— А, опять наш главный пришел, — блеснув зелеными глазами, смиренно поклонился мне Мишка. Но продолжать в том же духе ему не дал Бондаренко. Он подошел ко мне, крепко пожал руку и сказал;
— Не ушли от нас, значит. Ну и правильно.
Мы решили сообща так; возить бетон не самосвалами, а в ящиках на бортовых машинах. И не спускать его по лоткам: ящики поднимать краном и разгружать непосредственно в опалубку.
Часть бригады мы смогли перевести на полы. Дело было за обеспечением. По телефону я вызвал автокран. Но с бетоном было сложнее. Даже великий снабженец Кузьмич не брался обеспечить за одну смену восемьдесят кубометров, да еще половину из них на мелком щебне.
— Эх, всегда так у прорабов, — деликатно пилил он меня в конторе, — ведь заказал-то он только сорок.
— Он не виноват, Василий Кузьмич, это мы решили час тому назад. Зато завтра не надо будет переводить на гараж бригады с других объектов.
— Не знаю, не знаю. Ничего, наверное, не выйдет, — нехотя сдавался Кузьмич.
— Выйдет, Кузьмич, должно выйти. Иначе завтра от меня мокрое место останется. Поедем вместе на завод.
Когда мы, закончив неотложные дела, выехали на завод, было уже поздно — восемь часов вечера. Но нам повезло: главный инженер завода еще был у себя.
Он сначала молча выслушал нижайшую просьбу Кузьмича, а потом мой сбивчивый рассказ. Он ничего не сказал, но по искоркам, загоревшимся в карих усталых глазах, я понял, что ему понравилась идея обойти начальство. Кто его знает, может быть, и он был недавно в моем положении. А может быть, у него просто был лишний бетон. Во всяком случае, он вызвал диспетчера и отдал приказ на три дня открыть нам, как он выразился, зеленую улицу.
И все же, когда утром я позвонил на гараж, мне сообщили, что график недовыполнен. Уложили много — шестьдесят три кубометра, хоть и не всё. Бетон был, но сломался кран.
В десять часов мне принесли приказ из треста о переводе рабочих, и тут же позвонил трестовский кадровик.
— Николай Николаевич уехал на совещание в главк и просил меня проверить, начали ли вы перевод рабочих, — сказал он тоненьким голосом.
— Нет, не начал.
— Напрашиваетесь на неприятность?..
Чтобы не наговорить резкостей, я повесил трубку.
Два дня подряд на меня нажимали со всех сторон, я отбивался как мог. Николай Николаевич уехал на несколько дней в Ленинград, меня вызвал в трест его заместитель Моргунов.
— Ты что же, сдурел или что, не могу тебя понять! — начал он кричать, как только я зашел в его кабинет. — Выговор хочешь? Почему ты не переводишь людей на гараж?
— Сейчас объясню, товарищ Моргунов…
— «Товарищ», — передразнил он меня, — ты что, имя-отчество забыл?! В бутылку лезешь?
— Рабочих больше переводить на гараж нельзя по двум причинам, — сдерживаясь, сказал я. — Первая причина: опять у людей не будет хорошего заработка, а я отвечаю за коллектив. И вторая причина такая: ведь если все время срывать с объектов бригады, то мы никогда не будем работать ритмично. Все время у нас будет штурм. Вот снова у нас на выходе два жилых дома. Поэтому я хочу закончить гараж с наличными рабочими. Это твердо, товарищ Моргунов, и окончательно.
— Ах, вот как. Хорошо, ты свободен.
Через час в контору управления на легковой машине курьер привез второй приказ с объявлением мне строгого выговора. Вслед за этим позвонил Пункин. Он очень шумел, и я с трудом понял, что задерживается установка лесов на фасаде.
— Я проверил, — под конец прокричал он, — рабочих ты не перевел! Смотри, если у меня будут задержки, я обращусь в главк, чтобы тебя примерно наказали.
Вечером меня вызвали в райком. Внимательно выслушали, но предупредили, что сдача в эксплуатацию гаража входит в социалистическое обязательство района. Я понял, что в райкоме не хотят вмешиваться в мой спор с трестом, но мой отказ усилить стройку рабочими возлагал на меня двойную ответственность.
