Недавно у себя на огороде автоматическое пугало поставил – экс… эксги… тьфу ты! Сразу и не выговоришь – эксгибициониста. Стоит этот эксгибиционист в старом Витькином плаще и дырявой шляпе, сложив перед собой руки, а если слетятся на огород воробьи или забредут соседские куры – плащик как распахнет! Долго потом пернатые на огороде не появляются. Только вот любопытные зрители весь забор у Витьки на огороде повалили. Бабка Дарья даже с собой двух куриц приносила, чтобы посмотреть, как пугало работает.
Голос
В своем шикарном особняке вечером перед сном, сидя на широкой кровати в спальне, Губкин сладко зевнул, почесал спину и перекрестился:
– Господи, прости меня, грешного!
Он уже собирался укрыться одеялом, чтобы через минуту захрапеть, как услышал голос:
– Прощу! Но если ты всё тобою наворованное: этот и другой особняк, три дачи, пять машин, семь квартир – продашь, а деньги отдашь на дела добрые. А также драгоценности на три миллиона долларов и вклады в банках на семнадцать.
– Господи, а на мне только одна машинка да квартирка трехкомнатная записаны, – привстав с кровати, сказал Губкин. – Остальное не мое – родственников!
– Кого ты хочешь обмануть, дурень?! – рассмеялся голос.
– Прости, Господи, прости! – упал на колени Губкин. – Каюсь, грешен!
– Ну, так с завтрашнего дня и приступай! Сроку тебе – три месяца. Себе оставишь только то, что ты честно заработал.
– Господи! – упав на колени, взмолился Губкин. – Что же у меня останется-то?! Почти ничего!
– Что останется, то останется. Но ты будешь прощен!
Больше глас Божий не раздавался, а Губкин, крестясь и молясь, через час заснул в постели.
На следующий день Губкин приехал на прием к врачу:
– Доктор, я, кажется, на работе переутомился!
– Что вас беспокоит?
– У меня галлюцинации. Я слышал голос! Вчера перед сном было.
– И что же он говорил?
– Ничего особенного, – замялся Губкин, – но голос явно слышал. А в спальне точно никого не было. Жена с дочерью за границей отдыхает, вся прислуга на нижнем этаже. Один я был в спальне.
Врач Губкину прописал уколы и выписал рецепт. А также рекомендовал съездить на курорт, отдохнуть от работы.
Лечение и отдых на курорте пошли Губкину на пользу – больше Глас Божий его не беспокоил.
Рассказ старого холостяка
Познакомился тут с одной – по интернету. На фотографии – не красавица, конечно. Но ведь и я не красавец. Правда, у ней есть сын, так уже не ребенок – нянчиться не надо. Обменялись телефонными номерами. Голос мне ее немного басовитым и хрипловатым показался, но так это по телефону. Предложил встретиться. Что резину, говорю, тянуть – взрослые люди. «Правильно, – отвечает она, – чувствуется, настоящий мужик! Короче, бери тортик и приходи».
Прихожу, открывает дверь – и сразу мне чай пить с тортиком расхотелось: на фотографии она была лет на двадцать моложе. Но зато в плечах меня раза в два шире. И голос у ней по телефону приятнее был. Но сразу назад поворачивать неудобно, да и куртку с шапкой с меня моментом сняла, сзади подталкивает, чуть ли не коленкой под зад. Проходи, говорит, на кухню, не стесняйся, будь как дома. А мне та-а-ак домой захотелось! Вот, думаю, попал.
Сидим на кухне, чай с тортиком пьем. Она мне про свою работу рассказывать стала: работает охранником, в десятку с 50-ти метров из пистолета попадает. «Хочешь, – говорит, – я тебе прием классный покажу? Вот, замахнись на меня. Да замахнись, замахнись, не бойся!». Не успел я рукой махнуть, как она мне ее за спину вывернула, и я лицом в стол уткнулся – рядом с тортиком. И тут слышу:
– Маманя, а это кто?
Выпрямляюсь и вижу на кухне двухметрового бугая. Все, думаю, конец мне пришел!
– Это ко мне, сынуля, – отвечает маманя, – чай с тортиком пьем.
– Я у вас кусочек возьму, пойду в зал, телек посмотрю, не буду вам мешать.
У меня от сердца отлегло. Но, думаю, надо сматываться.
– Поздно уже, – говорю, – собираться надо.
