Напарник дергает меня за плечо, рывком поворачивая к себе.
– Даже не думай! – он угрожающе рычит.
Не воспринимаю предостережение и упорно пытаюсь открыть дверь.
– Пусти!
– Нет!
– Я должна, ты не понимаешь!..
Мои аргументы застревают в горле, когда Пит, выворачивая мне руку, со всей силы дергает на себя и, едва я ударяюсь грудью о его грудь, затыкает меня поцелуем. В нем нет ни капли нежности – сплошная агрессия и напор, которые требуют от меня подчинения. Руки Пита болезненно сжимают мои предплечья, а его губы безжалостно терзают мои. Писк слабого сопротивления разбивается где-то между нами, и я понимаю, что отвечаю на поцелуй: обвиваю талию напарника руками и сама прижимаюсь к нему.
Он учащенно дышит. Замечаю, что и я тоже.
Пит отстраняется, упираясь лбом в мой лоб и, заглядывая в глаза, жарко шепчет:
– Неужели ты хоть на минуту можешь подумать, что я тебя отпущу, Китнисс? Что я позволю чему-то плохому случиться с тобой?
По спине ползут мурашки, а мои руки, все еще лежащие на пояснице напарника дрожат.
– Ты моя, Китнисс, ты моя… Я пройду через ад и все равно найду дорогу обратно… Ты моя, моя…
Я сама подаюсь вперед, накрывая его губы своими. Пит, жадно втянув в себя воздух, принимает мою ласку. Между нами поцелуй-обещание: он не разлюбит. И я не разлюблю.
========== 15 ==========
включена публичная бета!
заметили ошибку? сообщите мне об этом:)
Пустота была бы моим спасением.
Отрешение стало бы мне союзником.
Боль разрушает меня, делая слишком слабой.
Последние семь дней моей жизни, словно разбитые стекляшки, они похожи одна на другую и все-таки колючие по-разному. Эти дни прошивают насквозь мою кожу, режут внутренности, шрамируют душу. Тоска теперь вечный мой спутник и лучшая подруга.
Видимо, я настолько ушла в себя, что Сноу даже сжалился: в этой пустоте мне позволено видеть знакомое лицо. Джоанна. С тех пор, как у меня забрали Пита, ей, наверное, поручили приглядывать за мной?
У нас странные отношения: я ненавижу ее за то, что она предала меня и Пита, когда мы пытались выбраться из темницы, и все равно я благодарна ей за то, что она рядом, несмотря на ее собственные потери. Я стараюсь не думать о том, зачем президент разрешает нам общаться: у него на все есть причины, и я хочу оттянуть момент, когда узнаю о них.
Мы с Джоанной обе искалечены, она телом, я душой, но временами мне кажется, что Победительница из Седьмого намного лучше справляется с тем, что ей уготовила судьба. Даже после того, как Сноу отрезал ей язык, она не стала более покладистой, лишь острых слов больше не слышно. Колючка в Джоанне еще жива.
Я безразлично поднимаю на нее свой взгляд, когда Джоанна грубо толкает меня в плечо.
«Надоела твоя кислая мина», – говорят мне ее глаза.
– Так уходи! – кричу я в ответ.
Слезы снова собираются в уголках глаз, жгучие, ярые, и мне в который раз уже кажется, что мой организм целиком состоит из жидкости, и вся она готова пролиться в ожидании человека, которого я люблю.
«Сегодня», – снова толчок от безгласой.
Татуировка на лице Джоанны смотрится просто ужасно: как метка, поделившая ее жизнь на «до» и «после». Было время, все мы считали, что роковые дни в нашей жизни – Голодные игры, да только президент Сноу умеет и оставшиеся куски существования поделить по частям.
– Уходи! – не унимаюсь я.
Джоанна смиряет меня долгим внимательным взглядом, что-то щелкает в груди, и я уже готова извиниться перед ней, но не успеваю: равнодушно пожав плечами и прихватив поднос, на котором приносила еду, она выходит за дверь. Я слишком поздно понимаю, что снова оттолкнула, наверное, единственного друга, который у меня теперь есть.
Доверяю ли я ей? Не знаю, только никого взамен Джоанны мне пока не найти.
Мои дни похожи на пытку: аппетита нет, я запихиваю в себя еду усилием воли, мало сплю, днем слоняюсь, как тень. Все до единой мысли вертятся только вокруг Пита. Он страдает из-за меня.
