Так я рассуждал в восемь часов утра следующего дня. Эту ночь я не спал. Что я должен был сделать вчера? Что я должен сделать сегодня?..
Мои мысли прервал телефонный звонок.
Говорил Девятаев. От имени бригады он просил срочно приехать к ним на стройку.
— Что-нибудь случилось? — встревожился я.
— Да, но не волнуйтесь, ничего плохого.
— Хорошо, сейчас буду.
Прораб Шуров встретил меня у ворот, он вежливо и, как всегда, иронически поздоровался, что-то хотел сказать, но, посмотрев на меня, осекся.
— Вам нездоровится, Виктор Константинович? — спросил он.
Ответить я не успел, подошел Девятаев.
Мы поднялись на шестой этаж, где велся монтаж.
— Ну, что у вас, случилось? Давайте скорее!
— Идите сюда, Виктор Константинович! — позвал меня Девятаев, указывая на подкосы.
Я подошел.
— Откуда вы взяли алюминиевую оснастку?
— Сами сделали.
— Почему петли в панелях сбоку и так низко? — озадаченно спросил я.
Девятаев многозначительно молчал.
Я всматриваюсь и начинаю понимать: петли специально сделаны на такой высоте, чтобы удобнее было снимать подкосы.
— Но ведь…
— Мы просили конструктора, потом вместе с ним были на заводе, — спокойно сказал Девятаев. — Посмотрите дальше… сюда к перегородкам… Что нужно сделать для того, чтобы отцепить траверсу?
— Вы обходитесь без лестницы! — догадался я. — Как?
Они снимали траверсу без лестницы: нужно только потянуть специальный тросик. Для поперечных панелей применили новые связи, где-то на заводе достали кантователь для плит перекрытия.
Трудная жизнь строителя! Разве не лучше работать в белом халате, проектировать мосты? Или в научно-исследовательском институте создавать новые конструкции? Но вот стоит передо мной полпред бригады Девятаев, спокойно и, как всегда, обстоятельно говорит:
— Вы просили бригаду дать предложения по экономии труда, помните, на техсовете треста? Прораб подсчитал — эти приспособления дают двадцать процентов экономии на монтаже, — он замолкает и смотрит на Косова.
— Тут не так много сделано, — тихо сказал Косов, — но мы слышали, что такие предложения поступят к вам и от других бригад. Это наш подарок вам, Виктор Константинович. — Косов неловко улыбнулся. — Не хочется, чтобы в тресте опять было все по-старому.
Я молчал, и казалось мне сейчас, что лучше работы строителя нет.
— Виктор Константинович, чего вы молчите, надо же сказать прочувствованную речь, — все же не удержался Шуров.
— Спасибо, Косов. Я этого не забуду, — это все, что я сумел сказать.
На площадку на полном ходу ворвалась машина с раствором. Из кабины, чертыхаясь, выскочил шофер и бросился к прорабской.
— Чего он так? — удивился я.
Косов и Шуров рассмеялись, Девятаев спокойно разъяснил:
— Это ваш «информатор» действует. Если водитель вовремя не отметит прибытие, ему не засчитывается рейс. Раствор приходит минута в минуту, так же привозят панели…
— Сегодня утром, — сказал Косов, — остановился башенный кран, поломка какая-то. Начали звонить во все стороны, не успели дозвониться, а на площадку уже въехала аварийка, — о поломке крана ваша автоматика дала сразу сигнал в трест.
Когда я в конце дня вошел к управляющему, он о чем-то оживленно беседовал с Костроминым. На этот раз он не сказал: «А, Виктор Константинович, проходите, садитесь», — как это делал всегда, а вопросительно посмотрел на меня. Я был взволнован тем, что увидел в бригаде Косова, хотелось поделиться радостью.
— Сейчас на стройке мне продемонстрировали работу автоматизационной системы…
— Я знаю, — небрежно бросил управляющий. — Тут только что ваш Владик долго все это рассказывал. Увлекаетесь вы, молодые люди! Что еще?
— Я хотел перед тем, как идти в главк, — меня вызывает Левшин, — согласовать с вами меры по снижению затрат труда и обеспечению непрерывной работы.
— Это уже не имеет значения, — лениво сказал управляющий, взяв со стола журнал.
