему и говорят... Там еще горшок был с золотом...А он их всех порубил....Чего смеешься?
- Горшок?...Далеко тебе государь до Анчутки баюна.
- Правда, правда, Иринушка...
- Чего загрустил, государь?
- Так мне царевича жалко.
- И мне...Да что ж поделаешь, коли бог так управил.
- Если бы бог. Сомневаюсь, что небесный это промысел. Разве может быть бог жестоким? Люди черные могли это свершить.
- Посольство возвернется все представит как оно там было.
- Ой ли...
-Что ты, государь? Или знаешь чего?
- Да так...Но тебе скажу. У меня в Угличе и свои глаза есть. Должен я знать как там на самом деле и если...
- Что?
- Ничего..Так.
- Ты свет мой. Ближе и нет никого,, и не будет. Поэтому не таись. Я брата защищать не буду.
- А я винить запросто так...А твои слова запомню, любушка.
- Так как же сказка про зеленых чертей.
- Что ты? Что ты? Милая.
Федор обнял Ирину и прижал к себе.
- Какие же мы слабые с тобой. -сказала Ирина. - Кружат вокруг нас, вьюжат, а мы ничего и поделать не можем.
- А и не надо. Ничего они не выкружат, потому что люблю я тебя, а ты меня.
- Больше жизни, государь. Себя больше.
ХХХ
Годунов и Федор Никитич сидели за шахматной партией. Годунов своей пешкой снял романовскую ладью. Федор Никитич улыбнулся и выпил из кубка дорогого вина.
- А правду говорят, что царь Иван умер, когда за шахматами с тобой сидел. - спросил Романов.
- То Бельский был. А ты от кого такое слышал?
- Люди говорят.
- Люди говорят, что на полуночи псьеглавцы живут, а Годунов к царевичу Дмитрию убийц подослал. Ты в это веришь?