— Но про мисс Вантуле вы прочитаете в официальном постановлении о закрытии дела, — отрезал мстительно аврор.
— Э… Матильда? Не хотите же вы, мистер Поттер, сказать, что она?..
— Я сказал вам, мистер Сванхиль, всё, что хотел, — издеваться над явно пребывающем в нешуточной растерянности мальчишкой было не очень приятно, но… Сам виноват! Гарри с безучастным видом пригубил пиво и с аппетитом принялся за мясное ассорти.
Сольвай вздохнул. Его оторопь продолжалась недолго. Он процедил едва слышно: «Бест!», Гарри подумал, что надо бы узнать, что это слово значит на датском, а то уж больно часто мальчишка хвалит его в совершенно неподходящих ситуациях и с не слишком любезным выражением лица.
— Я понял вас, господин Главный аврор, — между тем вполне мирно, хотя и подчёркнуто надменно продолжил Сольвай. («Порода — есть порода, — поморщился Поттер, — не зря Малфои так ратовали за чистокровность!») — Хорошо всё, что хорошо кончается. Я рад, что Аврорат Британии не ударил в грязь лицом и смог разобраться в одном из самых сложных, запутанных и крупномасштабных преступлений столетия. Не понимаю только, зачем списывать свои ошибки на слабую девушку? И вы забыли извиниться и ничего не сказали о выплате моральной компенсации для «Кrom fendere».
— Аврорат Британии… — Гарри начал медленно и спокойно, как и подобает не поддающемуся ни на какие провокации Главе английских мракоборцев, но неожиданно для самого себя сильно разозлился. И рявкнул на весь зал: — Аврорат Британии никому издержки не платит! И не извиняется! В грязную историю с наркотиками вы, паяцы, сами влезли, что с вашим дерьмовым окружением и выходками пидорскими не мудрено. Видали его? Альфа-самец гейской стайки единственную самку защищает!
Уже в конце фразы, от которой хрустальные подвески на всех люстрах в зале затрясло, будто от порыва урагана, Поттер сам понял, что перегнул... сильно перегнул…
Сольвай медленно встал, медленно проверил кнопки на перчатках, так же медленно повернулся спиной — и вышел.
— Бля! — Гарри скомкал салфетку и набрал в грудь побольше воздуха. Не выдыхая, он сумел довольно быстро взять себя в руки. Гнев и раздражение плавились внутри, растекались по венам, но внешне Главный аврор был спокоен и даже доволен ужином. «Да что же это со мной? — твердил он про себя, расплачиваясь с официантом. — Стольких мерзавцев к ногтю прижимал играючи, никогда не позволял себе нервов, чем и побеждал. А сейчас? Сопляк, малфоевский сыночек взбрыкнул копытцем — и Гарри Поттер взрывается, как перекачанный воздушный шарик?»
Покидая кафе, он хотел осторожно обогнуть стеклянного богомола, красующегося на высокой тумбе у входа, но зачем-то умышленно и довольно метко задел его рукавом и с удовольствием услышал, как за спиной хрупкая скульптурка жалобно зазвенела своими деталями-подвесками.
Лондон сразу оглушил монотонным урбанистическим гомоном, показалось, что Гарри перешагнул барьер в другой мир, в другую жизнь.
