- А где, отче? - спросил князь.
- Спиной мается.
- Надо бы ему лекаря послать.
- Отче мощами лечится. Да и есть ли разница. Ноготь святой Фёклы или жабры долгоносика?
- Что же...Пора начинать.
- Пора.
- Я с Михаилом поговорю, а ты дьяк за Афанасия принимайся. К вечеру когда отче отмякнет за царицу примемся. Давай сигнал, думный дьяк.
Длинным цветастым платком Вылузгин прочертил линию сверху вниз. Приставы разомкнули цепь и в образовавшийся проход стрельцы устремили поток людей. Пех сидел на лошади и кричал.
- К писцам по одному ходить, очи не прятать, отвечать как на исповеди.
Перед Акундином появились мальчишки жильцы. Впереди Тимоха Колобов.
- В горелки бегали. - не дожидаясь вопроса заявил Тимоха.
- У Тимохи трещотка была.- сказал один из мальчиков.
- Какая трещотка? - спросил Акундин.
- Такая. С берестяными лодочками.
- Что лодочки.- Акундин отмахнулся. - Писать нечего. Дальше что было?
Но тут же встал и низко поклонился. К столу подошел Василий Шуйский.
- Жильцы? - спросил князь.
- Они самые. -бодро ответил Торопка.
- Говорят, падучей страдал царевич? - спросил Шуйский.
- Совсем плох был. - подтвердил Торопка. - За три дня до этого прямо на рынке перед всеми грохнулся.
- Это когда казаки из Сибири всякие потешки рассказывали.
Второй жилец добавил.
- Об землю царевич ударился и задергался. Ему зубы ножом разжимали, а он кусаться.
-А до того говорят ножиком царицу поколол.
- Видел? - заинтересовался Шуйский, спросил у Акундина. - Пишешь?
- Слово в слово, князь.
- Так сам видел?
- Сам нет. - честно ответил Торопка.- Да разве во дворце что спрячешь?
- Это ты верно...- улыбнулся Шуйский.- Пиши Акундин. Все пиши.
ХХХ
Дело закипело. Перед Акундином менялись люди. Угличане. Бабы и мужики.
- Как зовут? - спрашивал Акундин.
- Ондрейка Сафронов Сытин.
- Темир Засецкий.
- Яков Гнидин.
- Сам видел что? - допытывался Акундин.
- Как закричали со всеми во двор побег.
- Я при том часе у архимандрита брагу сторожил для монастырской братии.
- Сказывали-де, что царевич сам покололся?
- Хворь на него напала, а у него свая в руке. Мне Антропка Антипов хлебопек с дворового приказа сказывал.
- А ему кто?
- А ему черемис какой-то. Хвосты да уши бычьи на рынок возит. Как зовут не знаю.
- А найти как?
- Кто сейчас найдет. Он поди за Волгу ушел. На три дня пути.
- Найдем.
-Найдем? Ты что Серафим Херувим?
-Я дьяк Разрядного приказа.
Через некоторое время приставы как будто из воздуха представили перед Акундином означенного выше черемиса.
- Имя?
- Ширлак Купутр
- Еще раз.
- Ширлак Купутр
Акундин вздохнул и записал: черемис Иванко Иванов. Спросил.
- Ты бычьи хвосты на рынок возишь?
- Ну таки да.
- Откуда про царевича, слыхал?
- Слыхал.
- Ну? От кого.
Черемис смотрел на него пустыми добрыми глазами.
- Все говорят. На ножик небарака обрушился.
А в глубине шатра, где было прохладно и людей поменьше, Русин Раков ответ держал перед Шуйским и Вылузгиным.
- Курячья кровь.- сказал Раков. - Петух Огонек голову сложил. Его кровью оружие намочили. А потом все это в ров скинули.
- Значит, Нагой приказал.
- Князь Михаил Нагой.
Вылузгин пригрозил.
- Смотри, староста. Как было докладывай.
- Все скажу. Своя голова это я вам скажу. Своя голова.
- Значит, князь Михаил приказывал зброю собирать?
- Он. Что теперь. А что я? Углич удельный город. Нагих вотчина и мы значит тоже.
- Битяговский и люди его без оружия совсем были? - допытывался Вылузгин.
- Не видал. Во рву точно так лежали.
