- Знаешь, у Пушкина было много друзей. Даже таких, которые были и друзьями Дантеса. Вяземский, Сологуб... А в те месяцы ноября-января никто не смог остановить его страшное движение к смерти. Пытались, но получали только отсрочку. Никто.
Игорь выплюнул высосанную зелень и перевернулся на спину.
- Иногда такой страх охватывает, когда рядом никого...
- Теперь у тебя рядом есть кого, - потёрлась о его плечо щекой Марина.
Он в который уже раз потянулся поцеловать её, но она снова увернулась.
- А кто был этот, с раненой рукой сегодня утром?
- Да так...
- Ты не хочешь говорить?
- Ну, к отцу с матерью приезжал... В общем, Лизку давно нужно отправить в специнтернат. Мы же дома только вечером собираемся, а она все дни одна, случись что - и?.. А там и кормёжка, и уход, и какое-то обучение. Но это сделать очень трудно: мы не из Ленинграда, гатчинские мы, относимся к области... а там всё забито, мест нет. А этот обещал за небольшую плату устроить здесь, в Псковской. У него кто-то вась-вась в местном облздраве.
Вроде всё сходилось. Все услышанные реплики сложились в мозаику.
- Но замуж за этого тихого дона Корлеоне тебя не сватают?
- Нет, ты точно с вывихнутыми мозгами!
- Прости, прости! Я тебя зверски люблю! Умопомрачительно. Головокружительно. А ты сопротивляешься.
Марина, лёжа на животе, жмурилась от солнца и от ласк Игоря. Он целовал её шею, спину, поясницу, пьющими движениями губ трогал ягодицы.
- Я с тобой так и останусь бледной и не загорелой.
Игорь тёрся лицом о её попку, не в силах оторваться.
- Стоп! - строго сказала Марина.
- Ну, что ты, ей-богу... - чуть не плача закричал Игорь.
- Не здесь. Не сейчас.
- И не со мной? Опять? Зачем тебе меня мучить? Или я тебе противен, а ты ради квартиры крутишь?
- Не хами мне. А то уйду.
- Да не хамю... не хамлю...
- Выполнишь одно моё условие - получишь всё. Как в сказке - задание жениху. Согласен?
Игорь с удивлением посмотрел на девушку.
- Что-то новенькое... И что за условие?
- Не хочешь - не надо...
- Согласен, согласен. Ну?
Марина помолчала, словно собираясь с духом, покусала губы.
- Трахни Лизку.
У Игорь натурально отвалилась челюсть. Он вскочил и с ужасом посмотрел на Марину.
- Ты извращенка, что ли?
- Послушай! Её скоро отправят в интернат. И всё. Ну, кто ей сможет доставить удовольствие? Я к тебе обращаюсь, потому что больше не к кому.
- Так она ж дебильная!
- Она такая же женщина, как и я. Ей тоже нужна ласка и нежность...
- Какую нежность я? я! я!!! могу ей дать?! Целовать её, гладить, ласкать? Она же просто кусок мяса!
- Не смей так говорить! Она моя сестра! Она другая! Не такая, как мы. С Венеры, с Марса ╛- инопланетянка. Из другого мира. Кто, если не ты? - проговорила она жалобно. - Пожалуйста.
Илья помахал перед лицом отрицательно руками.
- Нет.
- Пожалуйста, - просила Марина плачущим голосом. - Только ты сможешь это сделать...
- Нет.
Марина вырвала у него из-под ног одеяло и зло сказала:
- Больше ко мне не приходи. Я не буду с тобой встречаться.
- Причём здесь?..
- Какой ты мужик после этого? На такую малую жертву ради меня не можешь пойти - каким ты будешь мужем? Всё, ты не прошёл проверки. Не ходи за мной!
И она ушла.
"Листья клёна падают с ясеня - ни хрена себе, ни фига себе...", - пробормотал Игорь. Пришёл домой он поздно. Дед Лазарь уже ушёл на службу - сторожить имение, длинный дом Осиповых-Вульф в Тригорском. Какие-то "хиппи" полюбили там устраивать на городище свои странные ритуалы с песнопениями, поэтому деду выдана была даже старенькая двустволка. Были ли выданы к ней патроны хотя бы с солью, Игорь не знал. Он спустился в погреб, нашёл поллитровку первача, который гнал дед Лазарь "поясницу растирать", вышел за калитку. На завалинке грустил в своём ватнике зоотехник Жорж, рассыпая искры от скрученной из подобранных окурков цигарки. Игорь присел рядом с ним.
- ...азве это ...абак? ...равят народ ...сяким ...овном. Махры бы где ...остать.
- Купил фанфурик?
- ...е продала, шалава. ...елый час уговаривал.