– У меня переночуешь, – отвечает она. – Сынуля все равно скоро к своей подружке смотается, раньше утра не придет.
– Маманя, у тебя ста рублей не будет? – появился в дверях бугай.
– Дай ему, а то не отстанет. У тебя есть? – спросила меня маманя.
Я дал сынуле сто рублей, и тот смотался.
– Ну вот, мы и одни! – игриво сказала маманя, наступая на меня.
И тут, на мое счастье, зазвонил мой телефон – матушка интересовалась, когда я приду домой.
– Что? – прокричал я в телефон. – Потеряла ключи и не можешь попасть домой? Ну, хорошо, хорошо, сейчас приеду! Посиди пока у соседки.
– Что случилось? – поинтересовалась маманя.
– Матушка ключи потеряла, – с огорчением сказал я. – Возьму такси, отвезу и сразу обратно.
– Смотри мне! Чтобы сразу обратно!
Журналист
Григорий Мотылев, молодой журналист, после окончания университета устроился на работу в одну из газет и вскоре получил задание – написать статью о городских нищих, число которых за последнее время заметно увеличилось.
Григорий решил не ограничиваться опросом нищих о их незавидной доли. Воскресным днем, в полдень, он подошел к центральному универмагу. Усевшись на крыльцо, положил рядом перевернутую шляпу для подаяний, а на груди повесил табличку, на которой было написано, что он, безработный интеллигент, умирает с голоду и ему нечем платить за квартиру.
Вскоре подошел еще один нищий. Судя по неграмотным кривым каракулям на грязной фанере, которая болталась на его груди, университетов он не кончал, но зато был инвалидом высшей группы, погорельцем и отцом десяти детей. Достав из сумки какие-то палочки, нищий ловко собрал из них два костыля. Положив на колени костыли и замусоленную кепку, он уселся рядом с Григорием.
– Здеся, ваще-то, Толян-слепой сидит, – сказал он хриплым, пропитым голосом. Но его сёдня не будет: он футбол по телеку смотрит. Так что ты сёдня сиди, а завтра посмотрим.
Подавали неплохо: через час Григорий насчитал сто три рубля – две бумажки по пятьдесят и три рубля мелочью.
– Неплохо подают, – заметил Григорий.
– Везучий ты, однако, – с завистью проворчал сосед-инвалид.
– Ладно, папаша, мне много не надо. Остальное ваше с Толяном.
Григорий собрался и ушел писать о том, как неплохо зарабатывают городские нищие.
А через неделю ему пришел денежный перевод и письмо от родителей:
«Здравствуй сынок! Высылаем тебе пока пятьсот рублей. Скоро продадим телочку – вышлем побольше. Наши с деревни, Митрофановы и Сорокины, были в городе. Видели тебя у магазина, как ты побирался. Разговорами тебя смущать не стали, постеснялись, а ты, видимо, их не узнал. Ты же у нас теперь городской – своих, деревенских, не признаешь. А они тебе в шляпу по пятьдесят рублей положили. Ну да ладно, мы тут рассчитаемся. Что же ты, сынок, отца с матерью на старости лет позоришь! Написал бы нам, что голодуешь. Неужто мы тебе не помогли бы. Или гордость не позволяет? Ведь говорили мы тебе, дураку, чтобы ты учился на агронома! Так нет – хочу в журналисты, хочу в журналисты! А теперь вот сидишь в городе со шляпой у магазина, а у нас в деревне который год агронома нет!»
Поляк Гуген и китаец Ху Ин Жи
У покосившей избы на краю деревни Малиновки, подняв пыль, остановилась легковая машина. Из нее вышли двое. Один был высокий, худой, в очках, другой – маленький, полный и лысый. Одеты они были не по-здешнему – по-городскому. Пройдя по тропинке, возле которой валялись березовые чурки, они взобрались на полуразвалившееся крыльцо и постучали в дверь.
– Не заперто! Заходите! – послышалось за дверью.
– Здорово, дедуля! – сказали вошедшие, внимательно оглядывая нехитрое убранство избы.
– Здорово, здорово, – ответил бородатый старик. Он сидел за столом у окна и читал газету. – Из города, поди, будете. Чего пожаловали? Чай, заблудились? Дорогу показать?
– А нет ли у тебя, дедуля, каких-нибудь старых вещей. Мы бы купили.
– Вон, портки старые с дырявыми валенками под кроватью валяются. Могу и так отдать, забирайте.