- А сам что думаешь? Битяговский царевича упокоил?
- Думаю, Бог-то наладил. А когда бог... Никто не виноват и все виноваты.
-Чего же тогда Нагие на московского дьяка кричали?
- Известно, что дьяк, царствие небесное, тот еще жук был. Что в Москве по деньгам было расписано, то и выдавал. Ничего сверху.
- Не нравилось это князю?
- Так-то так...А что с людьми, с посадом будет? Ведь не сами. Не сами. Что дети малые. Тех кто убивали, тех накажите.
Василий Шуйский поморщился.
- О себе думай. Заступник...
ХХХ
Вечером перед посольством предстал Михаил Нагой. Он был трезв и тих. Акундин читал показания, которые он снял утром и днем. Про то, что Нагие подбивали посад на бунт. И не выдержал Нагой. Ударил по столу кулаком.
- Вранье все.
-Вранье. - Шуйский не спрашивал. Так сказал для порядка.
- Напраслину возводят. Битяговский это.
- Говорят, не было тебя, когда беда с царевичем приключилась. Откуда знаешь?
-А ты? Князь. Ты знаешь? - пошел в наступление Нагой.
Шуйский не поддался.
- 33 сведки. 33. И рад бы...Ты служилых людей убил.
- Не я ...Сам народ так распорядился. Не знаешь. Скотинка темная божьими мыслями живет...А Битяговского, если хочешь знать...Сам видел.
- Где?
- На дворе заднем. Когда набат ударил, я у себя был...Во дворец приехал. Царевич доходит, а над ним Битяговский с ножом окровавленным. Что я должен был думать?
Вылузгин качал головой Не верил. А Василий Шуйский вроде бы как посочувствовал.
- Не так, княже...Не так...Вот ей-богу не так себя направляешь.
Остались одни и пришел митрополит Геласий. Охая, уселся на лавку. Акундин читал опросные листы.
- Ондрейко Мамонтов руку приложил. Егор Протопопов руку приложил. За Рублева, Копейкина и Полушкина Селиван Червончик судской казак руку приложил.
- Грамоте учен Углич. - едко заметил Вылузгин.
-Архимандрит Макарий посохом всех ребят малых в школу загоняет. - сказал Геласий.
- Где бы на всю Русь такой посох вырубить? - спросил Шуйский. - Что Афанасий Нагой? Спросил у Вылузгина. - Братовой правды держится?
- Да нет. Говорит, сам накололся на нож.
- Так. Так. Так.- хлопнул себя по колену Геласий. - Пошли вразнос Нагие. И стараться не пришлось. Этак скоро топить друг друга начнут, братья.
- За царицу теперь самое время приниматься. - заметил Вылузгин.-Что она скажет?
Шуйский не согласился.
- Не к спеху. Пусть потомится, царица. Подумает, что дело и о ее жизни может зайти? Что, Акундин?
- Арсений Трифонов, купец с Окского конца показал. Что де ходил мужик по Угличу и рассказывал. Нагие царевича подменили. От Годунова до поры времени спрятали.
Геласий присвистнул.
-Мало нам одной сплетни, а уже другая варится.
- А в середке правитель. - добавил негромко Шуйский.
ХХХ
В Москве Суббота сразу прошел к Федору Никитичу. Бросил перед ним на пол холщовый мешок.
- Что это? -спросил Федор.
- Это, Федор Никитич, то что я давно искал.
- Новые портки что ли? Я давно тебе хотел...
- Эх, голова два уха - седалище треуха. Гляди.
Он развязал мешок и отступил в сторону. Федор Никитич, не скрывая любопытства, заглянул внутрь.
Конец 8 части.
Часть 9.
Федор Романов достал из холщового мешка темный неправильной формы самородок чистейшего серебра. Положил на стол и вопросительно посмотрел на Субботу.
- Здесь около пуда. Трубецкой пишет, жилы серебряные за Камнем прямо из земли выходят. Бери да рубай.
- Нам то что с того? Это не наше. Московское.
- Именно наше. Пока. Пока Москва там твердо не стала, серебро нам пойдет. В романовские подвалы. А с временем и деньгу свою бить начнем.
- Я не гость торговый, черная кость, чтобы над деньгой загибаться.
