- И тебя не брошу. Но не сейчас, - она боднула его в плечо. - Поцелуй меня нежно.
Дома первым делом он закинул всю пропахшую костром, дымом, свободой одежду в стиральную машину и залез в душ. Сквозь шум воды слышал, будто кто-то звонил в дверь. "Всех к чёрту!"
Вытирая голову, включил чайник. Действительно, надо успеть хотя бы ко второй паре. В дверь и впрямь кто-то звонил. И очень настойчиво. Леонид завязал на животе халат и открыл.
- Здрасьте вам весенним утром! Никак совесть проснулась? Деньги привёз?
На пороге стоял зятёк Витёк.
- Можно войти, отец Леонид? Я звонил на мобильник, за дверью слышал - он в квартире....
- Иди за мною, ловец человеков. Зелёненьких. На кухню иди.
Витёк поднял стоящий у ног рюкзак и прошёл, разувшись под вешалкой и со стуком задевая косяки тяжёлой сумой.
- Говори, - потребовал Леонид, - пока жарится завтрак.
- Тут такое дело...
- Много наловили?
- Я знаю, что вы не верите, отец...
- Где ты? Что ты?
- Мы сейчас на Ладоге...
- Да это как раз не важно. По мне так хоть на озере Титикака. На что живёшь-то?
На сковородке заскворчало, и Леонид вспомнил про котлеты. Выложил на тарелку парочку, посмотрел на зятька Витька и положил ещё парочку. Видок у Витька был совершенно старославянский: нестриженый-немытый, в растянутом свитере, но почему-то отутюженных брюках. Носки, по счастью, присутствовали.
- Так я не получил ответа на ребро поставленный вопрос.
Загудела микроволновка с котлетами и зятёк ответил.
- Шубами торгую.
- Это меняет дело. После службы в пожарной части на силосном заводе... Это полностью меняет дело. Май месяц - самый сезон.
- Взял фургончик в аренду, езжу по областям.
- Сетевой маркетинг - понял, не дурак. Кофе будет растворимый, - и поставил на столик две чашки.
- Вы напрасно смеётесь. Есть много маленьких городков, посёлков, деревень. Девчонки, женщины везде хотят иметь красивые вещи.
- И ты им предлагаешь!
- У меня красивые мутоновые шубки.
- Овчина, то есть. Раньше называлось проще - тулуп.
- Разных цветов и покроя. По лекалам "Мала Мати", "Сарацино", "Аннабелла"...
- Ух ты! Спец! Самострок из Чмобаркуля.
- До десятка в день продаю. Иногда.
- Успех. А в мешке у тебя деньги для Мирьямки? Не волнуйся, я все передам до рубля. Не украду - зуб даю, - отец Леонид показал, как он даёт зуб.
Микроволновка звякнула - тесть выставил сковородку с "сиротской" яичницей из полдюжины яиц, плавающих в свиных шкварках, и сверху выложил все четыре котлеты.
- А вы?
- Мне столько не съесть. Я же не ловлю человеков, - и пододвинул к зятьку хлебницу, полную хлебом. - И по шубам не профи. Значит, теперь вы вычислили Ладогу. И когда туда собираетесь?
- Куда? - туповато спросил Витёк. - Мы уже там.
- На Титане? - удивился отец Леонид. - То-то ты такой голодный. Пешком оттуда шёл, видимо...
Витёк отложил вилку и уставился на тестя. "Кто-то из нас двоих сошёл с ума...", - читалось на его лице.
- На спутнике Сатурна Титане в Солнечной системе... ╛- раздельно и доходчиво пояснил профессор и показал для убедительности пальцем в потолок, - ...есть озеро. Зонд "Гюйгенс", аппарат "Кассини" - не слышал? Назвали его Ладога.
- Кто назвал? - испуганно спросил Витёк.
Леонид отхлебнул горячего кофе.
- Зря я это сказал. Чего приехал-то? Не шубу же привёз. Хотя мог бы дочке и привезти в подарок.
- Сейчас, сейчас...
Он торопливо вытер хлебом сковородку, хлебанул кофе, обжёгся, помахал у открытого рта рукой и вытащил из рюкзака огромную булыгу, величиной с астраханский арбуз. Булыга была гладко распилена пополам. Чашки и ложки на столешнице жалобно звякнули.
- Вторую половину, надеюсь, я не увижу?
- А надо? Если надо...
- Не надо, не надо! - замахал руками Леонид. - С Титана? - показал он пальцем на камень.
- Мы вытащили её со дна. Трактором. В деревне распилили - и вот...
- Что - вот?
- Тут клинопись. Отец Леонид, ты же читаешь всё, что написано. Помоги!