- Тащи стаканы и огурцы какие-нибудь. Чистенькой примем.
Жорж жаждуще взглянул на бутылку в руках Игоря, шевельнул щетинистым кадыком.
- ..игом. ...олько не уходи-ко!
Утром вернувшийся дед увидел любителя стихов Пушкина и Юрия Осиповича Невизбора спящих рядом друг с дружкой на полу на кухне. На столе валялись порезанная дешёвая колбаса, сало, огурцы, картошка в мундире. Запах стоял в доме крепкий - мухи не летали.
- Мне присоединиться ль к празднику? - спросил он у утреннего неба.
Но не получил ответа.
5
Игорь крутил педали велосипеда. Велосипед был стар и тяжёл. Но дед Лазарь разобрал обе ступицы и хорошо смазал их, и теперь он катился почти бесшумно по грунтовой дороге, только цепь пощёлкивала на звёздочке и чуть восьмерило переднее колесо. По обочине росла высокая полынь. Её цветущие круглые головки засы́пали жёлтой пыльцой обе штанины. Игорь вдыхал полной грудью запах травы и горькой полынной пыльцы, нагретой дороги и свежего воздуха. Солнце светило в затылок, иногда большая тень от облака падала на траву. Высоко в небе стремительно пролетали стрижи. Или ласточки. Чем они отличались друг от друга, Игорь не знал. "Чиж - ласточкин муж. У деда спрошу".
У деда болела спина. А на почте надо было получить пенсию за него. Игоря там знали, деда тоже. Так что без велосипеда никак не обойтись: сперва в Пушкинские Горы, а после на базу - там аптека побогаче, кроме скипидарной мази вдруг ещё что посоветуют.
После "савкиного" мостика через Сороть дорога вела напрямик к Успенскому монастырю. К последнему месту успокоения поэта. Вдруг на самом повороте в Тригорское со стороны Маленец-озера выкатила кавалькада мотоциклов, красных, чёрных, зелёных, вонючих. Чадя сизым дымом и грохоча, они промчались мимо опешившего Игоря. "Яву" Игорь узнал, она принадлежала поселковскому местному "мачо" Серёге Панкову. Серёга этот был самолюбив, но не задирист. Утверждал, что он дальний прямой потомок Пушкина от Ольги Калашниковой - была такая крестьянская девушка в жизни Александра Сергеевича. До женитьбы. А на заднем сиденье "Явы", обняв спину Серёги и прижавшись к ней щекой, в голубеньком сарафане сидела Марина, которая Серёге не принадлежала. И поза её с растопыренными бёдрами была совершенно непристойной. Не может же она сидеть по-амазонски... как у Толстого говорят крестьяне, "на бочкю́" - уговаривал себя Игорь, снова треща велосипедной цепью. Но связь Марины с Серёгой его даже не покоробила, а зарезала. Растоптала. Раскатала в блин. "Вот так - да? Нашла себе другого? Как я, недорогого. Так он же тоже не будет Лизку твою... Он влюблён в себя настолько, что не ты его к себе, а он тебя к телу своему с брезгливостью допустит. Снисходительно. Одолжение сделает. Чтоб твой замысел осчастливить сестру исполнить, потребуется кто-то из этих в чёрных куртках, приезжих рокеров". Игорь знал, что наезжавших подобных мотоциклистов и автомобилистов Серёга за немалую мзду сопровождает по окрестностям. Рассказчик он был интересный, что правда - то правда. Родом из Кокорино, места тутошние знал великолепно. А учился в институте киноинженеров на электротехническом факультете. "Будущий оператор и телевизионщик. И не режиссёр, и не артист - но рядом с великими. На "Яве". Ты завидуешь! Нет. Я в бешенстве!" Игорь, бешено крутя педали, не замечал, что громко говорит вслух. "Как дай Вам Бог, значит, быть с другим! В не сношенных башмаках! На нестёртой подстилке!"
В голове пульсировало сердце. Он представил её на знакомом пляжном одеяле под красиво накачанным телом пра...правнука Пушкина. Он вспомнил её туманные полузакрытые глаза и пересыхавшие в такие минуты губы, лицо как у мадонны, и рухнул на обочину. Вскочил на ноги, пнул раму, сел на землю и, запустив пальцы в свою шевелюру, начал шипеть. Ударил кулаками в землю. Пальцы воткнулись прямо в планету и вырвали из неё траву с корнями. Он вскочил на ноги и зарычал сквозь зубы в равнодушное солнце, угрожая ему вырванной травой. Этому жёлтому карлику. Блестящему медному пятаку. Этим вонючим клочьям ваты из рваной стёганки зоотехника, вяло ползущим по небу. Этим козьим какашкам чёрных стрижей-ласточек, что сыпались сверху.
