Сириус летал весьма и весьма сносно, несколько деревянно, впрочем, так как ему явно было неудобно сидеть, и он то и дело поправлял волосы и обтирал руки о куртку. Беата же умудрялась падать у дверей в Большой Зал, лишь зацепившись за косяк, что явно говорило не в ее пользу в сфере полетов. Более-менее выровнявшись и крепко схватившись за рукоять метлы, она медленно подлетела к Блэку, чувствуя, что ее качает в воздушном потоке из стороны в сторону и постоянно заносит куда-то не туда.
— Ладно, Блэк. Черт с тобой! Признаю — в этом деле я безнадежней тебя, — на этом моменте она чуть не перевернулась вниз головой, но вовремя восстановила равновесие.
Сириус только хмыкнул, смеривая Беату веселым ироничным взглядом, но не стал говорить в ответ ничего колкого. Спринклс же попыталась подлететь поближе, дабы продолжить беседу, но с присущей только ей одной грацией, она с разгону въехала прямо в Блэка, и, судя по возгласу боли, попала рукояткой метлы куда-то в район Сириусовского глаза. Гриффиндорец на автомате приложил ладонь к ушибленному месту, проверяя на месте ли глазница и ее содержимое, и не заметил, как метла накренилась вниз и начала косо падать. Беата, осознав, как трагично все это может кончиться, нырнула вниз в попытке подхватить Блэка, но, не справившись с управлением, съехала несколько вбок и, на развороте прошлась по Блэковской шевелюре пучком березовых прутьев. В результате, через пару секунд они оба врезались в землю, благо высота оказалась не смертельной.
Метла, характерно хрустнув при столкновении с землей, переломилась наискосок, и теперь Беата задумчиво держала в одной руке черенок, а в другой самый натуральный веник. Переведя взгляд на Блэка, она на секунду застыла, видя беспощадную ярость, просыпающуюся в глазах парня, а потом, не выдержав, расхохоталась. Чудище, смотревшее на нее, сидело, раскинув ноги, в рваных лохмотьях, с торчащими повсюду хворостинками и абсолютнейшим бардаком на голове.
— Леший! Да ты же на лешего похож, Блэк! — Беата в буквальном смысле каталась по земле и смеялась, не в силах остановиться.
Выражение лица Сириуса сменилась на недоуменное, потом нахмурившееся, а потом его губы неестественно искривились, и он сам, наконец, расхохотался, не пытаясь больше сдерживаться.
— Ты ведьма, Спринклс! — отсмеявшись, провозгласил Блэк.
— Естественно я ведьма, ты — идиот! Я же в Хогвартсе учусь!
— И фамилия у тебя противная — тебе подходит, — продолжал Сириус, впрочем, совершенно беззлобно.
— Да ну их к черту — эти метлы! — Беата не без труда поднялась с земли и подала руку Блэку. Тот принял ее и с помощью слизеринки сам поднялся на ноги.
— Честное слово, Спринклс, — говорил он, когда они уже сбежали с квиддичного поля, так и бросив там обломки метел, совершенно не беспокоясь о последствиях и о том, что скажет мадам Хутч, — я не понимаю, как такая заноза в заднице, как ты, может общаться с Паркер? Вы же совершенно разные люди! Ладно, если бы она хотя бы училась вместе с тобой на Слизерине…
— Ну да, ее и приняли сначала на Слизерин, — безмятежно отозвалась Беата, жуя какую-то травинку. Судя по ее одурманенном взгляду – возможно, ту самую, которую Блэк собирался своровать из теплиц.
— Что?! — Сириус резко остановился, уставившись на девушку. Та вздрогнула, осознав, что сказала что-то лишнее и попыталась выкрутиться:
— Что? Ничего… Я пошутила, Блэк. Это была просто…
— Не пудри мне мозги, Спринклс! Если начала – договаривай.
Беата лишь тяжко вздохнула и мрачно посмотрела на Блэка:
— Хоть одна живая душа, Сириус Блэк, хоть одна! — она подняла вверх указательный палец. — Даже Ремус Люпин не должен слышать того, что я тебе сейчас скажу. Ты меня понял?
Она грозно уставилась на гриффиндорца, и в ее взгляде мелькнуло что-то действительно страшное. Сириус, поколебавшись, кивнул.