Леонид медленно пил кофе и думал, глядя в лицо зятя-идиота: "Дураков не сеют, не жнут - они сами родятся".
- И ты, значит, все заработанные гроши в поиски грохаешь? За фургончик-то расплатился?
- Да привезу я деньги, привезу. Не сейчас. Сейчас главное - это, - он похлопал ладонью по булыге.
- Значит, не расплатился...
"Как говорит наш военком Лапа Семён Иваныч, дураков гребать - только уд тупить", - вспомнил Леонид знакомого полковника и набрал на мобильнике номер.
- Гриша?
- Да, кто это?
- Леонид.
- Какой... А! Сколько лет? Сколько...
- Перебью. Дело есть. Ты где сейчас?
- Уже на работе. Но у нас сегодня не экскурсионный день.
- А я не на экскурсию. Через полчаса подойду к двери - позвоню.
Он отключился, медленно положил телефон на столешницу, допил кофе.
- Устал я. И две пары ещё читать. Я тебе подскажу, где искать пришельцев. - Витёк-зятёк выкатил глаза. - Убери это, - показал профессор брезгливо на камень. - Кроме меня есть специалист покруче.
Витёк-зятёк закатил булыгу в рюкзак.
- Где? - поднял он глаза тестя.
- Твоя дочь - это такое чудо! На всей нашей планете не найти, поверь мне. Точно инопланетянка. И если ты не хочешь ещё одной розуэлльской трагедии или повторения судьбы кыштымского пришельца - вези деньги дочери!
Тесть сурово постучал пальцем по столешнице.
- Я привезу, привезу. Летом. У нас будет экспедиция здесь.
- Здесь? - удивился Леонид Михайлович.
- На границе Кировской и Пермской областей есть озеро. Абсолютно круглое. Прямо в лесу. Там аномалии геополя и биополярные градиенты странные... взлёт-посадку объектов наблюдали много раз. Я завезу. По пути.
- С проволоками своими ходить будешь, лозоходец, с рогульками... А если объекты перед отлётом деньги отберут?
В машине они доехали до краеведческого музея.
- Здоров ли, Григорий? - пожал руку седовласому пожилому человеку Леонид. ╛- Что-то ты сдал в последнее время. Ты ж младше меня, помнится.
- Умеешь ты утешить и вселить оптимизм.
- А давай-ка, Гриша, я тебе устрою обследование. В госпитале. Ты же знаешь наш госпиталь? У них аппаратура армейской поставки, военврачи...
- А давай! ╛Ловлю на слове. А это?..
Он кивком головы показал на зятька Витька. Зятёк положил на стол вытащенную булыгу.
- Читай, - приказал Леонид.
Григорий печально посмотрел на товарища.
- Как? Опять?
- Читай-читай! Лекцию читай. У меня есть десять минут - послушаю.
Григорий величаво показал Витьку рукой на шкаф.
- Прошу вас, молодой человек, - и открыл застеклённую дверцу.
В шкафу на полках лежали булыги разных размеров. Все распиленные и отшлифованные. С клинописью.
Витёк горячечными глазами бегал по строчкам, по камням, трогал срезы пальцами.
- И вы скрываете это всё от... - возмутился он.
- Да. Просто держу в шкафу. Без замка. Как в любой геологической коллекции любого музея, - и вдруг седовласый худенький больной старичок заорал, налившись кровью: - Это разновидность ситцевой яшмы! Неуч! Ты где учился, недоумок?! Ты в советской школе учился или на партийных курсах?! Дегенерат... Под Орском эта яшма, как щебень, вдоль дорог валяется! Дебил...
- Всем ша! - прикрикнул Леонид. ╛- Извини, Гриша, прости меня, подлеца. Это бывший моей дочери.
- Ольги, что ли? Везёт тебе на олигофренов.
- Девушку из деревни вытащить легко. Деревню из девушки практически невозможно. Но мы над этим работаем.
Григорий закурил сигаретку и открыл окно. Сильно выругался наружу.
- Буду краток. Убирайтесь оба на хер отсюда,╛ - попросил он вежливо. - Уфологи-фуёлоги... Такой день обосрали!
Около машины Леонид сказал зятьку:
- На вокзал не повезу - некогда. Сам доберёшься. Будут деньги - не стесняйся, заходи.
Витёк виновато попросил:
- Это... билет у меня есть обратный... на вечерний... мне бы пожрать чего-нибудь в дорогу купить...
- Вот ты лох, бля... - не сдержался тесть. - Ты пример дефицита презервативов в советские времена!
Он вытащил из багажника пару банок тушёнки, недоеденной ночью, и со словами: "Чёрт! Надо ж было оставить ребятам!" - протянул их зятьку.