Его насилуют, используют и принуждают. Его тело, ставшее мне любимым и таким дорогим, распинают в угоду капитолийской девицы!..
Но что, если Питу там не так уж плохо?
Это еще хуже.
Ребекка красива, мне даже и пытаться нечего сравниться с ней. Ее губы, наверное, знают, как правильно целоваться, не на камеру, а так, чтобы кровь закипала внутри; ее тело, могу поспорить, знает, как прогнуться, чтобы соблазнить мужчину. Даже Пита.
Сомнения!..
А я ведь обещала ему, что люблю. Разве доверие – не часть того огромного чувства, что люди называют любовью? Мои родители любили друг друга и доверяли. Я отдала Питу свое тело, тогда почему моя душа покрывается коркой льда, едва я думаю о том, что он прикасается к другой женщине?
Мне противно. Мерзко даже думать о таком.
Он сравнивает нас? Меня и Ребекку? Она лучше?
Бесцельно скольжу взглядом вокруг себя: все идеальное, блестящее, без единой пылинки. Столы, камин, проектор, журнальный столик и даже с обоев давно оттерли хитрый чайный узор, что я нанесла. Все, что ждет здесь Пита, когда он вернется, новое, капитолийское.
И только я – старый диван с подпиленной ножкой из Двенадцатого.
Резко поднимаюсь на ноги, когда мне начинает казаться, что стены комнаты сжимаются, грозя раздавить меня. Выхожу в коридор и – уже в который раз – отмечаю про себя, что меня никто не останавливает: может, попытайся я покинуть дворец, Сноу усилил бы меры безопасности и приставил ко мне пару миротворцев? С другой стороны, президент может быть уверен в том, что у меня связаны руки…
Прим, а теперь Пит…
Они – мои крылья, а сойки ведь не умеют летать без них.
От нечего делать брожу туда-сюда, пока не устают ноги, на каждом этаже одно и тоже: роскошь и тишина. Обитатели дворца торопятся пройти мимо – безгласые и капитолийцы, которых я не знаю, – им нет дела до одинокой разбитой девушки, вроде меня. Мне они так же безразличны.
Минуты текут мучительно медленно, тащатся, словно замедленные чьей-то недоброй рукой: сегодня седьмой день моей личной пытки.
Сегодня должен вернуться Пит.
Я не знаю, что скажу ему или что сделаю.
Хочется хотя бы увидеть его глаза, обнять, прижаться как можно ближе и почувствовать его запах, такой родной и такой… мой.
Я боюсь.
Мне страшно не увидеть в глазах Пита прежних чувств ко мне. Горькая ирония, он столько времени так искренне предлагал мне свою любовь, а я отказывалась от нее, будто и вовсе не нуждалась…
Теперь наша любовь – мой воздух. Только бы Сноу не перекрыл кислород.
За ужином президент уже привычно читает газету, а я сижу молча, смотрю только в свою тарелку и, кажется, веду счет секундам, которые остались до конца моих мучений.
– Мисс Эвердин, – голос Сноу нарушает тишину. – Меня беспокоит отсутствие у вас аппетита, так и заболеть недолго.
Я поднимаю на него глаза, но тут же отвожу их.
– Не переживайте обо мне.
– Я не могу себе подобного позволить, – настаивает президент. – Вы не забыли? Скоро ваша свадьба, и жители Панема ожидают, что вы, мисс Эвердин, будете светиться от счастья.
Кое-как засунутый в горло кусок мяса застревает там, и я почти задыхаюсь.
Свадьба…
Истеричный смешок прорывается наружу. Наша с Питом клетка станет золотой, но от этого не перестанет быть тюрьмой.
Я старалась гнать от себя подобные мысли, но что в этом толку, если рано или поздно ответ станет очевидным? Я вскидываю голову и надеюсь, что мой голос звучит твердо.
– После этой свадьбы… нас оставят в покое?
Бровь президента изгибается.
– Я вас не понимаю, мисс Эвердин. Объясните?
Мои щеки становятся розовыми, но я решаюсь идти до конца.
– После того, как я и Пит поженимся, его по-прежнему будут принуждать… к оказанию услуг?
Мне мерещится легкая усмешка на его губах, впрочем, я не уверена – седая борода и поднесенный бокал с вином скрывают от меня истинную реакцию Сноу.
– Мы обсудим это, когда придет время, – спокойно отвечает он.
Мои веки на мгновенье опускаются, я ненавижу эту неопределенность, я ненавижу все эти игры. Я ненавижу Сноу!
