И сердце разгоняется с бешеной скоростью, когда его губы приоткрываются в ответ. Через меня пропускают ток, и кровь превращается в гранатовый сок – терпкий, но сладкий. Поцелуй такой мягкий и мучительно нежный, что я плавлюсь, растворяясь в своих ощущениях.
Ладони Пита мягко обхватывают мое лицо с обеих сторон, и я чувствую, что он крепко держит меня, но не возражаю. Я не собираюсь отталкивать его.
Обвиваю шею напарника своими руками и притягиваю Пита ближе. Как же я безумно скучала!..
– Никогда больше не уходи!..
Комментарий к 18
включена публичная бета!
заметили ошибку? сообщите мне об этом:)
========== 19 ==========
Комментарий к 19
Если в тексте встретятся очепятки или ошибки, то
включена ПБ - буду благодарна за помощь )))
Одной Вении было бы достаточно для того, чтобы наша небольшая квартирка наполнилась шумом и слащавыми возгласами, однако она привела с собой еще двоих помощников.
— Пит, ты себя запустил! Кожа сухая, веки припухшие, а ногти! Вы только посмотрите: не представляю, как привести это в порядок…
Стилисты Пита сейчас похожи на попугаев, воркующих над своим птенцом. Они действительно считают, что ему или мне хочется выглядеть привлекательно? Скрыться бы ото всех, забиться в дальний угол и остаться вдвоем: только он и я.
— Не вертись, — ворчит Вения, строжась на напарника, — я пытаюсь сотворить чудо с твоими волосами!
Я смотрю на них и отчего-то грустно улыбаюсь, на мгновение перед глазами возникает лицо Цинны… Еще один человек, чья погибель на моей совести. Слишком много крови остается позади меня.
— Ты сегодня красивая, — произносит Кларисса, вынуждая меня повернуться к ней.
Капитолийка сидит рядом, аккуратно придерживая перед собой чашку с еще дымящимся кофе. Она, как обычно, выглядит дружелюбно, но меня этим не обманешь. Молчу в ответ.
— Китнисс, — Риса, кажется, раздражается, — я тебе не враг.
Щурю глаза.
— Да неужели?
— Я серьезно, — она ставит чашку на стол, — мы, пожалуй, могли бы стать подругами…
От возмущения я буквально взрываюсь, подскакиваю на ноги и шиплю на нее.
— Лучше иметь змею за пазухой, чем такую, как ты, рядом!
Наша перепалка привлекает к себе внимание остальных. Пит отмахивается от Вении и подходит ко мне.
— Все в порядке?
Мы с Рисой буравим друг друга взглядом, но отчего-то ни одна не жалуется ему. Качаю головой и сажусь на место.
— Нормально.
Пит присаживается передо мной на корточки.
— Ты красавица, — улыбаясь уголками губ, шепчет он.
На мне платье бледно-желтого цвета, как песок, просохший на солнце, а волосы подняты наверх и украшены живыми цветами. Сегодня меня и Пита будут фотографировать для промо – до нашей с ним свадьбы остается чуть больше недели.
— Вернись на место, — щебечет Вения, — у нас мало времени, слишком мало времени!
Напарник подчиняется и снова оставляет меня один на один с Клариссой.
С тех пор как Пит вернулся из своей… поездки, прошло два дня. Мы вместе каждую минуту, которую удается украсть у Капитолия. Я люблю его. А он…
Пит изменился. Он нежен и ласков, заботлив и внимателен. И все равно между нами будто выросла невидимая стена. В его поцелуях горечь, в его объятиях холодок.
— Когда все это закончится? – спрашиваю Рису, и она понимает, что я имею в виду не предстоящую фотосессию.
Капитолийка отвечает не сразу.
— Я надеялась, что после свадьбы… — медленно произносит она.
— То есть ты не уверена?
Кларисса виновато отводит глаза.
— Вся эта история с несчастными влюбленными и вашей общей победой… Они хотят вас! – признается Риса. – И его, и тебя! Я несколько лет занимаюсь продажей Победителей, и, поверь, такое впервые…
— Он же будет моим мужем!
Кларисса кривит губы.
— Что с того? Для некоторых это только добавляет остроты…
От безысходности прикрываю глаза, их щиплет от слез, ставших моими постоянными спутниками, в горле першит.
— Как же так?.. Никогда… — выдыхаю я, – нас никогда не оставят в покое… — Смотрю на Клариссу почти с мольбой. — Я не смогу так…
Риса смягчается, качает головой и тянет ко мне руку, поглаживает по плечу.
— Мне жаль…
Гнев накатывает волной. Ей не жаль! И никому вокруг не жаль! Капитолий – яма порока. Он ломает людей, глумится над ними. Вырывает душу с корнем!
Вения смеется над чем-то, что сказал ей Пит, и отчего-то это становится последней каплей: слеза, не сдержавшись, скатывается по моей щеке. Мы с Питом – разменная монета; не мы первые, кто погибнет здесь, не мы последние. Мокрые градинки одна за другой устремляются вниз, оставляя после себя ручейки.
— Китнисс, не надо, — Кларисса касается моего лица, — тушь потечет.