- Денег не дам. Из принципа. Шубу продай. Дочку захочешь увидеть - даже не думай. Не позорься.
И уехал.
Витёк долго смотрел ему в след, а потом сказал:
- Нет. Это послания.
Между парами Леонид Михайлович позвонил военкому Лапе Семёну Ивановичу. Знакомство с ним было не крепким, но приятельским. Леонид Михайлович старался не обижать его племянника с истфака, где читал курсы этнографиии и фольклористики у младших и культурологию и знаковые системы у старших. За это Лапа Семён Михайлович один раз отмазал от армии не Бог весть какого хорошего парня - "нашему забору двоюродного плетня": младший брат мужа у второй дочери Леонид-Михалыча бывшей жены от второго ея мужа. Каковой второй ея муж (для краткости профессор называл его "мужмуж") бросил ея вскоре после рождения второй ея же дочери. Трагедия была посильнее "Фауста" Гёте. Экс-жена просилась назад к первому мужу, хотела отдать Ольгу на воспитание в интернат (и почти уже отдала, но Ольгу вытащил Леонид Михайлович и забрал к себе), резала себе вены, лежала в психиатрии и, как говорил профессор, "мндрпр". С красным дипломом филфака она кем только ни работала: председателем общества книголюбов (с десяток хороших книг появились в квартире, об одном альбоме - "История и искусство народов острова Пасхи" - он жалел до сих пор), корректором в газете, библиотекарем, регентом в церкви (это уже в новейшие времена отсутствия партийной бдительности) - в средней школе не работала: детей всех возрастов боялась до мочеиспускания. Да к тому же, воспитанная пещерной антисемиткой мамашей ("Я не против тёщи, - шутил Леонид Михайлович, - но тёща-антисемитка - уже напоминает групповое изнасилование: хорошо, но много".), как выяснилось, сама евреев то ли боялась, то ли ненавидела. "Зачем замуж шла?" ╛- удивлялись друзья. "Это я её заставил, она ж на аборт собиралась, ╛- объяснял Леонид Михайлович. ╛- Ольга родилась, когда мы на пятом курсе были. Замуж бы её не взял - внучи моей Мирьямочки не увидел бы", - говоря так, представлял, как целует Мирку-Машеньку в голову, в самое её всегда вкусно пахнущее темечко. Ольга от матери сбежала, сдуру выйдя замуж за вожатого "Орлёнка", где тоже вожатой работала летом. Кто ж знал, что Витёк-зятёк с крыши спрыгнет в поиски инопланетного разума. Сестра её от мужмужа тоже сбежала от матери в Уренгой и там выпускница-физкультурница удачно нашла нефтяного "магнитика", открыла фитнес-салон для местных "сэров и их сэрух, которые ещё недавно были ...ляди и вдруг стали леди", и даже родила сына. "Классно! - искренне радовался Леонид Михайлович. - А то у меня в роду одни девки! Теперь вот павнучек появился!" Так и живёт его "экса" в одиночку, в пенсионной нищете, подрабатывая корректором в карагайской молодёжке, сменив партбилет на православный крестик, в полной уверенности своего всепрощения и осиянности - снизошло на неё.
Лапа ответил сразу:
- Опаньки! - воскликнул он. - На овёс и конь бежит!
- У тебя ещё один племянник объявился, Сэмен Иваныч?
- У меня сейчас подготовка к призыву - не до... Хотел тебя на шашлыки позвать.
- Шашлыки - это мы любим. Это вкусно. Канцероген, конечно...
- Так ты Елену Малышеву меньше смотри! Здоровее будешь. А то она тебе свитер-то отрежет по самую горловину. У неё всё - канцероген и ящур.
- Чем нейтрализовать будем?
- Да ты не переживай. Найдём всё. Мне пару овечек подкатили с деревни, и вискарь есть, и коньячок-первачок. Кому сплавить девчонок своих есть?
Что-то в вопросе интонация возникла дополнительная - не разобрал Леонид Михайлович в потоке речи, и потому не сосредоточился.
- Устроимся как-нибудь.
И тут Лапа проговорился. Сопоставив с восклицанием про коня и овёс, Леонид Михайлович насторожился.
- Привози и девок своих. Жена моя будет, дочка...
- Я с тобой, Иваныч, не настолько знаком. Кто-то говорил, что дочка твоя у нас учится, но я даже не знаю на каком...
- Отметим и это тоже. Девятого после парада часикам к четырём на дачу и приезжайте. Знаешь, где дачка-то?
- Помню.
- Навигатор включишь. "Джопаесть" в переводе.
- Кто-то ещё будет?