– Я хочу знать сейчас! – требую я.
Теперь у меня нет сомнений: президент улыбается. Его зубы сверкают, а мне кажется, они похожи на клыки падальщика.
– Вы не в праве ничего требовать, мисс Эвердин. Вы ведь еще помните, что жизнь… сложная штука, и никто не знает, какая беда может приключиться с вашей сестрой?
Я стискиваю челюсти так сильно, что слышу скрежет собственных зубов.
Мне так больно и так невыносимо одиноко! Будь Пит рядом, он бы обнял меня, и в его руках я чувствовала бы себя лучше…
– Моя внучка вернулась, – сообщает Сноу, заставив мое сердце забиться чаще.
– Давно? – вырывается у меня.
Президент пожимает плечами.
– Еще днем.
Сердце с гулом летит вниз и того и гляди разобьется об пол.
– Но…
– Нет, мисс Эвердин, – наблюдая за моей реакцией, продолжает Сноу, — мистер Мелларк не приехал.
Я слышу оглушительный звон, когда мое сердце все-таки достигает нижней точки и взрывается изнутри.
– Нашлось еще несколько дам, которые были весьма настойчивы в поисках его общества. Я не сумел им отказать.
– Да как вы! – я вскакиваю со своего места, готовая броситься на Сноу и растерзать его.
– Сидеть!
Его голос внезапно такой громкий, что у меня закладывает уши. Я не припомню, чтобы когда-нибудь президент хоть на минуту терял над собой контроль. Для большей убедительности сразу три миротворца отделяются от стен, возле которых они стояли, и угрожающе приближаются ко мне.
Я опускаюсь на стул и крепко вцепляюсь пальцами в вилку.
– Держите себя в руках, мисс Эвердин, – поняв, что я моя вспышка угасла, говорит Сноу. – Мистер Мелларк вернется, когда придет время. Все, что остается вам, – ждать.
Комментарий к 15
***От автора:***
Дорогие мои, хочу сказать спасибо КАЖДОМУ ИЗ ВАС! Благодаря вашему неравнодушию, “Сладкая отрава” набрала 590 плюсов и в настоящее время является самым “лайкнутым” макси по Голодным играм!
Могла ли я мечтать о подобном, когда начинала ее?
ВЫ, ДОРОГИЕ ЧИТАТЕЛИ, ТВОРИТЕ ЧУДЕСА))))
P.S. Кроме прочего, я хочу посоветовать вам мою новую историю ))
Кто-то ее уже видел, кто-то пока избегает, я же влюблена в нее не меньше, чем чуть раньше в свою “Не сказку”))
Рекомендую каждому, кто читал “Лебединую песню”, - я уверена, вам должно понравиться!
Верьте мне, я могу писать интересно не только о Пите и Китнисс ))))
Фанфик ***”Игры судьбы-чаровницы”*** http://ficbook.net/readfic/2767035
Описание: Где-то в старой доброй Англии судьба свела под одной крышей грозного воина и непокорную девушку, готовую стать его женой, только бы спасти свой замок от разрушения. Они оба не рады подобному союзу, но разве кто-то из нас знает заранее, какие карты в за пазухе у судьбы?
ЛЮБЛЮ ВАС! )) Ваша afan_elena
========== 16 ==========
Комментарий к 16
включена публичная бета!
заметили ошибку? сообщите мне об этом:)
Тик, так, тик, так.
Тик, так, тик, так.
Ход часов — моя боль, я, кажется, давно потеряла счет минутам.
Я тону в океане сомнений и даже не предпринимаю попыток спастись.
Кислорода нет.
У меня забрали Пита, и свет надо мной померк.
Я в пустоте, такой звенящей, что болят барабанные перепонки.
Тик, так, тик, так.
Тик, так, тик, так.
— Давно она так сидит? — голос Клариссы выводит меня из забытья, но я не вздрагиваю и не поворачиваю к ней головы.
Мне все равно.
Джоанна мельтешит рядом, чувствую, как ее руки касаются моих плеч, а глаза победительницы встревоженно ищут мой взгляд.
Мне все равно.
Риса подсаживается ко мне на диван, так близко, что наши колени касаются друг друга. Когда она берет мою ладонь в свою, я ощущаю, какие у нее горячие руки. Или это мои слишком холодные?
— Посмотри на меня, – приказывает капитолийка.
Я не хочу.
