Впрочем, на охране свое внимание лучше не заострять: пусть специалисты делают свою работу, как считают нужным, я в ней мало смыслю. Всякое в истории бывало: и люди «с улицы» покушались на жизнь первых лиц, и гвардейцы их собственных охранных полков.
Попросил супругу не доставать мобильник и не «щелкать» у дороги затвором фотофункции. Сейчас, кстати, жалею, что супруга не сделала снимки тех клумб, что жители сотворили своими руками у домов вдоль правительственной дороги: они на стволах пальм развесили плюшевых мартышек, а среди цветов расставили зеленых крокодильчиков.
На верхней точке холма караул был особенно многочисленным: тут и в «парадке» сразу несколько человек, и парни в черной «спецуре», обвешанные оружием, но все они стояли кружком, как в хороводе – разговаривают, шутят, смеются. Понимаю, что начальник в данную минуту на дороге не появится, а в тех машинах, что пронеслись мимо «пулеметчика», сидели лица второй, а то и третьей важности.
Куда нам с супругой направиться дальше?
- Пойдем к морю через санаторий «Русь», я там отдыхала двадцать лет назад, там красивая каменная лестница до самого моря, - предложила она.
Хорошая мысль: спуститься к морю по территории профсоюзной здравницы.
- Что скажем ребятам у шлагбаума, над которым сияют буквы «Русь»? – спрашиваю супругу.
- Скажем, что хотим купить курсовки без питания. А сами дойдем до моря и посидим у воды.
Мы открываем дверь «проходной» - комнаты в здании у шлагбаума, нас приветствует мужчина в униформе: белый верх с короткими рукавами и загорелое лицо над расстегнутым воротом рубашки. Мужчина ждет, когда мы ему что-нибудь покажем: брелок, пропуск, бейджик – не знаю, что здесь является шифром входа.
- Мы в администрацию, - говорю ему.
- К кому?
- К любому.
- А кто вы?
- Интересуемся курсовками.
Выгнать он нас мог и без звонка «наверх», но мужчина куда-то позвонил, кому-то сказал, что гражданин и гражданка без пропусков хотя встретиться с администрацией по вопросу приобретения курсовок. Потом ответил в трубку: «Понял» и продолжил с нами диалог:
- Вы к нам еще не обращались?
- Нет.
- Обращайтесь, - он протянул мне визитку,- тут есть телефон.
Читаю на визитке: «Управление делами Президента Российской Федерации». Далее телефон, факс, электронная почта. Какие профсоюзы, какие курсовки, ох и отстали мы с супругой от реалий южной столицы страны. Русь - давно уже федеральное бюджетное учреждение при администрации «начальника».
Но как вежливо приняли, как вежливо проводили!
К шлагбауму подкатывают шикарные автобусы с высокими окнами, на меня через стекла смотрят какие-то галстуки и дамы с умными лицами. Подись, это делегаты из Москвы на форум или конференцию, подись, гости иностранные, а я хорошенький такой в красной рубашонке и шортах в клеточку крыльцо бородой подметаю.
- Уходим, - командую супруге, и первый отъезжаю пешкодралом вниз по асфальту к пляжу. Она – за мной, поглядывая влево: не мелькнет ли где за стеной санатория и прутьями его ограды знакомые ступени лестницы красивой.
Пляж этот муниципальный, вход на него свободный, антураж соответственный: слева в море стеной уходит «Русь», справа – «Беларусь», чуть дальше – бетонная линия причала резиденции начальника ручья. Для свободного входа в свободное пространство моря осталось метров сто пятьдесят побережья. Это пространство поделено на четыре секции позеленевшими от водорослей и старости волнорезами. Между ними – галька мелкой фракции, вполне пригодная для того, чтобы лежать на ней без помощи лежаков и шезлонгов. Их, кстати, нет, чтобы те, кто может позволить себе лежать с комфортом, не выделялись на фоне тех, кто лежит на камнях мелкой фракции.