-Дурак ты, Федор Никитич. Право слово. Хоть и белая кость. А деньгу не обижай. Она судьбу делает или ломает. За все в ответе.
- За все в ответе род, предки благородные.
- Тебя послушать так и Петька Говноед Беклемишев умный человек. Он себя от Августа Римского исчисляет, репа вологодская. А деньгу? Деньгу копить надо. Хуже купца. Лучше купца. Она нам ох как понадобится. Как время придет.
- Не понадобится.
- Тебе откуда знать?
Федор Никитич победно посмотрел на своего воспитателя и начал рассказывать.
ХХХ
В городском соборе Шуйский, Геласий и Вылузгин разглядывали мертвого царевича, лежащего в гробу.
- Ты его последним из нас видел? - спросил Шуйский Вылузгина.
Дьяк растерянно покачал головой.
- С того времени два лета минуло. Если бы примета какая: пятно там или бородавка. А так вроде он. Одежа точно царская.
Митрополит Геласий показал на белую тонкую шею.
- Порез, гляди какой. Посильней чем детская рука.
ХХХ
Князь Шуйский готовился ко сну. Тряпочкой чистил зубы мелом и сплевывал в специальную чашечку. Акундин мотал на ус и пока князь не видел, даже сплевывал в сторону тем же манером. Репетировал благородные манеры.
Шуйский закончил, отставил в сторону чашечку. Спросил Акундина.
- Что там , Акундин? Мне бы что-нибудь нудное, чтобы заснуть скорей...Сплю плохо.
- На огурец перед сном смотреть надо, княже. Тогда никаких жахов. Весь сон - цветочный ковер и девы полногрудые.
- Нет меня никаких жахов.
Князь поудобней устроился в постели.
- Нет у меня никаких жахов. Мечты, мечты, мечты. Изнутри меня жгут. Зачем? Кто их выдумал на погибель людскому роду?
Вопрос не требовал ответа. Это Акундин понял и сказал другое.
- Не хотел при всех, княже. Русин Раков.
- Это который? Губной староста? Ты читал мне его показания.
- Не всё...
- Говори.
- Доносит староста на Пеха, царского пристава.
- Что же? Говори. У меня как у салтана все слуги глухи слепы.
- Доносит Раков, что видел Пеха в Угличе в тот день.
- Погоди. - перебил Акундина Шуйский. Он устроился поудобней. Сложил пальцы и закрыл глаза На губах играла довольная улыбка. Это был его мир. Мир интриг и заговоров.
- Давай, Акундин. Сказывай.
ХХХ
Суббота положил самородок снова в мешок и повернулся к Федору Никитич. Он все обдумал и теперь говорил довольно уверенно.
- Ишь ты...Как его приперло. Сестру на размен. И чего ты такой довольный, Федор Никитич, словно уже завтра с царицей венчаешься? А ведь это не завтра будет. Понимаешь? Он тебя поманил тем, что может и не сбудется никогда. Зато Романова получил с потрохами прямо сейчас. Ты теперь, белая кость. Его верный друг и поплечник. Вот как он тебя обставил.
- Что же теперь.
- А ничего. Сделаем вид, что поверили. Пусть радуется. Чем больше радуется тем крепче спит. Чем крепче спит, тем меньше видит.
ХХХ
У заморского лекаря Тобина Эстерхази была своя лаборатория. С завистью Андрюха Молчанов рассматривал склянки на полках, невеликий тигель в котором цвело яркое пламя. Тобин на маленького помяса смотрел с важностью и втолковывал как не разумному. Показывал длинношеею банку со сливовой неприятной жидкостью.
- Абреа Лопус требует двухдневной подготовки. Вначале пост и молитва.
- А из чего оно состоит это твое Абреа Лопус. Я так думаю, по цвету и запаху без вырви-глаза не обошлось. Такой крепкий колер вырви-глаз дает.
- Что за вырви-глаз такой? Тебе Андрейка латыни учится надо. Церепус конти. Чуешь как звучит. Церепус конти добавь. И элексир целебный получится, а мне две денежки в карман. А вырви-глаз твой добавь и зелье отвратное и дюжин плеток за то что не вылечил.
- Так это ж вырви-глаз и есть.
- Церепус конти.
- Вырви глаз.
Тобин отмахивается.
-Чугунный твой лоб.