Костромин тихо и приятно рассмеялся.
— Вы только что приехали в трест, Виктор Константинович? — ласково спросил он. — Не читали многотиражку?
— Нет, не читал.
Костромин протянул мне газету:
— Пожалуйста, на второй странице.
Я машинально взял ее. На второй странице целый подвал занимала статья с броским заголовком: «Прожекты главного инженера». Я быстро пробежал статью. В ней высмеивались увлечения автоматизацией, особенно диспетчерская. В статье говорилось, что, забавляясь электронно-вычислительной машиной, я забываю остальное.
— Но ведь все это не соответствует действительности, Леонид Леонидович, — возмутился я.
Он отложил журнал, пододвинул к себе кучку писем и начал их просматривать.
— Так, — сказал он, переворачивая левой рукой бумаги. — Так. (Может быть, и не соответствует.)
— Ведь вы сами говорили, что автоматизированная диспетчерская себя оправдала, а тут написано, что это фантазия.
Он что-то записал на бумаге и отложил в сторону.
— Так-так. (Вполне возможно, что и говорил.)
— Я только что еду с площадки Шурова. Бригада Косова предложила новую оснастку, которая экономит рабочее время на двадцать процентов. Как же можно утверждать, что на монтаже уже ничего нельзя сделать?.. А с проектными делами, вы ведь одобрили деятельность Топоркова, который в самой начальной стадии…
— Так-так. (Может быть, может быть, но статья есть статья… пресса!) Так-так. (Я же тебе говорил, предупреждал, теперь ты получил сполна. А у меня руки развязаны.)
Костромин вытащил свою красивенькую расческу. Это был прежний барственно-снисходительный Костромин. Но он тоже молчал.
Так я стоял перед ними, ждал ответа. Я видел себя со стороны — худого, сгорбившегося: сначала ушла любимая женщина, а теперь любимая работа; беспомощного, смешного своим наивным желанием убедить их.
Ответа не было. Я понял, что статья и все их поведение — это звенья хитро задуманного плана. Чего я тут стою? Разве не ясно, что говорить с ними бесцельно? И тогда вдруг прошла скованность, я выпрямился.
— Я очень благодарен вам, Леонид Леонидович, за урок. Стоило ли отнимать у вас время своими предложениями? Мне с самого начала следовало понять, что вы против перестройки треста и готовы пойти на все, чтобы любыми путями ее сорвать. У вас есть ко мне претензии по текущей работе?
— Нет… по текущей работе претензий нет. Если хотите, я до сих пор не могу понять, как вы смогли в такой короткий срок закончить гостиницу.
— Это хорошо… хорошо, — я провел рукой по лицу, — так вот, вы и дальше будете иметь дисциплинированного помощника по текущей работе. Но это не главное. Главное — твердо проводить инженерную перестройку. Теперь я не буду вас спрашивать. В пределах своей компетенции я сам буду принимать решения.
— Значит, война, — любезно улыбаясь, сказал он.
— Я не отступлюсь, Леонид Леонидович… А вы, Костромич! Как же вы могли написать заведомо ложную статью? Как вы могли написать, что автоматизированная диспетчерская — это ненужная игрушка? — Я подошел к телефонному столику и включил микрофон диспетчерской.
— Оператор Волкова слушает.
— Назовите какой-нибудь объект, — приказал я Костромичу.
Он в ответ только пожал плечами.
— Назовите объект!
Они с удивлением посмотрели на меня.
— Если не назову, вы что, драться будете? — неловко спросил Костромин. — Ну, стройка прораба Смирнова.
— Здравствуйте, Лена, дайте устную справку о работе стройки Смирнова за первую смену, — попросил я.
— Мы с вами уже сегодня здоровались… Справку? Минутку… Смонтировано сорок деталей, по графику — сорок. С завода номер три задержался рейс сто двадцать семь из-за поломки машины в пути.
— Меры?
— Связалась с заводом… ага, вот сигнал — на стройке уже машина-заместитель… Поступил сигнал о поломке крана в десять сорок пять, в одиннадцать на стройке была аварийка… в одиннадцать пятнадцать кран начал работать…
— Как ночью поступал раствор?