У гостиницы «Hyatt», например, в районе морского вокзала, есть своя собственная площадка с лежаками, барами и шатрами. Примоститься там на лежаке стоит 4 тысячи рублей на каждого лежащего в сутки, но участок моря для купания – муниципальный, то есть общий. Как бы ты не кайфовал от возможности принимать солнечные ванны на комфортном пляжном месте под шатром, купаться в море придется вместе с простым народом, а народ на каждого, кто спускается к воде с площадки гостиницы, смотрит без искорки добродушия в глазах. Обжигающие такие взгляды, от воздействия которых на душевное самочувствие нет антипригарного покрытия в тюбике крема. Поэтому, как мне рассказали местные рыбаки, «хаятовцы» не подходят к морю и в нем не купаются, они спускаются к солярию только загорать и дышать воздухом прибоя.
Рыбаков этих со всех волнорезов около гостиницы повыгоняли, потому что после утренней рыбалки в воде плавают окурки, пакеты и куски хлеба. Одним словом, тут есть кому друг на друга зуб точить.
А на «моем» пляже нет скрежета гальки меж зубов. Рыбаки сидят, где хотят, люди лежат, кто как устроится. И простое банное полотенце, принесенное с собой, каждому в помощь.
В разгар сезона тут могут обустроиться на полотенцах человек пятьсот, а если всех посетителей поставить вертикально и никому не разрешать сидеть или лежать, то эту цифру можно смело умножить на три. Что городские власти и делают, когда информируют туристов о вместимости «доступных» пляжей.
Без всякого сомнения, я должен был сделать то, что делают на пляже – искупаться в прохладе апрельской морской воды. Быстро заскочил, еще быстрее выскочил и лег оттаивать на гальку с южной стороны волнореза, где она согрелась чуть сильнее, чем на его северной стороне. И потом долго наблюдал за мужиком, который плавал в море больше часа туда-сюда между «Русью» и причалом резиденции. В моем секторе лежали без надзора красные штаны и полотенце, супруга выдвинула версию, что это вещи того самого пловца. Нам хотелось знать, имеет ли эта версия право на жизнь.
Наконец, мужик выбрался на берег и не спеша побрел к штанам – догадливая у меня супруга, её версия о связи между штанами и мужиком оказалась вполне правдоподобной.
- Вы, наверное, километра два проплыли, - говорю купальщику и удивляюсь его возрасту: мужик старше меня.
- Вообще-то, я проплываю ежедневно три километра. Сегодняшний день ничем не отличался от других, - отвечает мне подчеркнуто интеллигентно дядечка в мокрых трусах.
Мы с ним познакомились, он член международной команды ветеранов спорта, готовится к массовому заплыву через Ла-Манш. Живет тут, в Сочи, и тоже неподалеку от резиденции. Везет мне на спортсменов.
Уходили мы с пляжа вместе с морским пловцом, но угнаться за ним наша семейная пара не смогла: шагает он в гору широко, а дыхание у него от этого чаще не становится. Силен, мужик.
Когда мы вновь забрались на холм и приступили к спуску с его вершины в сторону нашей веранды, ситуация на дороге у стены резиденции изменилась: машины не шуршали шинами в попутном или встречном направлении. Опустел дорожный просвет. Маячили на тропинке только я, супруга и около сотни полицейских вдоль бордюра.
Со стороны моря послышался гул приближающихся вертолетов. Нам было хорошо видно, как они пролетели над синим горизонтом, потом повернули в нашу сторону. Свистящий звук шлепков их лопастей по воздуху слился с ревом двигателей и превратился в грохот над головой. Два вертолета зависли, а один начал снижаться к нам все ближе и ближе. Как он гремел, свистел и барабанил в уши! Библейские огненные колесницы, языческие драконы народных сказаний – эти картины впечатляют воображение, но они не рвут в клочья барабанные перепонки читателя «откровений» или слушателя древнерусского певца Баяна. А тут прямо по ушам колотушкой винтов: бум, бум, бум, бум…
Если суждено Властелину Мира явить себя человечеству когда-либо где-либо, он может это сделать на вертолете – выглядеть будет впечатляюще. Лопасти сделать во всю ширь неба, двигатель включить в режим форсажа, чтобы достиг мощности вулканического взрыва, такая вертушка если загрохочет – все падут на землю в обморочном состоянии, покаявшись сразу и неудержимо до полного очищения внутренностей своих греховных тел.