Домой идти не захотелось, он прошёлся по набережной. От воды тянуло запахом рыбы — не рано ли этим летом Темза «зацвела»? Или ощущение гнильцы его обонятельным рецепторам добавляют разговор с Мотыльком и собственная несдержанность, причём не только внутренняя, которую он за собой знал и с которой частенько боролся, легко побеждая, но и внешняя, выразившаяся в прилюдном повышении голоса на юного знаменитого иностранца? Хорош, нечего сказать! Как криком-то и подколками приструнил мальчишку! Любо-дорого, гордитесь, господин Главный аврор!.. И что это вас в последнее время так и тянет гулять? И ладно бы пешие прогулки прибавляли силы воли и сдержанности, а созерцание городских ландшафтов настраивало на полезные плодотворные размышления, ан нет, гулять — гуляете, мистер Поттер, воздухом дышите, сердце укрепляете, но при этом ведёте себя, как истеричка, к которой кавалер не пришёл на свидание, и, типа, мир рухнул…
А нет, он, мир, вон, какой крепкий, может быть, даже вечный. Сколько не мучили бы друг друга люди — а род человеческий продолжается. Дети бегают, старики совершают чинные променады; автомобили, собаки, политическая жизнь, экономические кризисы. Вон, девчонки молоденькие совсем, симпатичные, яркие; пожилая дама прогуливает ленивого кота на шлейке; застывшие у моста изваяния рыбаков. И двое парней слушают плеер с одной пары наушников, чуть не касаются лбами, держатся за руки. Типичные геи. А если нет? Нормальные ребята, друзья, да какая разница? Им хорошо вдвоём, сразу видно, а почему, как, что и с кем, любовники или приятели, может, родные братья, разве это важно? Не самое ли главное — суметь отыскать за свою короткую жизнь то живое существо, с которым тебе будет по-настоящему хорошо? А ему с тобой? Не это ли — счастье, не в этом ли смысл жизни? А найдя, кем бы он ни был, не отпускать, не оттолкнуть, не прогнать сдуру или от великого ума и дрянного характера, не сделать и его несчастным и бессмысленно скитающимся в пространстве и времени?.. Гарри поймал себя на том, что довольно пафосно думает о своём абстрактном счастье и смысле жизни в мужском роде. Да ещё и видит при этом некий светловолосый образ. «Как же глупо и примитивно. Идёте, мистер Поттер, за тем, кто вас ведёт; как козёл, даже без верёвки, за гнилым капустным листиком». Злиться на себя не было сил, заниматься самоанализом — тем более, Гарри устало уже в который раз констатировал недовольство самим собой, но решил не заморачиваться — всё равно не помогает. Хотелось смотреть на воду, тину, отражающиеся в Темзе облака, на бутылку, качающуюся под парапетом. И Гарри смотрел.
…………………………………..
(1) Turtleneck (англ.) — обтягивающая водолазка с высоким эластичным воротом, «черепашья шея».
Хочу весь мир! Но не могу купить!
Придётся уступить ему... и полюбить...: http://www.pichome.ru/vo
6-3
После сцены в кафе Гарри пришёл домой злой и растерянный. Прогулка по городу настроение существенно не изменила, скорее, обострила, чётче обрисовала и ярче выделила все острые углы, впадины и возвышенности его самоощущения. Всё, что было плохого и нерационально-тревожного — стало только хуже, а хорошее ушло в тень, стушевалось. Больше всего он ругал сам себя именно за то, что так непредсказуемо эмоционально реагировал на Сольвая. Такого с ним раньше не случалось, даже в серьёзных переделках на работе и в семейной жизни он сохранял достойное самообладание, которое помогало решать все проблемы в свою пользу. Да что там, даже болезни детей, которые поначалу сильно выбивали из колеи и делали его очень нервным, уязвимым, довольно быстро удалось научиться не принимать близко к сердцу. Разумеется, не потому, что не переживал, а просто отдавал себе отчёт в том, что больным малышам и перепуганной супруге нужен уверенный в себе отец и муж, способный спокойно и быстро преодолевать все трудности, а не размазня и хлюпик. Пример спокойствия и рационального подхода во всём. Но вот с малфоевским отпрыском происходило что-то не то, мозг Гарри Поттера в присутствии и даже на некотором расстоянии от мальчишки напрочь и очень быстро забывал, кто его хозяин, и для чего он скрипит в черепной коробке.
Вечер — как вечер, Темза — как Темза, огоньки рыбацких поплавков под мостами и у спусков к воде, фонари, гуляющие парочки, припозднившиеся велосипедисты; тусующаяся молодёжь, наслаждающаяся летом, каникулами, отпусками, свободой; призывные витрины кафе, иллюминация делового города, респектабельного днём, к ночи надевающего плащ влюблённого романтика, пристёгивающего к перевязи звенящую шпагу, вручающего оруженосцу лютню и идущего петь серенады под балкон. Вон, сколько вокруг тех балконов, светящихся разноцветных окон, человеческих жизней, пробегающих или неспешно проходящих мимо. Мимо, мимо… И ни одна не задержится, не притормозит рядом… А зачем?.. Движение — это жизнь; любой инфузории известен сей принцип, поэтому всякая остановка, а, тем более, промедление воспринимается живыми особями, как поражение. Шевелиться и не стоять на месте, думать на бегу, есть на бегу, заниматься сексом — тоже, любить, жалеть, мечтать в процессе движения к цели. К какой цели? Не важно, главное — мимо, не останавливаться. И если что, то всегда готово оправдание: спешили, торопились, пробегали мимо, не увидели на полной скорости красный свет, живую душу, на кочках растеряли совесть, ветром сдуло человечность и благородство, какой с нас спрос?.. «Мимо!» — девиз благополучной жизни без метаний… Существования!..