Въезжал он в Пушгоры со стороны Кокорино. Возле Серёгиного дома остановился. Долго давил электрический звонок на столбе тёмных старых ворот. Никто не откликнулся. Только пустолайка хрипло бесилась, просовывая чёрный нос в подворотню. Ладно, гадёныш, живи пока. Ведь и мамашка его сладко устроилась - завхозом на базе. Мамашка-то при чём? У колонки вымыл руки, горящее лицо, напился воды. От рычания болело горло, как от простуды.
На почте толпилась очередь - давали пенсию. У Игоря стояла рябь в глазах. Удавлю. Кастрирую. Её убью и себя.
- Паренёк, - спросила его впереди стоящая старушка, обернувшись несколько раз и тревожно вглядываясь в его лицо. - Тебе нехорошо?
Красивая, должно быть, у меня морда: фотографию на холодильник повесить, чтоб дети не лазали.
- А валидола у вас нет ли, баушка?
- Так есть-ко... Прихватило, что ль?
- Да. Наверно, погода... Давление скачет. Можно две? - спросил он, вытряхивая из стеклянного тюбика таблетки.
- Да возьми, конечно. Нам-то их только и оставили в аптеках. Вроде как рановато тебе на погоду реагировать.
- Перестройка, баушка. Теперь всё наоборот.
Игорь сунул одну таблетку в кармашек рубашки, а вторую кинул под язык. Мятная горечь растеклась во рту. Морда, надо полагать от того же корня, что и слово "мёртвый". И родственно французскому "merde" - дерьмо. Дрянь. Стерва. А "стерва" связано с немецким "sterben". "Ich bin sterbe", - последние слова Чехова.
Вот и всё. Её убивать нельзя. Себя глупо. Теле-мыло "Богатые тоже плачут", а красивые тоже дрочат. Мелодрама переходящая в трагикомедию. Дель арте. И Серёга тут не в курсах. Она мне мстит? Нет. О сестре печётся? Тоже нет. Развлекается от скуки. Увели девушку, прямо из стойла увели! Тоже мне, адвентист седьмого дня нашёлся! Не могу. Дауницу... Я же не зоофил! Не студент с физкультурного факультета - эти трахают всё с температурой 36 и 6, а могут и выше. У неё же слабоумие такой глубины, что дна не видно! Нет. А Марина? Потеряешь или уже потерял? Она же первая у тебя. И единственная. Как сказал бы Егор Осипович зоотехник Дантесов: "...ет". Валидол успокоил. Кровь уже не колотила в барабанные перепонки. Дышалось. "Хливкие шорьки пырялисть по наве". Зелюки, конечно, ещё хрюкотали, как мумзики, где-то глубоко в мове, но давление давило, не срывая клапанов, чувства чувствовали, стыд за истерику стыдил.
Игорь расписался в книге за деда, и кассирша отсчитала ему деньги. Он вышел на крыльцо. Домой, что ли, уехать в Питер? И хрена ль там делать? Театры разъехались. "Стояли вы на берегу. Не вы?" А кто? Наедут в августе абитуриенточки - а? Несовершеннолетние и совершенно летние, тёплые, загорелые. Раздолье! Разгуляй! При своей-то квартире! Он сел на велосипед и покатил на турбазу. Водки в магазине даже на турбазе нет. Придётся снова пить pervach "Дедов". Жрачки какой купить, тушенки, селёдки... Хотя у деда полны закрома - и погреб, и холодильник. "Pohreb" по-чешски "похороны". Ассоциации, однако...
Подкатил к аптеке. Но войти сразу не смог. У веранды ресторашки "Талон", по утрам и днём работавшей как столовая, стояла стайка давешних мотоциклов. Игорь подошёл к ней, к стайке. Среди трёх "цундапов" (семилеток, но почти новых), "кавасаки" (одна штука, красивая), был один старенький "харлей" - но всё-таки "харлей"! - и одна молодка-"ямаха". И "Ява" краснела среди них бедным родственником. Рокеры-то были явно не нищие. Не нуждающиеся трудящиеся. А скорей и не трудящиеся вовсе. Почему я не ношу с собой ножа? Дыр бы в шинах сейчас наколол бы! "Ява"-то тебе чего сделала? Игорь положил ладонь на заднее сиденье, и его снова обожгло. Вышел Серёга.
- Эй! Тебе чего? - угрожающе спросил он. - А, это ты! Привет!
- Здорово, Серж! Твоя самая красивая была бы, если б не японки.
- Не говори. Сам обслюнявился. Где они их берут?
- Где берут? В Германии, теперь сплошь западной. Нонеча Стены-то нет. Проходят сквозь.
- Вот как надо бабло рубить. А не копейки тут сшибать.