— Ладно… Паркер действительно сначала распределили на Слизерин, и она действительно подходит нашему факультету. Мудрость, знание, амбиции, стремление к величию — это все у нее есть… Было, по крайней мере, — вздохнула Беата. — Но ты ведь понимаешь, что это значит — быть магглорожденной на Слизерине? Да еще и в ее случае…
— Я знаю про ее случай. Она мне рассказывала, — перебил девушку Блэк.
— Серьезно?
— Да. Рассказала о том, как вы познакомились, но не сказала, что училась на Слизерине.
— Паркер не любит об этом распространяться. Тем более, что она и не училась — она выживала. Целый месяц провела в наших подземельях. Именно тогда, кстати, она и сдружилась с Северусом и очень сильно повздорила с Малфоем. В то время я ее совсем не знала, вернее, просто не обращала внимания. Строго говоря, ну что тут такого? Обычная серая мышь, зарывающаяся носом в книги и ничего не смыслящая в настоящих приключениях. Она все время сидела где-то в углу и тряслась там, как испуганный кролик. Очень стойкий кролик, надо сказать, — усмехнулась Беата. — Если бы не Малфой, на нее обращали внимания бы ни больше, чем на пустое место. Но вся эта мания с чистокровностью, которую снова начали поднимать уже тогда разные ненормальные параноики, была девизом Люца. И он не мог упустить шанса продемонстрировать всем, как ничтожны магглы.
— И никто не пытался защищать ее?
— Паркер — мрачная и нелюдимая. Что была тогда, что есть сейчас. В ней всегда было больше гордости, чем во всех гриффиндорцах вместе взятых. Думаешь, она бы стала просить у кого-то помощи? Ха! Как бы не так. Она молча терпела, ну а потом… я не знаю, что случилось, Блэк. Она мне об этом даже сейчас не рассказывает, но, наверное, что-то действительно ужасное, раз она прямиком побежала к Дамблдору с просьбой перевести ее на другой факультет.
— Но почему… почему об этом никто не знает?
— Никто и никогда это не афишировал. Ты можешь назвать весь слизеринский состав? Я сомневаюсь. А сами слизеринцы не то, чтобы выкрикивали ее имя на каждом шагу — там нечем было гордиться.
— И ее перевели на Когтевран?
— Ага. Если и есть люди, которые испытывают противоречивые чувства по отношению к Хогвартсу, Мэл обходит их по всем параметрам.
— Она жалела о том, что поступила сюда? — во взгляде Сириуса промелькнула странная грусть.
— Она ни о чем не жалеет, Блэк. Да и Хогвартс нельзя не любить, но согласись, быть в бесконечном восторге от него, ей тоже несколько сложно.
Сириус и Беата замолчали, совершенно по инерции доставая из задних карманов по пачке сигарет и прикуривая их от кончиков волшебных палочек. Затем они несколько ошалело взглянули друг на друга и понимающе усмехнулись:
— Не думал, что ты куришь, Спринклс.
— Аналогично, Блэк.
— Ремус вечно пытается воспитывать нас с Джеймсом и отбирает сигареты, — помолчав немного, добавил Сириус.
— Да? А Паркер давно уже на меня плюнула. Хотя она постоянно морщится, когда я курю. А что Питер?
— Питер? Говорит, что это наше личное дело, и что он считает, что хуже мы от этого не становимся, только воняем противно, — парень ухмыльнулся, затягиваясь и выпуская изо рта изящное колечко дыма. Вращаясь и покачиваясь, оно взлетело чуть выше и переплелось с дымной спиралью, выпущенной Беатой. Оба совершенно одинаково усмехнулись.
— И почему я постоянно впутываюсь в откровенные разговоры то с Паркер, то с тобой?
— Карма у тебя такая, Блэк. Не хочешь пойти работать Целителем Душ? — Беата безмятежно взирала на Сириуса, не давая понять — говорит ли она серьезно или шутит.
— Э… нет, в смысле — не знаю. Я еще не определился с будущей профессией. Ты?
— И я. Ничто из того, что приходит в голову, не разгонит мою вечную скуку, — Беата, прищурившись, проследила глазами яркую вспышку на небе и след, прочерченный падающей звездой.
— Именно, Спринклс. Ты чертовски права, — Блэк кивнул, только потом осознавая, что только что согласился со слизеринкой, но, решив не заострять на этом внимания, отогнал мысль в сторону.