Никогда прежде Гарри Поттер не печалился. Он страдал, жалел, злился, скорбел, мучился сомнениями и угрызениями совести, чем угодно, но не печалью. Теперь он шёл по городу, взрослый, успешный, ещё молодой, красивый мужчина, на которого многие, даже мельком взглянув, обращали внимание, опытный сильный маг, и чувствовал, как Печаль, серая тётка под серой же густой вуалью — лица не разглядеть, как ни старайся — легко и невесомо, но хватко вцепилась в его руку и неэлегантно семенит с правого боку, шаркая серыми пыльными башмаками. Отстаньте, мадам!
Негоже тащить в дом такое настроение, это Гарри понимал, но не понимал… какое именно настроение. Не то чтобы хуёвое, но и не бодрое уж точно. Странный коктейль. Он не любил алкогольных миксов, особенно слабых, и никогда не забудет, как однажды на гламурной вечеринке, на которую угодил непонятным образом, поддавшись уговорам жены провести вечер в компании интересных людей, попался на удочку всеобщего развесёлого ажиотажа и попробовал штук пять или шесть популярных коктейльчиков. Вот на утро он чувствовал себя примерно так же, как сейчас, только в тот раз отвратительное ощущение довольно быстро удалось купировать лечебными и антипохмельными зельями и силой воли. А сейчас чем лечиться?
Гарри сбросил возле калошницы ботинки, проходя мимо зеркала, старательно от него отвернулся — видеть собственное отражение не было никакого желания. Чуть помятая от недосыпа, но, в принципе, очень приятная и бодрая зеленоглазая рожа… по которой отчего-то хотелось от души заехать кулаком… или сесть напротив неё и выпить за знакомство рюмочку, другую, поныть за жизнь… Ну, уж нет, самобичевание, и буквальное и фигуральное, — не наш метод, а рюмочки — уже пройденный и, слава Мерлину, основательно так оставленный в прошлом этап.
Пройдя в холл, он сразу же натолкнулся взглядом на скучающую мордаху младшего сына: Альбус перевесился, опершись на живот, через перила лестницы на уровне второго этажа и вид имел слегка тоскливый, видимо, ждал отца и чувствовал себя немного виноватым за утренний демарш.
— Привет, ребёнок. Всё в порядке?
Несколько привычных дежурных фраз для проверки настроения Альбуса и выяснения обстановки в доме надо было произносить с нормальным лицом, и это помогло Поттеру встряхнуться. Он разговаривал с сыном снизу, а тот медленно, словно нехотя, спускался по лестнице.
— Как прошёл день, да что ты поздно так? И есть хочешь? Кричера звать? — больше из вежливости спрашивал Альбус, надолго замирая на каждой ступеньке.
Гарри отвечал что-то, снял китель:
— Сам-то как? И где Джей?
— Да, к девчонке пошёл, говорит. Но сам, я думаю, с Тимом в снукер играет, учится. У него что-то не особо получается, вот он и пылит, — Альбус спустился ещё на ступеньку и, постояв на одной ноге, спросил, будто невзначай:
— А что там с делом «Кrom fendere»?
— Закончили, отпустили, — лаконично отчитался Поттер.
На физиономии Ала проявилась смесь разочарования и легкой вины, без труда прочитанная Гарри. Дескать, зря на отца орал, незаслуженно; и жалко, что вот так можно было попользоваться положением Поттера-старшего, а не успел: глупо, конечно, но познакомиться с ребятами можно было, просто поближе посмотреть на них... Альбус так огорчился, что спросил очевидное:
— Пап, а ты сам этими… ну, артистами занимался, сам дело вёл?
— А тебе известен другой Глава Британского Аврората? Кто этот самозванец? — не едко, а, скорее устало ответил Поттер. Вопросы сына его совершенно не раздражали, он вполне понимал Альбуса. Вот диво!
Гарри подумал, что стоит всё-таки бережнее относиться к сыну, особенно учитывая все открывшиеся обстоятельства, а то он, хоть и в шутку, любя, но слишком зашпынял мальчишек. А мальчишки, они, вон какие разные бывают… Гарри только успел так подумать, но тут же одёрнул себя: «Что за чушь? Бережнее относиться к парню только потому, что он гей? Или потому, что с ним некрасиво обошёлся любимый? А если бы сын был, так скажем, благополучен, то бережность не требовалась бы? Альбус разве болен? С чего это я осторожничаю?»