— Нормально, по графику, через два часа по ноль и две десятых куба…
— Вы слышите, Владислав Ипполитович? Вы помните, как совсем недавно в шесть часов вечера завозили целую машину раствора и пользовались им двенадцать часов, при сроке годности раствора два часа… А простои? Неужели вы забыли? Я не буду напоминать, что вот сейчас электронно-вычислительная машина дала нам характеристику работы треста за сутки и прогноз работы. Когда это у строителей было? Как же вы могли?
Костромин молчал. Управляющий встал, подошел ко мне.
— Будете на меня жаловаться? — спросил он усмехаясь.
— Нет.
— Почему?
— Мне стыдно.
— Стыдно? За кого? — удивился управляющий.
— За вас.
— Молодец, Виктор! — радостно закричал Ивлев, когда я вошел к нему в кабинет. Он вышел из-за стола и схватил мою руку. — Вот за это я люблю нашу молодежь, не отступает перед трудностями! Молодец. — Он выглянул в окно: — Утро-то какое, Виктор! А всё мы, строители! — удовлетворенно воскликнул он, как будто мягкую прохладу раннего утра и синеву неба создали строители, а вернее — трест подземных работ, которым руководит Владимир Васильевич Ивлев.
— Мы где собираемся? — спросил я.
— Молодец, Виктор! — он хлопнул меня по плечу. — Никаких сантиментов… только дело! Молодец! Где собираемся? Тут, конечно, у меня. А где же еще?.. Садись, Виктор, сейчас вызову Самородка.
Он неторопливо подошел к телефону.
— Александр Семенович, здрав… Да подожди, ей-богу! Ну хорошо, хорошо, задержи приказ… Тут вот Виктор Константинович пришел, зайди ко мне, пожалуйста.
С лица Ивлева уходила радость.
— Ну хорошо, хорошо, — жалобно сказал он. — Мы сейчас будем у тебя, раз все собрались.
Ивлев медленно положил трубку. Но вот морщины на его низком лбу начали разглаживаться.
— Черт с ним, с этим Самородком, — заговорщицки сказал он. — Пойдем к нему. Только ты ему сейчас не уступай, слышишь? Я тебя поддержу.
В кабинете главного инженера сидели начальники и главные инженеры монтажных управлений. Самородок, не обратив на нас никакого внимания, кого-то отчитывал.
Ивлев сначала важно стоял посредине комнаты, но Самородок вдруг закричал. Ивлев съежился и тихонько сел на стул. Я тоже сел.
— Ты же чурбан! — визжал Самородок, обращаясь к Воронину, главному инженеру управления. — Почему вчера не закончил монтаж?
— Но, Александр Семенович, — растерянно оправдывался Воронин, — ведь вы не дали кран, как обещали.
— Кран я ему не дал, понимаете! Кран я ему не дал! А без крана, бездельник ты этакий… — лицо Самородка перекосилось.
— Может быть, начнем совещание, Александр Семенович? — прервал я Самородка.
Он посмотрел на меня:
— Начнем… конечно, начнем, уважаемый Виктор Константинович. А ты, Воронин, у меня…
— Мы договорились, что сегодня я подъеду к вам обсудить предложения по упорядочению устройства «нулевых циклов».
— Ага… Да, да, именно по упорядочению, — насмешливо сказал Самородок. Он расстегнул свою спортивную куртку, выпятил крепенький животик. — Ты, Воронин, у меня наплачешься! Кран ему давай, у, тип…
— Предложения я передал вам. Вы читали их? — снова прервал я Самородка.
— Я читал… и Владимир Васильевич читал. Правда?
— Да, читал, — боязливо ответил Ивлев.
— Ну, и какое твое мнение? — Самородок приподнял и снова опустил телефонную трубку.
— Мне кажется, — неуверенно сказал Ивлев, — что предложения приемлемы. Я говорил с начальниками управлений, они тоже согласны.
— А статью, статью в многотиражке ты читал? — завизжал Самородок. — «Прожекты главного инженера». Его прожекты! — Самородок указал на меня карандашом.
— Статью читал, — тихо и покорно ответил Ивлев.