Тобин занимался маленьким перегонным кубом с изящно сделанным змееевиком. Внутри куба что-то изящно бурлило. Тобин покачал меха и огонь под кубом разгорелся ярче.
- И как тебя такого невежу, царь Федор к себе взял?
- Невежа? Я какую хошь травку в лесу русском знаю. Да если хошь знать мне сам государь говорил. Икать начинаю, а когда тебя Андрейка вспоминаю, так сразу все проходит. Вот какой я лекарь.
- Тихо лекарь. - Тобин подставил к концу змеевика узкий и мелкий сосуд.
- Что это?
- О ты еще не ведаешь, что это такое. - Тобин протянул сосуд. - Пробуй.
- Отчего это? От запора? Насморка?
Тобин восторженно вдыхает аромат своего буйного первача.
- Это? Это от всего - наконец с восторгом произносит Тобин.
Тогда Андрюха решился.
- Как? - спросил Тобин.
- Во как. - ответил Андрюха начавшему крутиться поперек своей оси толстому лекарю...
ХХХ
Через некоторое время открылась дверь лаборатории. Она выходила в закоулок с тыльной стороны дворца. Тобин за руки волок бездыханное тело Андрюхи. Ругался.
- Наливай да наливай. 20 лет здесь живу и не могу привыкнуть. И дурь и удаль. Все без края.
Его остановил Каракут.
- Подсобить? - спросил Федор.
- А?
- Подсобить, говорю? Это ж Андрейка, помяс дворцовый. А я казак Федор Каракут. Живем рядом.
Каракут поднатужился и перекинул Андрюху через плечо.
ХХХ
Утром князь Шуйский сидел на смятой постели. Лицо опухшее и глаза невыспавшиеся. Слуга бесшумно поставил на стол чашку-плевательницу и бронзовую тонкую щеточку из конского волоса.
- Зови. - сказал Шуйский.
Вошел Пех и встал на том же месте, где вечером стоял Акундин. Он наблюдал, как князь Василий чистил зубы. Сплюнув в последний раз, Шуйский как-будто сейчас заметил Пеха.
- Пристав? Давно здесь?
- Зубы твои все сосчитал, княже.
- Ну, молодец. Тебе как спиться, Пех. Сниться тебе чего
- Я все свои сны давно проспал. Теперь не сплю. Пережидаю.
- Смотри-ты. И я.
- Ты ж меня не за этим звал?
- И за этим. Злорадствую помаленьку. Уж позволь. В Пелыме я тебя ждал, а теперь ты меня обожди. Доносят, что видели тебя.
- И ты видишь. Что здесь такого.
- В Угличе видели. Во дворце, когда все случилось...
Шуйский соскользнул с кровати. Пех выслушал, а потом сказал.
- Со старостой я сам разберусь.
- Разберись. Ты в этом дока. Но и заботу мою запомни. Я эту весть у себя оставил, а не дальше пустил.
- Тогда и у меня для тебя новость.
-Говори, говори. Померяемся, чья новость важнее.
Пех устало сел на лавку.
- Пех! - удивленно сказал Шуйский.
- Слушай, князь...
Выслушав Пеха, Шуйский сел напротив Пеха.
- Значит Суббота.
- Суббота. - подтвердил Пех.
- Суббота? Диво. Зачем здесь Суббота?
- Не то диво. Диво с кем он встречался.
- Так...
- А вот это, князь, уж действительно сон. Тот самый, который мы давно потеряли.
ХХХ
Андрюха Молчанов проснулся. Нехорошо ему было. Все что видел, видел через мутное граненное стекло.
- Здоров ты, Андрюх, спать.- сказал Каракут.
- А что? Где я? Кто ты?
- Неужель не помнишь? У Волоховой встречались...Да ты пей, пей. В раз полегчает.
Стуча зубами о край горшка, Андрюха выпил душистого рассола.
- Ух, хорошо. Ух, неплохо.
Протрезвев немного, Андрюха повернулся. Он увидел Каракута,а рядом с ним еще и Рыбку вдобавок.
- Не пойму никак, чего тебе от меня надобно, казак? Чертова Аквавита, но какие завихрения пышные! Рассолу дай.
-Дам. Когда ответишь, то что спрошу.
- Спросишь - отвечу.
- Ты царевичу снадобье готовил?