- А ты их катаешь?
Сергей покивал головой.
- Где был? Что показывал?
- Пока в Петровском да Михайловском. Завтра в Тригорское.
- Только ночью там не шебуршите. У моего деда бердан казённый, заряженный.
- Дробом?
- У-у-у! Картечь. А сегодня что ещё в программе?
- Купаться да вечером дискотека. Приходи.
- Купаться? На Кучане?
- Ага, на пляж, если хочешь.
И Серёга ушёл. Ничего не понял Игорь. То есть, она ему про меня не рассказала. Он про неё тоже не заикнулся - такой наркисс похвастаться бы тёлкой не раскис. Ладно. Инфу получил. Где искать знаю. Отслежу, что она с ним задумала.
В аптеке ничего от люмбаго кроме скипидарной мази не было. Взял ещё горчичников и вазелина - банки ставить. Был муравьиный спирт. Надо - не надо? В "Андрее Рублёве" Феофан Грек ноги муравьями лечит. Продавщица подозрительно на него посмотрела.
- Да не буду я его пить. Самогоном обойдусь, если что. У деда радикулит, спину растирать.
Продавщица покивала головой и выставила пару склянок. Вся пенсия и ушла ни на что.
- Пойду в Гайки, на пасеку. Пчёлами лечиться буду, - сказал дед Лазарь, когда Игорь вернулся.
Лежал он на полу, постлав под спину войлок с набитыми гвоздями.
- Ты, прям, йог. Может, крапивой лучше? У меня вот спина не болит.
- Пошути мне!
Кряхтя и при поддержке Игоря, дед переполз на диван. Игорь растёр ему поясницу сперва спиртом, потом скипидарной мазью.
- Блин! Хоть баню растапливай - от этой мази хрен отмоешься. В ней ещё и камфара! Во вонища-то!
- Не скули.
Поверх спины уложил скатанную в войлок собачью шерсть и укутал старой пуховой шалью.
- Давай врача вызовем.
- А ещё хорошо пиявок попробовать.
- Меня тебе мало?
Дед засмеялся:
- Это шутка, молодец. Мне понравилась.
- Надо чего ещё?
- Гуляй, я вздремнуть попробую, - Игорь направился к двери. - Слышь-ка... Ты имей ввиду: не суй куда не попадя, а лучше вовсе не вынай.
- Спасибо, деда, за науку!
- Время придёт - дырочку найдёт. Катись.
Игорь покатил на песчаный кучанинский пляж, где можно было даже мяч покидать через сетку. Пляж этот примыкал к перелеску, и Игорь, спешившись, сделал небольшой крюк, чтоб из-за деревьев понаблюдать за полуголыми телами, среди которых его интересовало только одно.
Марина загорала в новом купальнике. "Ситец неба на ней голубой". Она лежала на песке, подставив солнцу спину. Спинку. Лопатки. Позвонки. Про остальное думать было страшно. Игорь не сразу её нашёл взглядом. "Не резвится", - с удовольствием отметил он. Сергея рядом не было, но кто-то на озере мощным правильным кролем рассекал воду. Почти на середине озера чернела в солнечных бликах лодка с рыбаком. Рокеры вкруговую перестукивались мячом. Была с ними и одна женская фигура. Шесть игроков - шесть мотоциклов. Девка тоже мотоциклист?
Из воды вышел Сергей, обтёрся полотенцем и рухнул рядом с Мариной на песок. Она едва взглянула на него. "Точно, шерочка с машерочкой". Сергей проговорил что-то не слышное, и Марина резко вскинула голову, пристально всматриваясь в то место, где стоял Игорь. "Кажется, заметила!" Она вытащила из сумочки знакомый импортный пузырёк с маслом для загара и протянула его Сергею. Сергей начал растирать ей спину. Она, выгнув руку, расстегнула под ладонями Сергея пуговичку лифчика. "Вот сволочь! Может, ещё и плавки снимет?" Игорю невольно вспомнился этот эстетический процесс, и он, присев, запустил руку к себе в штаны. А Марина перевернулась на спину, и Сергей стал растирать ей живот и бёдра. Игорь тихо зарычал и оросил траву и листья кустов. Не помогло. Снова застучало в висках, снова запульсировало в ушах. Даже зубы стали быстро и мелко постукивать друг о друга. А девушка лениво встала, повернулась к Игорю спиной, запустила пальчик под шов трусиков и медленно поправила их, потом закинула руки на затылок и, отставив в сторону правую ножку, отдалась солнцу. "Чёрт! Как же она красива! Жить без неё невозможно! Трахнешь сестрёнку-то?.. " И категоричное "...ет" уже не всплыло душе его. По песку в его сторону двигался Сергей.