— Тогда молчи! А я ему (Самородок снова показал на меня) отвечу от нашего треста. Предложения хорошие, Виктор. Но скажи: ты действительно тогда на техсовете думал, что победил меня, Костромина и кое-кого повыше у вас в тресте? Победил, да?.. Я вижу по твоему лицу, Виктор, что тебе не нравится, как я беседую с Ворониным. Ты у нас в главке слывешь интеллигентом, поэтому буду с тобой вежлив. Итак, многоуважаемый Виктор Константинович, — Самородок откинулся в кресле и еще больше выпятил животик, — после критики вашей работы в прессе трест подземных работ прекращает всякие обсуждения.
— Это ответ треста? — спросил я Ивлева.
— Да, — закричал Самородок. — Да!
Я поднялся.
— Подожди, Виктор Константинович, — вдруг сказал Ивлев.
Я остановился.
— Ему нечего тут ждать. — Самородок поднялся. — Он получил ответ, и другого не будет… Мы ведь уже два раза праздновали твой уход на заслуженный отдых, Владимир Васильевич!
Ивлев молчал.
— Вы довольны, Виктор Константинович? — Самородок подошел ко мне и хотел положить руку мне на плечо.
Я отстранился, и его рука повисла в воздухе.
— Я доволен, Александр Семенович. Вы ведь признали: предложения хорошие… А вы, товарищи, как считаете?
— Я считаю, — тихо сказал Воронин, — что нужно немедленно предложения проводить в жизнь.
— Спасибо, Воронин] Но если вы уже нашли в себе мужество так ответить, то я вам дам один совет. Запомните: начальство хамит только до тех пор, пока подчиненный ему позволяет. Это закон, Воронин. Вы меня поняли?
Самородок побелел от бешенства.
— Иду, иду, дорогой Александр Семенович, — приветливо сказал я ему. — Вы сейчас сможете продолжить милую беседу с Ворониным… если, конечно, он вам позволит.
Итак, строительство подвалов зданий и устройства подземных коммуникаций, то есть этот самый знаменитый «нулевой цикл», будет по-старому возводиться с нарушением всех сроков.
…Главный инженер мастерской великой державы, именуемой «Моспроект», Александр Александрович Пучков встретил меня любезной улыбкой, во всеоружии многочисленных инструкций.
— Да-да, Виктор Константинович, конечно, вы правы. Это просто замечательно, чтобы строители с самого начала участвовали в проектировании!
Он посмотрел на меня сквозь очки лукавыми черными глазами, приветливо положил руку мне на локоть.
— Я тут советовался, признаться, многим ваши предложения нравятся, но объясните, что это за статья? — он придвинул ко мне многотиражку.
Статья… Вот уже Морозов, принявший временно от Моргунова дела стройуправления, на мой вызов нагловато заявил диспетчеру, что у него нет времени приехать. Беленький, предлагавший «кровный союз» против управляющего, перестал совсем ко мне обращаться, а его секретарь подозрительно часто отвечает, что начальства нет; вот уже Мякишев держит желтый карандаш у беззубого рта вертикально, а Ирочка Обедина (совсем, бедная, уморилась!) бегает по комнатам и в каждой устраивает коллективную читку статьи.
Как это говорится в таких случаях: «стиснуть зубы»? Но стиснуть зубы нельзя: нужно отвечать начальству, как дела на «сдаточных» объектах; нужно самому спрашивать с начальников и главных инженеров СУ, начальников служб; нужно, наконец, вести бесконечные телефонные разговоры, потому что у главного инженера треста, кроме телефона, ничего нет: ни базы механизации, ни гаража, ни одного подсобного предприятия, — все специализировано по разным трестам. Ни на минуту нельзя стиснуть зубы.
Я вижу разные взгляды: насмешливые, жалостливые, откровенно злорадствующие, сочувствующие. Одно в них общее — любопытство. Как ты себя сейчас поведешь?
Я думал. Можно принять позу обиженного человека, всем и каждому рассказывать, как неправильно с тобой поступили, искать сочувствия. Ну хорошо, несколько дней посочувствуют, а что дальше?
Можно пойти жаловаться на управляющего, на Костромина. А на что, собственно говоря, жаловаться? Костромин высказал в статье свои взгляды, ее напечатали, управляющий со статьей согласен. Конечно, я мог бы пойти в горком, — наверное, меня поддержали бы, — но как я могу обращаться туда за помощью? Ведь сделано так мало… Как же все-таки поступить?