Хуже всего, что на стройке гаража дела не совсем ладились и мы никак не могли войти в график. Ромашков помрачнел, а Бондаренко прямо заявил, что леса у фасада он поставить не может.
— Как говорится, дай бог справиться мне с бетоном. На леса ставьте другую бригаду, — твердо сказал он.
— Сорвем работу отделочников, — добавил Ромашков.
Да, положение становилось серьезным, было над чем задуматься.
Меня окликнула табельщица.
— Вас просит Пункин к телефону, — сказала она.
— Машенька, скажите, что меня нет, уехал, заболел, придумайте что-нибудь.
— Ничего не могу придумать, Виктор Константинович, — улыбнулась табельщица. — Они знают, что вы тут, и страшно кричат.
Я пошел в проходную. На столе хрипела телефонная трубка.
— Алло.
— Эй, ты, казак, — закричал Пункин, — держишься еще?
Я не ответил.
— Алло, алло…
— Ну чего тебе, Александр Семенович? Плохо держусь. Совсем плохо. Придется, наверное…
— Сдаешься?! — торжествующе закричал Пункин. — А я думал… Ну ладно, благодари и кланяйся в ноги, лесов ставить не нужно. Встречай, сейчас придут две автовышки.
— Вот спасибо, Семеныч! Ух какое спасибо…
— А ты думал, что Пункин действительно пожалуется в главк? Эх, ты… Пункин товарища никогда не подведет. Пункин…
Но я дальше не слышал. Бросив трубку, я побежал встречать машины.
…Шли дни. Вперемешку радости и огорчения. Огорчений было неизмеримо больше. Но вот закончен резервуар, отделан фасад. Долго не ладилась вентиляция, но и она наконец заработала.
В понедельник утром на стройку приехал Николай Николаевич. Он, не глядя, поздоровался со мной и Ромашковым и прошел в гараж.
В течение часа он обследовал все помещения, заглянул на чердак, в вентиляционные камеры. Потом обошел территорию двора.
— Перевел людей? — строго спросил он.
— Видите ли, мы тут…
— Перевел рабочих? Отвечай прямо, не юли.
— Нет, Николай Николаевич, не перевел.
Мой управляющий впервые посмотрел на меня, по-отечески положил руку на плечо и сказал:
— Молодец. Ты сделал Первый Шаг.
В раскрытые ворота гаража одна за другой въезжали тяжелые автомашины, непрерывно подавая гудки…
Глава вторая
Система и киты
Скоро год, как я назначен главным инженером.
Начал уже понемногу привыкать к новой должности и с усмешкой вспоминаю, как стеснялся первое время вызывать секретаря звонком. Не улыбайтесь, пожалуйста: я открывал дверь и просил секретаря Лиду зайти ко мне.
Наконец Лида, суховатая молодая женщина, строгая к посетителям и к начальству, сказала мне:
— Чего это вы, Виктор Константинович, звонком не пользуетесь, лишний раз дверь открываете, а она у вас скрипит противно.
— Знаете, Лидочка, это как-то неудобно, — пробормотал сконфуженно я.
— Что вы это выдумываете! — удивилась Лида. — Бог мой, звоните, пожалуйста, мне-то что.
Вначале я испытывал странную почтительность к телефонным звонкам. Позвонят со стройки: «Виктор Константинович, остановился башенный кран». И я, забывая обо всем на свете, мчусь посмотреть, в чем дело. Прибегаю — кран работает.
— Рад вас видеть, Виктор Константинович, — встречает меня прораб. — Зачем к нам пожаловали?
— Как зачем? — не могу отдышаться я. — Вы же звонили, что остановился кран.
— Кран? Да, да. В рубильнике был непорядок. Исправили. Как видите, все в порядке…
Эту привычку посмотреть все самому я долго не мог побороть. Понимал, что сам за всем не уследишь, что надо научиться смотреть и глазами своих помощников, а иногда только по их информации принимать решение, но ничего с собой поделать не мог.
Время, жизнь правили меня. Казалось, я надолго задержусь в коллективе, где сделал первый шаг. Тут сделаю и второй, а потом все увереннее начну руководить.
Как-то мне позвонила секретарша треста и попросила не уезжать. «К вам приедет управляющий», — предупредила она.