– Портков нам твоих и валенок, дедуля, не надо, а вот картиночка у тебя на стене висит – можно посмотреть?
– Отчего нельзя – посмотрите. Старая будет картина. Ее еще мой дед на стенку прибил. А ему эта картина от отца досталась. Барин, когда за границу бежал, в своем доме две картины на стене второпях оставил. Прадед мой их и забрал. Он у барина конюхом служил, – дед, покряхтывая, встал и подошел к железной кровати, над которой висела картина. – Мне эта картина больше нравится. Река вон, деревушка на берегу, церквушка. Радуга после дождичка. Посмотришь, и душа радуется. Прям как у нас, в Малиновке. Хотя китаец какой-то нарисовал. Ху Ин Жи его фамилия. Там, в углу, написано.
Маленький, оторвавшись от картины, вытер с лысины выступившую испарину и прошептал очкастому:
– Это же Куинджи! Подфартило-то как нам!
– Дедуля! А где вторая картина? – спросил очкастый. Стекла его очков хищно блеснули. – Ты же говоришь, барин две картины оставил.
– Да в сундуке где-то. Показать?
– Покажи, покажи! – хором ответили приезжие.
– Ну, я пока тут, в сундуке, пороюсь, а вы мне во дворе дровишек наколите. Там колун рядом с чурками лежит. Да потом сразу по охапке и занесите в избу.
Когда лысый с очкастым через полчаса появились на пороге с охапками дров, на кровати, прислоненная к стене, стояла еще одна картина. Увидев ее, лысый выронил поленья из рук, а очкастый прошел с дровами прям к кровати.
– Куды?! Куды прешь в своих грязных чеботах?! Мать твою! Неси к печке! – прикрикнул на него дед.
Гости собрали упавшие поленья и аккуратно сложили их возле печи. Дед же, кряхтя, присел на стул:
– Вот теперь можете и посмотреть. Только эта картина мне не шибко нравится. Поляк какой-то, Гуген, намалевал. Там тоже в углу написано. Англицкими буковками.
– Мама родная! – снова прошептал лысый. В горле у него пересохло. – Это же Поль Гоген!
– Тише ты! Сам вижу, – одернул его очкастый. Стекла его очков снова хищно блеснули, но теперь еще ярче.
– Чего это вы там шепчетесь? – спросил старик.
– Да я тоже говорю, не очень картина-то. Подумаешь, мужик с бабой на скамейке под деревом сидят. Да и нарисовано-то так себе, тяп-ляп, – ответил лысый.
– Ну, эту я вам и продам подешевле. Так за сколько обе сразу купите?
– Значит, так, дедуля. За поляка мы тебе даем тысячу рублей, а за китайца – две тысячи, – ответил лысый и полез в карман за деньгами.
– Тут у меня уже был вчера один из городу. Торговался. За все давал пятьдесят тысяч. У него при себе больше не было. Да я не согласился. Мы тут в деревне тоже не лыком шиты, радио слушаем. Евона какие они, старые картины-то, дорогие – миллионы стоят!
– Так, то ж всемирно известные художники, дед! – возразил лысый. А у тебя что? Поляк Гуген какой-то, да китаец Ху Ин Жи. Федя, ты слышал про таких?
Очкастый отрицательно помотал головой.
– Не хотите – не надо. Сто тысяч и точка! Завтра вчерашний из города приедет и купит. Мне торопится некуда.
– Ладно, дед, мы с Федей выйдем, поговорим, – сказал лысый.
– Поговорите, поговорите.
Лысый с очкастым вышли из избы и сели в машину.
Минут через десять они снова вернулись. Лысый достал из кармана пачку денег:
– Дед, здесь девяносто семь тысяч. Больше у нас с собой нет. Честно. Мы ж тебе, все-таки, еще и дрова все перекололи.
Дед взял пачку денег, не спеша пересчитал.
– Хрен с вами, – сказал он. – Забирайте.
Лысый забрал картину с кровати, другую аккуратно снял со стены очкастый.
– Ну, бывай, дедуля! – повернувшись у двери, весело сказал лысый.
– Бывайте, бывайте.
Дед поставил на печь закопченный чайник, плеснул в него из ковшика воды и достал из шкафчика банку кофе.
Выпив пару чашек, он закинул ноги на стол и закурил сигарету.
– Эх, жалко отпуск кончается, а то можно было бы еще что-нибудь в стиле Айвазовского написать! – сказал он и, отклеив бороду, достал из-за печки мольберт.