— Китнисс? — Кларисса проявляет настойчивость, но мне безразличны ее старания.
Вместо меня настоящей в этой комнате осталась лишь тень. Та тень, которая встретит Пита и… не протянет к нему руки. Я ужасна. Я омерзительна сама себе, ведь обещала, говорила, что…
А, впрочем, все пустое. Вместо сердца у меня теперь кровавое месиво – ревность разрубила его острым топором.
Я виню Пита в том, что его руки гладят чужих женщин.
Мне противна мысль о том, что его губы терзают их рты.
Мелкие градины слез скользят по щекам, но я давно не пытаюсь их остановить.
Мое поведение раздражает Клариссу настолько, что она оставляет меня в покое, и я уже хочу насладиться тишиной и забвением, когда она возвращается обратно. Они с Джоанной пододвигают ко мне стол и оставляют на нем коробку: красный бархат, украшенный живыми цветами.
Задерживаюсь взглядом на белых бутонах. Розы. Их аромат ударяет мне в ноздри и травит мои внутренности. Яд! Сильнейший яд, который проникает в меня и, я уверена, останется там навеки.
– Что это? — даже эти короткие слова даются мне слишком не просто, горло режет — я молчала почти шесть дней.
— Открой, — подбадривает меня Кларисса, улыбаясь, будто мы подруги или могли бы ими стать.
Мне страшно: ничего, что пахнет розами, не может быть для меня добром.
Страшусь и все-таки снимаю крышку. Белая ткань и блеск страз — то, что сразу же бросается в глаза. Я задерживаю дыхание, потому что вокруг меня в один миг заканчивается весь воздух. Этого не может быть!
Мои пальцы дрожат, когда я поднимаю платье из коробки, и оно сияющим водопадом открывается мне во всей красе.
Мой свадебный наряд.
Тонкое кружево вперемешку с мягким шелком, россыпь сияющих камней спереди и бутоны нераспустившихся нежно розовых роз, спускающихся от талии к низу.
— Правда, красиво? — спрашивает Риса, и я слышу восхищение в ее голосе, которое капитолийка не может скрыть.
Оно красивое. Самое лучше.
Впрочем, на похороны белое не надевают.
Я отбрасываю от себя платье, словно даже прикосновение к нему обжигает мои руки, а Джоанна успевает поймать его до того, как светлое облако коснется пола. Она кидает на меня рассерженный взгляд и, смяв наряд, кое-как запихивает его обратно в коробку.
Слишком поздно я понимаю, что кто-то рядом со мной визжит, так пронзительно и громко, что мне больно…
Больно!..
Больно
Это мой голос. Мой крик.
Вой.
Никто не пытается меня успокоить. За последние дни все смирились с тем, что я сошедшая с ума игрушка.
Тик, так, тик, так.
Кричу, что есть сил, и заливаюсь слезами, которые омывают мое лицо, стекая по шее и оставляя следы на воротнике.
Мне жаль себя, жаль Пита.
Жаль нас — тех, кого мы не уберегли.
Тяжелый удар по щеке, звонкий и неожиданный, приводит меня в чувство. Я пытаюсь проморгаться, чтобы сквозь слезы рассмотреть обидчика, и я почти не удивлена, когда вижу перед собой лицо с татуировкой. В Джоанне нет сочувствия ко мне, в ее глазах лишь ярость и гнев.
Она хватает мою руку и волоком, выворачивая мне кисть так, что физическая боль отвлекает от душевной, тащит меня куда-то, а я настолько растеряна и потеряна, что даже не сопротивляюсь.
Жалобно пищу, когда на меня обрушивается непроглядная стена ледяной воды. Чувство такое, будто тысячи игл одним разом воткнули мне под кожу, и каждая рана саднит и кровоточит.
— Выключи! — кричу я, но Джоанна неумолима: она обеими руками удерживает меня и не дает выйти из душа, а вода все льется и льется. Слишком долго, слишком холодно!..
***
Когда все заканчивается, Кларисса и победительница помогают мне лечь на постель, ту самую постель, в которой Пит не ночует уже две недели. Качаю головой: если я буду думать об этом, то истерика снова завладеет моим телом.
— Китнисс? — Риса зовет меня так ласково, как, бывало, мама когда-то звала. — Он не умер, понимаешь? — она смотрит на меня с сочувствием, словно и правда может понять, как сильна боль, разъедающая меня. — Он жив и вернется к тебе. Ты мне веришь?