Утром я отдала Наташе недовязанную салфетку, объяснив, как закончить. Дома мама была ласкова, разрешила мне посмотреть телевизор,– тогда по субботам шёл сериал «Богатые тоже плачут».
–Что ж, давайте возьмём молитву, – опомнилась Огола, вернув меня из «машины времени».
–Злата, иди к нам, – строго зовёт Света.
–Иегова, муж Светы, Виталий, противится истине, в то время как она вошла во всемирную организацию твою, приняв крещение. Открой его сердце истине. И помогай нам находить сердечных людей в этом городе Щёлкове. Прощай нам все неправильности, которые мы так часто совершаем по своему несовершенству. Аминь.
–Аминь!
–Сердечный человек,– объяснила мне Огола,– это тот, кто соглашается изучать с нами Библию. Вот открой Бытие, главу четвёртую, видишь? «И познал Адам ещё жену свою, и она родила ему сына, и нарекла ему имя: Сиф, потому что, говорила она, Бог положил мне другое семя, вместо Авеля, которого убил Каин». «Сиф», Аллочка, означает «сердечный человек», – то есть тот, кто хочет изучать с нами Библию. А ещё, Аллочка, есть злые люди, которые нам грубят. Мы записываем адреса, где живут злые люди, и наши братья приходят с ними разговаривать.
–«Хотя в Библии сообщается о смерти Иисуса, он жив!» – читала я учебник. – «Сотни людей, живших в 1 веке н.э., были свидетелем тому, что он воскрес. Как было предсказано, после этого он воссел по правую руку от своего Отца в ожидании того времени, когда Бог даст ему царскую власть на небе. Как поэтому мы должны представлять себе Иисуса? Должны ли мы представлять его беспомощным младенцем в кормушке для скота? Или, может быть, человеком в предсмертной агонии? Конечно же, нет. Он – могущественный правящий Царь! И уже очень скоро установит правление над нашей несчастной землёй».
И какой дебил составлял этот текст?
–А вот в начале Библии Иегова с кем-то переговаривается, похоже на Троицу! – сказала вдруг Света.
–Где это ты тут Троицу увидела? – прикрикнула на неё Огола. – Вот ты смотри, Аллочка, «сотворим человека по образу нашему и по подобию нашему». Вот как ты, Аллочка, это понимаешь?
–А думала, что это про Адама.
–Ну да, это так, но обрати внимание: «Теперь Адам стал как один из нас, знающих добро и зло». Ведь он же обращается к кому-то! Знаешь ли ты, что такое Слово?
–«Вначале было Слово, и Слово было и Бога, и…»
–Да-да! Слово – это Иисус! Вот открой Притчи: «Художница» – это помощница.
Вот тебе и Троица получилась.
–А потом Иегова Бог стал создавать ангелов, а потом Вселенную. Прежде он стал создавать ангелов, чтобы они видели, что он – создатель Вселенной. А этот мятежный ангел, сатана? Ведь он был так совершенен, так красив! «По образу и подобию нашему…» «Образ», Аллочка, это – качество, любовь, справедливость, мудрость вложил Иегова в сердце. «Подобие» – вечно живой. Подобие – не достигнуто.
–А вот я хотела спросить вас: что такое ипостаси?
–Отпечаток самого себя! Вот как говорят: ребёнок – копия матери. Вот я на Ивантеевку еду, там у меня Галя и Надя, дочь и мать. Я звоню в дверь, слышу голос и спрашиваю: «Надя?» – «Нет, Галя!» И наоборот. Вот как у матери с дочерью голоса похожи. Ипостась!
–А почему «Дева родит Сына и нарекут ему имя: Еммануил»?
–Это – псевдоним. Знаешь, что оно значит? «С нами Бог!» Ведь наши братья как? Они всегда начинают со значения имён! Вот знаешь, что я сейчас стала изучать? Имена!
–Я знаю, что в каждом имени зашифровано «Иегова». Даниил, Гавриил, Самуил… А Соломон?
–«Мирный»! А Исаак…
–«Весёлый»?
Гробовое молчание, как всегда, когда я говорю что-то непотребное.
–«Смех»! – гаркнула Огола. – Она – рассмеялась!
–Ей же, Сарре, девяносто лет было…
–Иисус Христос – Бог, но не всемогущий. Поняла, Аллочка?
Показ «Последнего искушения Христа» не прошёл не замеченным и у них.
–Мы его не стали смотреть, – заверила Света.– Говорят, там Магдалину голую показывали. Вообще-то, там все голые были. И будто бы Иуда,– его самый лучший друг, – говорит: давай я вместо тебя на распятие пойду.