— Я пойду спать, Блэк, — вдруг отозвалась Беата, стряхивая пепел в траву. — И помни — хоть одна живая…
— Я понял, понял! Пустых тебе коридоров, Спринклс, — Сириус ухмыльнулся, поднимая руку в прощальном жесте.
— Спящего тебе Филча, Блэк, — усмехнулась в ответ слизеринка.
Так они и разошлись: Сириус остался стоять на месте, бездумно смотря на звезды и думая о том, что Спринклс оказалась не такой уж и противной для слизеринки, а Беата направилась в свои подземелья, отметив про себя, что Блэк на ее памяти оказался единственным парнем, с которым ей не было скучно после проведенной совместно ночи, ну или хотя бы ее части. Через минуту оба вздрогнули, осознав, о чем они только что подумали и тряхнули головой, отгоняя несвойственные им мысли.
Но где-то на задворках сознания осталось крохотное воспоминание о том безумном смехе посреди ночи на поле для квиддича с поломанными метлами в руках и странное ощущение умиротворенности, которое возникает в те моменты, когда ты, наконец, находишь человека, который тебя понимает.
Кто знает, к чему все это приведет?
========== Глава VII: Небольшое Путешествие ==========
Спальня Гриффиндора, раннее субботнее утро
В голове Лили Эванс, тоскливо уставившейся в окно, роились странные, чуждые ей мысли. Она думала ни о чем ином, как о любви. Вернее она пыталась понять, что это такое — любовь, и как именно отличить ее от простой привязанности, влюбленности или же обыкновенной симпатии. Извечный вопрос.
Ветер за окном все больше набирал силу, раскачивая верхушки деревьев, заставляя тех щедро стряхивать листья на холодную и сырую после дождя землю. Проснувшись ранним утром, Лили, мрачно взглянув в окно, уже было подумала о том, чтобы отменить поход в Хогсмид с Северусом и остаться в замке, устроившись где-нибудь в уютной нише на пятом этаже с книжкой и кружкой чая в руках. Но, решила она, в замке их обязательно достанут мародеры. Прошло уже чуть больше недели с тех пор, как она и Северус начали постепенно сближаться. Сначала этот неожиданный разговор, потом несколько посланий друг другу, затем самая настоящая ежедневная переписка, заставившая Лили осознать, насколько сильно она все-таки скучала по своему другу, и вот, наконец, их первая встреча, состоявшаяся пару дней назад. Они лежали на берегу Черного Озера, задумчиво уставившись на проплывающие над ними облака и, как когда-то давно, пытались придумать анимагическую форму для каждого ватного сгустка, плывущего по небу.
Для полного счастья ей не хватало только поездки в Лондон. Как-то так сложилось, что каждые первые пару месяцев в учебном году, ей требовалось немалое количество времени, чтобы привыкнуть к этому закрытому пространству и невозможности просто выбежать на улицу, дабы пройтись по маленьким чудным магазинчикам со всякими разными вкусностями или же симпатичными вещицами. В Хогвартсе для Лили было слишком мало места, но она не умела «искусственно расширять» его, переступая все границы и правила, как это делали те же мародеры.
Единственным минусом во всей сложившейся в ее жизни идиллии были Джеймс и Сириус, которые, сразу заметив неожиданное сближение Лили и слизеринца, будто слетели с катушек. За последние пару дней не было ни одного момента, когда они не поджидали бы Северуса за углом — выходил ли тот из Большого Зала, своей гостиной или же с уроков. Беата, быстро смекнувшая что к чему, теперь неотступно следовала за ворчащим слизеринцем, эффектно похрустывая костяшками каждый раз, когда проходила мимо мгновенно мрачнеющих мародеров. Последние не решались связываться со Спринклс, прекрасно понимая, что Беата, в принципе не имеющая никаких тормозов, без лишних размышлений может пальнуть в них каким-нибудь темным заклятием и свалить раньше, чем появятся преподаватели и мадам Помфри.
Все эти мысли вращались в голове Эванс, но, как только она взглянула на прикроватный столик, к ним прибавилось еще немного головной боли.