Но почему нет хлесткого ветра под снижающимся рядом с нами вертолетом? Я много раз бывал на вертолетных площадках, когда летал по буровым в командировки, я знаю, что сейчас пыль и песок должны лететь в глаза, если не повернулся спиной и не укрыл голову колпаком куртки. Стена прикрыла нас от нисходящих потоков взлохмаченного воздуха. Никогда бы не подумал, что она может играть столь важную роль в обеспечении безопасности прохожих. Я привык думать, что наличие стены имеет смысл только для тех, кто по ту сторону ограды из бетона.
Вертолеты сопровождения ушли обратно к морю, на вершине стих шум лопастей, возобновилось движение автомобилей по дороге. Мы быстренько докатились до калитки в наш дворик у ручья, первым делом спрашиваем Андрея:
- Это начальник десантировался на холм?
Андрей кивает головой. Потом поинтересовался, где мы были в тот момент?
- Уже старые ворота с колоннами прошли, когда небо загремело.
- Он вас видел.
- Да ну? – я не могу понять, шутит Андрей или правду говорит.
- Махнули бы ему рукой, были бы единственные, кто встретил его в полете, - Андрей улыбается.
- Ты почему не приветствовала начальника, размахивая косынкой? – спрашиваю супругу.
- Потому что ты стоял, держа двумя руками шорты, - в том же тоне отвечает она.
У нас было отличное настроение: не каждый день видишь днище летающей галеры, к которой прикован президент.
Рассказал Андрею про главное достижение дня – трехсекундное купание в море.
- Купаться здесь я вам не советую, - он не поддержал моё чувство гордости.
- Почему? Там же нет знака «купаться запрещено»?
- У нас в городе уже вторую инфекционную больницу строят. В той, что на улице Кирова, летом все коридоры детьми забиты: около ста ребятишек в сутки поступает.
- Кишечная палочка? – мы с супругой встревожились.
- Ротавирусы, их тут триллион на каждый литр морской волны. Знаете, сколько построенных высотных зданий сбрасывают канализацию без очистки прямо в море? – продолжает пугать нас Андрей.
- Сколько?
- Сто двадцать.
- То есть, все новенькие дома, что мы видим с холма, они что, все какают прямо в море?
- Почти все.
- И «Hyatt»? – опять мне припомнилась эта дорогая гостиница.
- Возможно. Надо посмотреть обновленные данные по этому году.
- И начальник тоже во всем этом будет купаться? – спрашиваю грубовато, но я был несколько ошарашен информацией Андрея.
- Он в море не купается, у него бассейн с морской водой.
- Но вода же из моря, а оно общее на всех, - я не понимаю Андрея.
- Мы изучили течения вдоль городского побережья, тут везде мелководье, поэтому вода не обновляется. Она чистая только в полукилометре от берега. Прокинули трубу, оттуда воду закачивают в бассейн.
- А мужик, что каждый день по часу в воде тренируется, он должен из больничного сортира не вылезать, а мужик здоров и крепок, - вслух сопоставляю в голове увиденные и услышанные факты.
- Вода еще холодная, инфекционные пузыри ждут, когда пляжный «сироп» до 25 градусов согреется. Хорошо, что море имеет феноменальную способность самоочищаться в месяцы зимних штормов, это я вам как специалист говорю. Советую вам купаться в Имеретинской бухте или на пляжах под Геленджиком.
Вечером мы увидели начальника, как говорится, лицом к лицу, но – в телевизоре. Он вручал награды победителям гонки формула-1. Вокруг него лихие пилоты в цветастых нарядах прыгали, кричали, бутылкой шампанского размахивали, а он стоял среди них в строгом черном костюме. Пошто никто не подсказал, что костюмчик кремлевский в этой обстановке неуместен, пошто не переодели новичка сезона в курортную одёжу?
Здесь новичков, кто первый день на курорте, видно по бледному лицу и отпечатку забот трудовых будней на лбу и в глазах. А пройдет пару дней, личико у всех приобретает отсвет солнца, морщинки разглаживаются, заботы покидают зону лба, глаза успокаиваются, и человек начинает походить на человека – улыбается, отдыхает.
Наслаждается.
Через пару дней начальник на картинке телевизора выглядел вполне приличным курортником – набрал форму.