Он тряхнул головой, прогоняя сонливость, замешанную на приставучей печали, и желание пожалеть лапочку-обиженного-сыночка, и, размахнувшись, кинул на руки Альбусу китель:
— Оттащи-ка, брат, ко мне в спальню, ага? И вали со мной на кухню. Очень пивка охота. Я тебе всё расскажу. А что тебя, собственно интересует? Не виноваты твои му… мотыльки, — нарочно подзуживал сына Гарри; тот возмущённо засопел, но не стал ничего отвечать, убежал молча, лишь топоча по ступенькам, утащил форменный аврорский пиджак.
Гарри достал из холодильника пиво и сделал прямо из бутылки несколько больших глотков. Горло обожгло сначала холодом, только потом вкус хмельного напитка слегка подёргал совесть: скоро ночь, утром на работу, чего это он расслабляется, да ещё и при сыне? Глаза резануло светом ярко вспыхнувшей лампы — Альбус щёлкнул выключателем люстры, зажигая под потолком все многочисленные плафоны и, усевшись за стол, захрустел овсяными сухариками. Гарри устроился напротив, остатки пива налил в бокал. Всё ещё жмурясь от верхнего неонового света, включенного на полную катушку, оглядел кухню и подумал, что надо бы обновить интерьерчик, давно пора всё поменять, упорно насаждавшийся женой модерн надоел до чёртиков.
— Ал, а давай тут стены перекрасим? Во что-нибудь… не знаю… серое, например, или коричневое. А то, как в яслях — красное-жёлтое, аж жрать не хочется. И помнишь наш старый стол, дубовый?
— Ага, — воодушевился Альбус, — здоровенный такой, под ним прятаться было классно, на перекладине для ног сидеть.
— Вот, закажем похожий.
— Давай, Джеймсу тоже понравится. Можно шкафчики синим по трафарету разрисовать, красиво будет, и холодильник раскрасить. Я сам могу попробовать.
— Нет, с холодильником мы пока подождём, — с сомнением покосился Гарри на большущий холодильный шкаф, весь в памятных наклейках и магнитиках, — а то Лили нам за свои географические напоминалки все мозги вынесет.
— Ага, эта занозища может, — с улыбкой согласился Ал. — Пап, так что там с Крылышками? А? Я когда тебя ждал, спросил у Тедди, он сказал, что дело закрыли. Правда?
— Ничего с твоими бабочками не случилось, — отмахнулся Гарри, — уже улетели или монатки собирают. Отпустили, отпустили, — подтвердил он кивком. — Того, кто их подставил, нашли, взяли. Всё чин чином. Британский Аврорат своё дело знает, — почему-то грустно ухмыльнулся Поттер. — Иди спать спокойно, меломан.
Аьбус принялся задавать вопросы про следствие, Гарри отвечал в общих чертах. Через несколько фраз Альбус спросил, явно сгорая от любопытства:
— Пап, а вот скажи, ну… какой Сольвай в жизни?
— В чём? — усмехнулся Гарри.
— Да ладно, — обиженно нахмурился сын, — тебе жалко, что ли, рассказать? Ну, какой он?
— Обычный.
— Перестань, — мечтательно вздохнул Альбус, — разве такой парень может быть обычным? Он же звезда, но дело даже не в этом. Талант. Всех вокруг себя зажигает. — «Ага, не сгореть бы», — мысленно проворчал Гарри. — Такие песни! — Щёки сына вспыхнули румянцем. — А выглядит как! Это же чума, вот бы так хоть раз одеться! И снова я не про то. Он же одним взглядом залы поднимает! — «Если бы только залы…» — Так плечом поведёт, встанет, просто улыбнётся — и все в ауте!
— В песнях должны быть достойные слова. Возможно, я старомоден, но… Про Розалину тут слышал, это, по твоему, песня?
Альбус засмеялся.
— Ты что пап, это же одна из похабнейш… стебнейших песен у них. Вот эта? — он по-хулигански прищурился и, поддерживая ногой чёткий ритм, продекламировал рэперский отбойник:
— Тыц-тыц! У-меня-четыре-друга,
У-тебя-от-слив-понос,
Не-пустить-тебя-по-кругу
И-не-целовать-взасос!
Поттер просто онемел от такой поэзии:
— Они, что, правда, это со сцены... исполняют?
— Да это ж шутка, пап! — Альбус захихикал, а потом, глядя на шокированного отца, заржал. — Ну, как ты не понимаешь? Пародия на дебильные слащавые песенки Селестины и прочих тошнотворных дамочек.