На тумбочке лежал великолепнейший букет ее любимых ярко-голубых гортензий. Она обнаружила их утром – сразу же после пробуждения. Пышные, дивно пахнущие цветы будто излучали особенное мягкое сияние. “Мерлин, какая красота”, — подумала Лили, нетерпеливо приподнимая букет и зарываясь носом в мягкие лепестки. Записка, спрятанная меж стеблей, упала прямо ей на колени. Девушка, недолго думая, схватила ее, ожидая увидеть знакомый угловатый и косой почерк Северуса, но, вместо него, мягко подрагивая, будто живые, на бумаге сияли буквы. Этот почерк был совсем иным — крупным, размашистым и резким, и девушка узнала бы его из тысячи. Из тысячи тех писем, что Джеймс Поттер прислал ей за все годы обучения в Хогвартсе. «С добрым утром, милая Лили», — гласила надпись.
— Как он узнал? — мрачно пробормотала она себе под нос, впрочем, не очень успешно скрывая улыбку.
— Ух ты! — раздался рядом восторженный голос проснувшейся Марлин. — Кто это такой ушлый?
— Поттер, кто же еще… — слегка скривившись, ответила Лили. — Ума не приложу, откуда он узнал, что гортензии — мои любимые цветы, причем именно такого цвета.
— Ну, подруга… — насмешливо протянула МакКиннон. — Это же Поттер! Не удивлюсь, если он знает, какого цвета твое нижнее белье.
Гриффиндорка весело расхохоталась, без труда уворачиваясь от тяжеленого тома по травологии, пролетевшего над ее головой.
— Не говори такие гадости! — возмущенно воскликнула Лили, отчего-то ярко покрасневшая. — Фу! Я, как это представлю…
— Ммм… уже представляешь себя и Джеймса…
— Марлин! — праведно возопила Эванс, почти пылая, то ли от ярости, то ли от стыда.
Подруга, посмеиваясь, удалилась из спальни, перекинув через плечо полотенце и захватив зубную щетку, напевая себе под нос что-то вроде “Тили-тили тесто, жених и невеста…”
И вот теперь Лили безуспешно пыталась разобраться в жутко переплетенном клубке чувств, страхов и эмоций, забивавших ее голову и сердце в придачу. Северус — ее друг детства, единственный, пожалуй, во всем мире человек, способный понять ее с полуслова, что бы с ней не произошло. Джеймс – задиристый и самодовольный, но всегда бесконечно лучезарный, будто вся грязь и вся боль просто стекали с него, неспособные удержаться на столь солнечном и открытом человеке.
Но Северус всегда такой тихий, темный, таящий внутри себя бесконечное число секретов и не способный доверять людям. Не способный сделать первый шаг. А Джеймс — самовлюбленный и эгоистичный, разделяющий весь мир вокруг себя на своих поклонников и недругов и не имеющий даже смутного понятия о том, что такое отказ и компромисс. Если призадуматься, эти двое были совершенно противоположны друг другу, но, тем не менее, по-своему дороги ей. Да, даже Поттер был ей дорог, как бы отчаянно Лили не хотела этого признавать. Столько лет он пытался добиться ее внимания всяческими мыслимыми и немыслимыми способами. И теперь она и представить не могла, что проведет хотя бы одну неделю, не получив очередное пригласительное письмо в Хогсмид или не поймав на себе его взгляд, пропитанный надеждой и желанием.
И вот сейчас, на седьмом курсе, она внезапно осознала, что остался всего лишь один год, когда они все еще могут быть вместе. Всего лишь один ничтожный год до полного, окончательного расставания, когда их дороги могут разойтись навсегда. И, если не выбрать сейчас, она может лишиться обоих сразу, а Лили Эванс очень-очень-очень сильно боялась остаться одна.
***
— Нет, вы видели это?! — разъяренный Сириус Блэк метался по гостиной, снося со своего пути стулья и кресла, а также подвернувшихся под руку учеников.
— Сириус, успокойся, пожалуйста, — устало, но по-прежнему мягко произнес Ремус, повторяя эту фразу, наверное, уже в десятый раз за прошедшие полчаса.
— Вы видели это?! – это Джеймс Поттер, растрепанный и запыхавшийся от быстрого бега, ввалился в гостиную на полном ходу. И, судя по всему, если бы Полная Дама не успела распахнуться вовремя, он бы проломил портрет головой и прошел бы насквозь.
— Да, мы видели это, Джеймс. Успокойся, пожалуйста, Джеймс, — крайне меланхолично отозвался Питер, безмятежно листая страницы какого-то учебника.