–Светочка, это, хе-хе, всё сатана беснуется, потому что он уже парализован, вот и старается из последних сил. Даже православные эти протестовали! Митинги там у них, НТВ, что ли, хе-хе, анафеме предали. Это ведь что? Сейчас всё – коммерция. Бог-то, он и без нас проживёт, а вот мы без него… Аллочка, а у тебя, может быть, есть какой-нибудь вопрос? – с надеждой спросила Огола.
–Да если только насчёт географии… На каких языках раньше говорили?
Огола полистала Библию. Если бы я спросила у неё рецепт яичницы с грибами, она бы тоже в ней порылась. В их журналах, которые с 2010 года в России запретили как экстремистские, если упоминался снег, огонь, пирог, в скобочках ставились «широты», где эти слова есть в Библии!
–«Землю сию, от реки Египетской до великой реки, реки Евфрата: Кенеев, Кенезеев, Кедмонеев, Хеттеев, Ферезеев, Рефаимов, Аморреев, Хананеев, Гергесеев и Иевусеев». Сейчас уже нет этих языков. Это как раньше был римский язык, а сейчас его нет, или славянский, а сейчас – русский. Тогда был гибрайский, то есть древнееврейский. Когда наступит Тысячелетнее царство, будут говорить на нём. А то ведь что! Люди, воскресая, будут говорить на том языке, который знали, когда умерли! Им же придётся учиться ему!
–То есть этот язык вобрал в себя всё самое красивое? – предполагает Света.
–Ну да! И наша литература на нём издаваться будет! Русский-то язык совсем упростился, с каждым годом всё примитивнее и примитивнее.
Тут уж она оказалась права: мы уже не можем воспринимать классику, но это не вина Ивана Тургенева или Михаила Алексеева, а наша деградация.
–Так неужели в древнееврейском языке, на котором был написан Ветхий Завет, вообще не было гласных букв? Понимаете, я такой человек, которому всё нужно знать досконально.
–Ну как же, как же не было! Алэф, айин, йод. Остальные добавлялись при чтении, а писались только согласные. Это как азбука Морзе: точками выбито что-то, а ничего не понятно. Или, как во Вторую Мировую войну разведчики переговаривались? Цифрами. Вот я, что бы я с этой бумажкой сделала бы? Я её выбросила бы! А они – понимали.
Наверное, Оголе вспомнилась первая серия «Семнадцати мгновений весны», где Штирлиц после радио-сеанса «Юстас – Алексу» сжёг шифр в пепельнице.
–Ал, а вот я хотела спросить тебя: не могла ли ты ходить с нами по вечерам в школу?
–А что это?
–Школа теократического служения. В ней мы совершенствуем наше царственное служение, рассказываем особые случаи из проповедования, сёстры разыгрывают сценки из Библии. В полседьмого, по вторникам.
–А ещё наши собрания, – блаженно добавляет Огола.– Сначала мы берём молитву, затем поём песню. Первый час брат читает доклад, во второй изучаем статью из «Сторожевой башни». Вот смотри, в оглавлении «Сторожевой башни» указано, какие нам статьи какого числа изучать, и какие песни в этот день петь. У тебя есть наш «Песенник»?
–Так поздно! – хватаюсь я за соломинку. – Меня и так-то из дома не выпускают, не то что вечером!
–А в воскресенье, пол-одиннадцатого?
–А в выходные, это вообще тюрьма.
–Они целый день дома? – догадалась Огола.
–А что же, они у тебя никуда не ходят? – поразилась Света.
–Нет, никуда. И к ним никто не ходит.
Вообще-то, мне было интересно придти туда, увидеть других блаженных. Эти странные люди интриговали меня, как что-то запретное, как суррогат нормальной жизни. Сейчас я должна была бы учиться, общаться со сверстниками, влюбляться, пусть и безответно, чтоб по жилам шёл адреналин. Но мой эндорфин был здесь, в американской секте с её множеством нелепых запретов.
Огола же была озабоченной, и ошарашила меня следующей проповедью:
–Правильно у тебя мама делает. Ведь ты у неё одна, и она хочет, чтобы ты была хорошей дочерью. Вот она и оберегает тебя от дурных сообществ, где курят и дискотеки. Дурные сообщества развращают добрые нравы! Ведь что такое беременность? Это для матери твоей – огорчение! Половые органы нам ведь не для того даны! А вот у нас… ведь у тебя – точно такие же убеждения! Мы знаем примерно, что у наших братьев с сёстрами на уме, поэтому спокойно можем пригласить брата или сестру домой, это не то, что с улицы! Да, мы живём в миру, но мы – не от мира сего. А сколько у нас молодёжи! Сходи со Светой, она познакомит тебя!