Наша веранда хоть и попала в эпицентр больших и разных международных событий у ручья, но имела к ним отношение скорее умозрительное, чем непосредственное и практическое. Слышим немецкую речь у ворот резиденции, открываем калитку своего двора под пальмами, чтобы глянуть, кто тут шпрехает не по-нашему. Группа мужчин в светлой униформе. Идем допрашивать Андрея: кто сегодня у начальника? Фрау Меркель. Ну, пусть поболтают друг с другом на втором родном для президента языке. А мы – в город.
Бредем расслабленно, мимо нас кортеж из десятка машин пронесся – значит, закончилась аудиенция.
Возвращаемся из города, у нашей калитки команда из восьми смуглых мужчин в форме песочного цвета. Разрешите, говорю им, пройти в наш двор. Смотрят на меня, но не понимают. Показываю рукой, что мне калитку надо открыть, прошу их отодвинуться. Ага, поняли, расступились, даже поклонились нам с супругой, мол, извините, проходите.
- Кто сегодня у начальника? – вопрошаем у Андрея, закрыв калитку изнутри.
- Эрдоган.
- Понятно.
Вечером получаем подробности от диктора программы новостей. Но обращаем внимание, что на картинках телерепортажей нет обзорных кадров, нет окружающих нас пейзажей, нет стены и нет нашей веранды. Вроде, по названию, репортаж из места у ручья, а на картинке – кабинеты и залы заседаний, которые в нашей стране все выглядят примерно одинаково.
Кино снимают здесь следующим образом. Подходит к воротам резиденции автобус с «прессой». В нем человек сорок с камерами и средствами связи. Его пропускают внутрь не сразу, наверное, ответственным людям из охраны надо кое-что проверить, о чем-то доложить. Одна из съемочных групп выскакивает из автобуса, в группе трое: девушка-репортерша, парень с камерой и парень с треногой на плече. К ним подходят вежливые люди в штатском. Девушка показывает на холм, на стену, на переулок, уходящий к бараку, на веранду у ручья – её терпеливо выслушали, кому-то позвонили. После звонка задают репортерше вопрос: вы обращались туда-то и к тому-то? Нет. Обращайтесь, и просят телегруппу занять свои места в автобусе.
Знакомый стиль, знакомая картинка. В отчете о событиях вокруг ручья «кина» с пейзажами опять не будет.
6.
Довольно скоро наступил момент, когда мне стало безразлично, что происходит за стеной, и я вновь потерял интерес к картинкам теленовостей. Встречаются, обсуждают, проносятся над головой и мимо моих ног – то ли работают, то ли отдыхают, то ли занимаются мировыми делами, то ли частными и личными – мне не понять. Да и не только мне. Они и сами вряд ли знают, где граница между амбициями человека и «делом государственной важности», как говорил Понтий Пилат, когда приказывал всем удалиться, чтобы потолковать с Иешуа наедине о нестерпимой боли в лобной части головы.
Если после этих встреч прекратится хотя бы одна война на планете, я буду считать, что за стеной не зря едят филе морского черта с соусом. Это блюдо такое, которое подают важным гостям на пикниках у ручья.
Время идет, ручей бежит, вооруженные конфликты продолжаются. Не меняется вообще ничего. Читаю Льва Толстого: те же прокуроры с «выражением преданности» в лицах, те же судьи, что думают о вкусном ужине, отправляя на каторгу невиновного человека, те же священники, что делают «именно всё то многоглаголание и кощунственное волхование», что запретил Учитель, те же прихожане на богослужениях со «смешанными чувствами благоговения и скуки» в душе.
Авторитет Толстого был огромен, этакий отдельный материк в российском океане, такого не спрячешь за экстремистские высказывания, он говорил и писал свободно. И что? В оконцовке своей жизни призвал не сопротивляться злу насилием. Послушали? Некоторые умные люди надели толстовки, пробовали сено косить и коров доить. А другие, впечатлившись его ранними обличительными статьями, зарядили пистолеты и пошли косить губернаторов и министров. А третьи приняли решение «смести и уничтожить» государство целиком. Сословную элиту, бюрократов, генералов, всех, кого критиковал Толстой, - в топку.