Минут через двадцать в наш маленький дворик въехала «Волга», и в кабинет энергично вошел Николай Николаевич. Он придержал меня, когда я вскочил, предлагая ему стул.
— Сиди, сиди. Я присяду вот тут. Сегодня я у тебя в качестве просителя.
Он сел на клеенчатый стул у маленького столика и, приглаживая свои седые волосы, насмешливо огляделся:
— Ишь, как обвесил стенки синьками. Старая прорабская привычка. Да?
Я знал, что на этот вопрос могу не отвечать. Уже не впервой мне слышать такие замечания. В тресте Моргунов так и называл меня: «Этот, как его, все забываю фамилию, — прорабский главный инженер». По его мнению, я так навсегда и останусь прорабом. Но хотя эта моя привычка знать все мелочи проекта и вызывала иронию, она одновременно ценилась и уважалась в тресте.
Николай Николаевич помолчал, барабаня пальцами по стеклу стола, потом, потушив усмешку, вздохнул и, как мне показалось, с легким вызовом сказал:
— Написал приказ о тебе, Виктор Константинович.
— Выговор? — спросил я. — Что-то не помню, в чем провинился.
— Нет.
— Благодарность?
— Нет, что-то не помню, чем заслужил, — сказал он в тон.
— Тогда не знаю, за что приказ, Николай Николаевич.
Он подался вперед и, глядя мне в глаза, сказал:
— Перевел тебя в «Новое» управление.
Это было слишком неожиданно для меня. «Новым» мы все иронически называли самое допотопное управление с трехзначным номером. Его передали нашему тресту, забрав у какого-то ведомства. Очистительные ветры специализации не коснулись его, — подобно маленькому сморщенному грибку, оно спряталось за могучим стволом ведомства.
Одно время по тресту как тень прошмыгивал его худощавый главный инженер. Он робко заглядывал в отделы. Деятельные начальники разных служб, увидев его, тут же усаживали и принимались наставлять, требуя представления различных заявок и сводок. В серых глазах инженера появлялась тоска. Недельки через две он исчез.
Николай Николаевич хватался за голову: грибок вконец испортил показатели треста.
Вот туда и хотел перевести меня управляющий.
— Нет, Николай Николаевич, — твердо заявил я, — в это болото не полезу. — Я смотрел прямо перед собой, избегая пытливого взгляда управляющего.
— Так и знал, — спокойно сказал он. — Так и знал, что тебя придется уговаривать. — Он снова побарабанил пальцами по стеклу. — Ну что ж, начнем…
Я сделал последнюю отчаянную попытку:
— Не уговаривайте, Николай Николаевич, надо быть сумасшедшим, чтобы пойти туда.
— Сумасшедшим? — управляющий внимательно посмотрел на меня. — Скажу больше: начальником там сидит Шалыгин, самодур и демагог к тому же; и еще: сам я ухожу в отпуск, так что на мою помощь не рассчитывай. Ну как, совсем доконал?
В дверь постучали. Вошла Лида и строго сказала:
— Николай Николаевич, звонила из главка секретарша, просила передать, чтобы вы немедленно ехали.
Управляющий встал.
— Вот что, Виктор, — сказал он. — Понял ли ты, что коллектив, которым сейчас командуешь, тебе помог?
Я кивнул головой.
— Это хорошо, что понял. Теперь ты должен помочь другому коллективу. — Он вынул из кармана сложенный листок бумаги и, развернув его, положил передо мной. — Приказ о твоем новом назначении подписан. Если решишь остаться тут, порви его, обижаться не буду.
Он вышел. Я сказал секретарю:
— Лида, пожалуйста, на несколько минут меня нет.
— Даже для меня? — в комнату явился мой начальник Рубаков. Он плюхнулся в кресло и вытер платком свое большое лицо. — Как я спешил, а вот не застал, — хитро сощурился он. — Чего приезжал?
Я рассказал. Начальник рассмеялся:
— Николай дураков ищет, ловкий мужчина. Ты, конечно, отказался?
— Пока нет.
Он встал пыхтя, снял с крючка мое полотенце и вытер шею.
— Ну да, понимаю, хочешь для вида подумать. Он тебе уже третьему предлагает. Ну, вот что, рви приказ и позвони Николаю. А то, хочешь, я позвоню сам, пусть у меня инженеров не отбивает.