Да что ты знаешь о моих убеждениях, несчастная! И как можно ручаться, у кого и что на уме, особенно у меня! И почему все принимают меня за течную сучку, ведь у меня лицо в прыщах и уродливая куцая стрижка, и одеваюсь я, как старушка! Впрочем, страшненькие-то как раз пускаются во все тяжкие, боясь упустить шанс. А ещё я спровоцировала Оголу словами «мои новые друзья». Раз друзья, значит, наркотики, пьянство, свальный грех.
–А не понравится – больше не пойдёшь, – вторит Света.
–Не могу я пока…
–А в магазин тебе, что ли, нельзя? Или скажи: пошла к подруге.
Но по магазинам я не ходила, иначе маме моей вообще нечего было бы делать.
–Не могу…
Да это уже просто пытка!
–Наше дело предложить. Ещё мы с сёстрами собираемся по средам в шесть вечера у одной соверующей, чтобы изучать эту книгу, – и Света продемонстрировала «Секрет семейного счастья» в роскошном зелёном переплёте. – Такая христианская встреча называется книгоизучение. Хорошо, если у мужа с женой – единоверие, но это – не обязательно.
–А родители твои, они что ж, такие уж атеисты? – поражается Огола.
–Да нет, зачем же сразу «атеисты»? Просто у нас давно потерян контакт, и всё, что я не скажу, они сразу высмеивают.
–Значит, они ни за и ни против?
–Значит, так.
–А мама? Может быть, она у тебя в церковь ходит?! – гневно спросила Света.
–Нет, никуда она не ходит, – успокоила я её.
Глава одиннадцатая.
Жестокость.
И сказал Господь: что ты сделал?
Голос крови брата твоего вопиёт ко
Мне от земли.
Бытие, 4, 10.
Лиза с шестнадцати лет ходила в «воскресную школу для взрослых». Я смеялась над ней. Как будто кто-то меня дёргал. Но Лаличева, как и многие неофиты, стала одно время просто невыносима: она таскала мне брошюрки и листовки, всё время надменно цитировала Писание. Могла не к месту ввернуть: «Бог долго терпит, но больно бьёт». Потом извинялась.
Когда нам было по тринадцать, и мода на религию в бывшем СССР достигла своего апогея, Лиза несколько месяцев таскала меня в детскую воскресную школу. Мне там не нравилось, но всё, что там преподавали, я помню до сих пор!
А нынешняя воскресная школа проводилась каждый четверг, в шесть вечера, в другом районе города. Мама Лизу очень любила и ей меня доверяла.
–Лиз, – спросила мама в коридоре, – а у тебя кошка жива?
–Не-а; её же мама в ваш подъезд отнесла.
–Что, хулиганила?
–Очень.
На тёмной улице Лиза взяла меня под руку, хотя раньше никогда себе такого не позволяла. Мы шли в Заречный, в «китайскую стену». Школа была в детском клубе, который тоже назывался «Заречный». Лиза заглянула в одну из комнат в узком коридоре, велела: «Подожди здесь», – и вернулась откуда-то со стулом. Мы вошли в маленькую, но очень уютную комнатку с ситцевыми занавесочками на окнах и бумажными иконами на стенах, где сидели одни женщины, годившиеся нам в матери и бабушки. Я очень смутилась, увидев батюшку,– в очках с очень толстыми линзами и чёрном подряснике, похожем на чёрное платьице.
–…священник – он как солдат, – резко говорил отец Алексий. – Вот назначат его на новый приход, так это просто катастрофа: приходится всё бросать и ехать.
–А кто это решает?
–Раньше – ЧК, то есть КГБ, а сейчас – неизвестно, кто.
–Батюшка, расскажите об Иоанне Златоусте.
–Иоанн Златоуст, архиепископ Константинопольский, – столп, отец нашей церкви. Их было трое: он, Макарий Египетский и Василий Великий. Иоанн Златоуст очень долго не принимал крещение, так как считал, что это очень ответственный шаг, а он не готов к этому. Своими обличениями пороков общества Златоуст нажил себе множество врагов. Тогда среди служителей церкви царила праздность. Когда у одного монаха спросили, почему он два раза в день принимает ванну, тот ответил: «Потому что в третий раз некогда». Похоронен Златоуст в Армении.
–Батюшка, – спросила пожилая женщина, – а вот вчера праздник был… Можно ли работать в этот день, например, стирать?