- Да не волновайся ты так, Михалыч! Знаю я твои привычки в четырёх стенах сиднем сидеть, в книжки пялиться... Жду - а сейчас некогда. Жена речь написала - учу.
"И что ему от меня нужно? - думал профессор. - Жена, дочка, кто-то ещё... Жена пишет речь - училка, должно быть. Военные любят училок и врачих - по казармам таскать удобно, всегда работа найдётся. В хорошем смысле. С Ольгой её познакомить хочет? Скучно училке-то, скорей всего, литературы и русского языка... Ничего не понимаю, ибо мало информации. Главное - его уговорить Гришу рекомендовать".
Заскочил на телестудию, сообщил о шашлыках, попросил не планировать на праздник ничего. Ольга, как ни странно, не ерепенилась, легко согласилась. В её комнатушке-загородке стоял Куляба с повинной головой. Видимо, что-то написал невиданное-неслыханное. Талантливое. Он может. Он способный.
- Я сегодня задержусь. Работы к празднику много, - сказала она. - Оставишь машину? И у Мирки сегодня музыка.
- Да ради Бога! И из школы заберу, и в музыкалку отведу. На такси справимся.
- Я в обед домой ездила. Что у нас там запашок кучерявый стоит? Кострами пахнет, шатрами кочевников... Да скифы мы? Да азиаты мы?
- Звон трензелей и гортанный говор. Твой приезжал.
"Хорошо, что в стиралку не заглянула".
- Что хотел?
- Денег привёз.
- Да ладно! Много?
- Придёшь домой, сосчитаешь. А то молодой человек стишок рассказать должен - забудет. Маршака? Барто?
- Чуковского.
- "Тараканище"? Успехов.
Профессор поспешил на лекцию.
- Иногда мне кажется, что я его ненавижу, - вздохнула Ольга.
Она посмотрела на Кулябина маслеными глазами и тихо сказала:
- Я люблю тебя, дурак. Поцелуй меня быстро.
Кулябин скользнул по её губам своими, и она всё сделала сама.
- Задержись после работы. А сейчас уйди.
В шесть вечера все ушли. Уборщица, после очередного скандала: "Где моя бумажка с записями?!" - мусор выбрасывать из корзин и пол протирать приходила в середине дня. Да и удобней ей так было: студентка подрабатывала часик-полтора сразу после занятий.
В тишине они целовались до запоя и головокружения. Константин потянул её к дивану.
- Не здесь. Не надо, - прошептала Ольга.
Она включила сигнализацию, заперла входную дверь на ключ, и парочка вышла на улицу, молча и сосредоточенно села в машину и доехала до дамбы за городом.
- Почему сюда? - спросил Константин.
- Молчи, дурачок, ничего не спрашивай.
Закатное солнце светило им в спины, и длинные тени их сливались, достигая другого берега реки. Они подошли к самой кромке воды, и река вдруг встала, перегороженная их тенями, начав подниматься слева тёмной бурой грязной пеной, заливая дамбу. Открылось илистое дно, из которого торчали местами арматура, бетонный мусор и полузанесённые коряги. Раздалась вонь гнили и тухлятины.
Они шагнули на этот ил - и не провалились, двинувшись по собственным теням, затвердевшим и ставшими мостками для них. Противоположный берег был уже тёмен, хотя солнце за спиной ещё не село за горизонт. Лишь в отблесках лучей было видно, как из трав, мокрых и высоких, выползали ужи и свивались в шевелящиеся клубки, спариваясь между собой с шипением. Из почвы, зловонной и кочковатой, вылезали дождевые черви, мокрые и липкие. Они попарно и семьями скатывались в розово-багровые клубни, которые шевелились и катались по чёрной земле, волоча за собой розовыми соплями отставших. Ольга с Константином слились вместе с ними, обмотав друг друга своими кольчатыми телами и смешав слизь свою со слизью напарника-гермафродита. Семя одного сливалось с яйцеклетками другого, всё смешивалось с выделениями остальных выползков. Над поляной летали нетопыри и с шипением падали попарно в шевелящиеся мотки змей и червей, спариваясь в резких криках. Жуки и мухи, комары и ящерицы - все предавались майскому шабашу соития и размножения. Вокруг поляны стояли чёрные старухи и хрипло хохотали, подняв руки ввысь к тёмной бездне. Едва не потеряв друг друга, два красно-алых червя вырвались из клубня и устремились, извиваясь и блестя своею слизью, к берегу реки. Вода в ней застыла на границе теней, не поднимаясь выше и не опускаясь ко дну. И черви, спиралью обвившиеся друг вокруг друга, поползли по теням на человеческий берег, в мир людей, солнца, коснувшегося уже края земли, живых трав и зацветающих деревьев.