Он вдруг обиделся, еще больше покраснел, бросил на стол полотенце и, переваливаясь, вышел из комнаты.
Пробило час. В конторе стало тихо: все разбежались на обед. Я остался один. Так, значит, он предлагал не мне одному…
Не хочу писать, о чем я тогда думал. Все-таки не все можно написать, даже в своем дневнике. Я порвал приказ.
В Москве строителю трудно наблюдать природу. Тут есть все: и синее небо со стандартными облачками; и солнце, если хорошо поискать его за многоэтажными домами, наверное, найдется; при некоторой фантазии можно себе представить, что деревья, чинно высаженные вдоль тротуаров и подстриженные «под бокс», шелестят листвой. Но разве можно любоваться небом, когда на каждом шагу строителя удивляет новый кран, интересная стройка.
Я остановился у входа в «Новое» управление и по привычке оценивал дом.
В большой не по рангу приемной секретарь посмотрела на меня настороженно.
— Есть? — спросил я, взявшись за ручку двери с надписью: «Начальник управления».
— Пожалуйста, не входите, пока не доложу, — вскочила она.
Но я уже открыл дверь. Навстречу поднялся высокий человек с серым худым лицом. Несмотря на жару, начальник был в темном костюме и при галстуке. Он приветливо пожал мне руку, показал на стул:
— Присаживайтесь.
Ободренный приемом, я сказал:
— Назначен к вам главным инженером, если не прогоните. Зовут меня Виктор Константинович…
Но он не дослушал меня.
— Антонина Петровна, — тихо сказал он вошедшей женщине, — во-первых, прошу не задерживаться, когда я звоню вам…
— Ах, простите, пожалуйста, я принимала…
— …а во-вторых, — невозмутимо продолжал он, — сколько раз я вас просил докладывать о посетителях.
— Но я… я, — волнуясь пролепетала женщина.
Мне стало неловко:
— Секретарь не виновата, Александр Митрофанович. Это, если хотите, мой первый проступок на новой работе.
Он не обратил внимания на мои слова.
— Делаю вам последнее предупреждение.
Казалось, секретарша вот-вот расплачется, но она сдержалась и тихо вышла из кабинета.
— Слушаю вас. — К моему удивлению, он снова сказал это приветливо. — У вас, наверное, есть приказ?
— Есть… то есть нет.
— Не пойму: есть или нет?
Я не знал, как ответить.
— Позвоните управляющему, — нашелся я наконец.
Он набрал номер.
— Николай Николаевич? Ко мне пришел молодой человек, его зовут Виктор Константинович, он говорит… Понятно, понятно, нет приказа, он не принес. Сейчас передам.
Я взял трубку.
— Так ты все же решился, Виктор? Спасибо. А где же приказ?
— Николай Николаевич, я его вчера порвал. — Я увидел острый настороженный взгляд Шалыгина и добавил: — Перебирал бумаги и случайно порвал.
Управляющий рассмеялся:
— Это для Шалыгина? Хорошо, сейчас пришлю новый. Передай ему трубку.
Шалыгин несколько минут внимательно слушал, потом положил трубку и принялся листать какие-то бумаги. Так мы сидели молча. Наконец я не выдержал:
— Ну так как, Александр Митрофанович?
— Что как? — Он удивленно посмотрел на меня.
— Приступать к работе?
— Сейчас привезут приказ. — Он снова уткнулся в бумаги.
…Приказ привезли минут через двадцать. За это время я прочитал свою записную книжку, которую без того знал почти наизусть. Осмотрел кабинет. Моим утешением был плакат. В нем говорилось, что «Новое» управление в течение нескольких лет на столько-то квадратных метров увеличило сдачу жилплощади. Прикинув, я установил, что за пять лет оно построило домов меньше, чем наше управление за один прошлый год.
Шалыгин внимательно прочел приказ, затем поднялся и с улыбкой сказал:
— Ну что ж, приступайте к работе, поздравляю с новым назначением.
Я поехал осматривать стройки.
В маленькой прорабской, наспех сбитой из неошкуренного горбыля, мне навстречу поднялся сухощавый молодой человек с институтским значком. Он не проявил ни удивления, ни особого интереса, когда Чернов, начальник производственного отдела, сопровождавший меня, сказал:
— Знакомься, Анатолий, наш новый главный инженер.