–Стирать – не грех. Вчера был день, посвящённый именно Иоанну Златоусту. Домашние дела лучше всего делать после божественной литургии. Стирать – не грех, но представьте себе, что у вашего друга, который очень много для вас сделал, праздник, и он пригласил вас к себе на пир, а вы в этот день будете стирать! Что ж, стирайте, если нравится…
–Батюшка, а что делать, если идёшь причащаться, а во время исповеди забыл какой-то грех?
–Перекреститься и сказать: «Господи, прости!» Но такая юриспруденция ни к чему, это только воздух сотрясать, других людей задерживать. Это у католиков есть сопоставление злых и добрых дел, а у Бога всё основывается на любви. Он знает наши грехи лучше нас самих. Разве блудный сын стал рассказывать отцу о своих похождениях? Главное, что он пришёл! Или Разбойник Благоразумный, на кресте распятый? Ведь главное, что он пришёл к Богу, а рядом с ним страдает Спаситель мира!
Дверь распахнулась, и в комнату вошёл пожилой лысый мужчина маленького роста. Не видя ничего вокруг себя, он благоговейно глядел в лицо батюшки, встал на колени, с жаром поцеловал ему руку, а отец Алексий истово перекрестил его склонённую голову.
А мне жарко, моя шуба очень тяжёлая.
–Отец Алексий, расскажите, как причащаются батюшки.
–Просфора делится на три части, на ней написано: «Иисус Христос. Ника», – дальше я не запомнила. – Первые христиане ожидали скорого Второго пришествия Христа, поэтому причащались несколько раз в неделю. Сейчас духовенство тоже причащается несколько раз в неделю. Но с кого много дано, с тех много и спросится. Раньше священнику всегда старались отрезать кусок пирога побольше, дать кусок рыбы пожирнее, налить больше компоту,– потому что все знали, что он идёт в ад.
–Батюшка, а может ли невенчанная жена принимать причастие?
–Невенчанный брак – блуд. Часто бывает, что вот, жена уверовала, стала ходить в церковь, а муж ни в какую не хочет венчаться. Семьи у нас как таковой и так нет! Либо венчаться и причащаться, либо жить в блуде, в языческой семье. Семью ведь нельзя разрушать. Святой праведный Иоанн Кронштадтский, он был очень прозорлив. Когда крестьянки приводили к нему своих детей, он говорил: «Я не буду крестить этих змеёнышей!» И из них выросли революционеры, которые стали громить церкви. Я жалею только, что двух младенцев не окрестил, из-за их родителей, а о взрослых – ни о ком. А о младенцах – жалею. Но, может быть, другие батюшки согласились…
–Отец Алексий, а когда священник может прогнать с исповеди?
–Как это «прогнать»? Палкой, что ли?
–Это одна женщина рассказывала, как пришла она на исповедь и начала: «Я – грешна, но не так, чтобы очень, и не так, как другие…» – и он отослал её. Она обиду поимела, но пришла в следующий раз и снова начала: «Я – грешна, но не так, чтобы очень, и не так, как другие…» – он опять прогнал её.
Все смеются.
–Это как сказал Иоанн Дамаскин: «Есть люди холодные, есть горячие, а есть теплохладные». Вот это как раз теплохладность и есть. Хотя, конечно, для батюшки это большая ответственность. Нужно иметь большую мудрость…
–А другая женщина, – у неё убили сына, – она тоже обиду такую поимела. Батюшка спросил её: «А когда вы причащались?» – «Три месяца назад».– «Вот и хорошо, что у тебя убили сына».
–Бог будет, если сочтёт нужным, отсылать вас к разным духовникам. Сейчас найти настоящего духовного учителя невозможно, но если уж вам повезёт… Вы проверяйте духовную жизнь своих духовников, ведь как преподобный Серафим Саровский сказал: «Легко малые камушки с колокольни вниз кидать – трудно большие камни на колокольню вверх таскать!»
–Батюшка, а что означает первый псалом Давида?
–«Совет нечестивых»– это страсти, их восемь: чревоугодие, блуд, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие, гордость. Они – как корешки, грехи – от страстей, и нанизываются, как на ветки с плодами. С чревоугодия человека тянет на блуд, с блуда – на сребролюбие, денег на это много надо, после – гнев, после гнева – печаль, затем – уныние, и человек всё, лезет в петлю. Особенно сложно с тщеславием и гордыней. Но в бесовском мире – свои законы, тебя там не будут последовательно через гордыню и тщеславие проводить. Там как: вот споткнулся ты на блуде, – всё, ты наш! Но для бесов нет ничего страшнее креста.