Установив мольберт посреди избы, художник Крючков достал краски и принялся рисовать в стиле постмодернизма.
Через день он, покряхтывая, снял картину со стены, смахнул с нее веником пыль с паутиной и продал какому-то заезжему. После, повесив на дверь замок и отдав ключ соседке бабе Маше, у которой снял на месяц избу, отбыл в неизвестном направлении.
Забыл самое главное сказать
Александр Николаевич сидел за компьютерным столом рядом со своей тёщей Екатериной Матвеевной и обучал её интернету. Пользоваться компьютером Екатерина Матвеевна уже умела, а на клавиатуре набирала текст даже быстрее своего зятя – раньше, до пенсии, она работала секретарём и печатала на машинке.
– Видите вот этот ярлычок на рабочем столе – голубая буква «е» в жёлтом обруче? – спросил Александр Николаевич. – Щёлкните по ярлычку два раза мышкой… Так… Появилась наша домашняя страничка – Яндекс. Здесь вы, к примеру, сможете посмотреть погоду, почитать новости. Надо только навести курсор на интересующую вас строчку или картинку, а когда курсор примет форму указательного пальца, то щелкнуть два раза левой кнопочкой мышки.
– Можно я по погоде щелкну? – спросила тёща.
– Конечно. Что у нас там на завтра? Минус пятнадцать утром и десять днём. А вот эта кнопочка со стрелочкой возвращает нас назад, на предыдущую страницу. Щелкните по ней. Вот видите, мы снова вернулись на Яндекс. А вот это – поисковая строка Яндекса. Всё, что вас интересует, вы можете найти при помощи её. Надо только напечатать в ней, что вас интересует, и нажать кнопочку «найти». Давайте, попробуем. Что вас интересует, Екатерина Матвеевна?
– Ой, Сашенька, да много, что меня интересует. Ну, к примеру, рост Вани Урганта. Уж очень он мне нравится – симпатичный такой и умненький. Или это в интернете не найдешь?
– В интернете, Екатерина Матвеевна, можно найти всё! Набирайте: рост Вани Урганта, а лучше, Ивана Урганта. Хотя пофиг, всё равно найдет. Можно хоть Ваньки Урганта написать. Так, а теперь нажмите кнопочку «найти».
– Ой, и точно Ванечка!
– Дальше даже искать не надо. Видите, под фотографией уже написано: рост 1 метр 95 сантиметров.
– Какой высокий! А Стасика можно?
– Михайлова, что ли?
– Ну да.
– Набирайте.
Екатерина Матвеевна быстро набрала строчку и нажала кнопку «поиск».
– Ой, фото Стасика есть, а роста нет! – разочарованно сказала она.
– Видимо, действительно роста нет. Но не проблема. Вот слева список сайтов, где рост Стасика вашего всё же можно узнать. Щелкните по любому из них. Да хотя бы по этому. Так… 1 метр 75 сантиметров, вес 68 кг.
– Какой маленький и худенький! – протянула Екатерина Матвеевна и добавила: – Но поёт так душевно!
После того, как был выяснен рост Ивана Урганта и Стаса Михайлова, Екатерина Матвеевна узнала, сколько содержится калия с калориями в одном банане и кто снимался с Калягиным в фильме «Здравствуйте, я ваша тётя!».
– Если что-то будет не понятно, позовите меня, – сказал Александр Николаевич и пошел на кухню выпить чашечку кофе и почитать свежую газету.
Но минут через десять из комнаты, где находился компьютер, раздалось рыдание и причитание тёщи. Обеспокоенный Александр Николаевич с газетой в руках поспешил в комнату.
– Сашенька, ты представляешь, Лёнечка с Димочкой померли! – всхлипывая и сложив перед собой ладони, встретила его Екатерина Матвеевна. – Принеси мне, пожалуйста, валерьянки и валидолу.
– Какой Лёнечка, какой Димочка?! Вы о ком, мама?!
– Лёнечка Якубович и Димочка Билан! Уже сегодня похоронили. На той неделе еще живой был Лёнечка-то, колесо крутил!
– Фу ты! – облегченно выдохнул Александр Николаевич. – Ну и напугали же вы меня, Екатерина Матвеевна. Да живые они, живые! Забыл я вам самое главное-то сказать: не верьте всему, о чём в интернете прочитаете или что увидите. А то вам никакая валерьянка с валидолом не поможет.