Как же она мне противна! Моя душа страдает и болит, а ее беспокоит то, как я выгляжу.
— Не трогай меня! – рявкаю, отодвигаясь. – Это ты во всем виновата! Ты, ты, ты!
Выбегаю из комнаты и только слышу, как за моей спиной хлопает дверь. Слезы уже не спрятать, всхлипы уже не подавить. Различаю голоса позади, но не останавливаюсь – ноги сами несут меня в один из немногих уютных уголков дворца: комнату-цветник с видом на город.
Забираюсь с ногами на небольшой диванчик в углу и реву.
Навзрыд. Громко.
В эти минуты мне нет дела до того, что Сноу или Ребекка, или кто угодно другой могут меня увидеть. Страхи последних недель вырываются наружу потоками горючих слез.
Пита приводит Джоанна.
— Спасибо, — говорит он ей, и безгласая Победительница исчезает.
Пит присаживается рядом, но я упрямо делаю вид, что не замечаю его, тыльной стороной руки вытираю лицо. Он терпеливо ждет, когда я заговорю с ним, но ничего такого не происходит.
— Расскажешь? — наконец просит он.
Мотаю головой.
— Послушай, — начинает Пит, — вы с Рисой все время ссоритесь, и это плохо. Из всех, кто нас окружает, ей одной не все равно…
Резко поворачиваюсь к Питу, сгораю от возмущения.
— Ты что, защищаешь ее? — я срываюсь на крик. — Оглянись! Кларисса заодно со Сноу! Она продает тебя!
Пит бледнеет, но упорствует.
— Я не говорю, что Кларисса на нашей стороне, но она… — он ищет подходящее слово, — понимает меня.
Всплескиваю руками, встаю и, вышагивая перед Питом, яростно спорю:
— А я, значит, не понимаю? Она твой друг, да? Тогда, может, и внучку Сноу защищать будешь?
Напарник хмурится, устало потирает глаза.
— При чем тут Ребекка? Пожалуйста, Китнисс, перестань. Меньше всего на свете мне хочется ссориться с тобой.
— И все-таки ответь, Пит! — кажется, я уже не могу остановиться. — Кто она для тебя?
Пит тоже поднимается на ноги, его губы сжимаются в тонкую линию.
— Китнисс, пожалуйста…
Я отмахиваюсь от него и отворачиваюсь. Раненное сердце жжет в груди.
Ну почему он уходит от ответа? Почему защищает внучку президента? Ревность царапает легкие, а сомнения грызут до крови.
— Ты говорил, что между нами ничего не изменится! — выпаливаю я, снова взглянув на Пита. — Обещал, что мы справимся! Не выходит. Я знаю — чувствую — ты стал другим, Пит, ты нарушил слово…
Краска окончательно отливает от его лица, голубые глаза расширяются, а сам Пит отшатывается от меня. Он открывает рот, но не произносит ни звука.
Для меня это как признание худшего. В один миг я припоминаю все симптомы измены Пита: частый отсутствующий взгляд, чрезмерная замкнутость. Он и рядом, и далеко одновременно, это сквозит во всем. Даже ночами, когда Пит обнимает меня, он не пытается повторить то волшебство, которое случилось между нами однажды, — а мне бы хотелось снова почувствовать это, вновь ощутить его так близко, в себе…
Я уже не разбираю, где правда, а где домыслы: пожар занялся и мой мир вспыхнул багряным заревом.
— Все дело в ней, да? В ней, Пит?
В его взгляде мелькает почти физическая боль, но он перебарывает это. Протягивает ко мне руки и все-таки не касается — вновь отступает.
Пит смотрит мне в глаза так жалобно и нежно, что часть меня сожалеет о ссоре. Вторая же по-прежнему снедаема ревностью.
— Это не то, о чем ты думаешь, Китнисс… — выдыхает он. — Если бы я только мог что-то изменить…
Пит не заканчивает, обрывает сам себя на полуслове, и я успеваю подумать о том, что напарник, того и гляди, заплачет, но он уже отворачивается от меня.
— Прости… — бросает Пит и сбегает. От меня.
— Что же ты наделал? — шепчут мои губы в пустоту. — Что же ты сделал с нами?
***
Когда наконец начинается фотосъемка, мы с Питом чувствуем себя неловко.
Так уже было. Неискренние поцелуи, навязанные улыбки, лживые переплетения пальцев. Отчего выходит так, что моя жизнь, раз за разом, возвращается к тому, что я должна притворяться?
Или не так? Я больше не обманываю, когда целую губы Пита, но не хочу, чтобы другие видели это.
Происходит как раз наоборот.
Почти два часа проходят как в тумане. От ярких вспышек болят глаза, а тело ноет от вымученных поз. Однако, фотограф доволен: он, как и остальные капитолийцы, не перестает умиляться тому, как очаровательно мы с Питом смотримся вместе.
Ребекка явно так не думает.
Я замечаю внучку Сноу только сейчас, когда съемка прекратилась, но сколько времени она наблюдала за нами? Девушка стоит возле дверей студии, на ней короткое розовое платье и ярко-зеленые босоножки на тонких каблучках. Она щурится и крепче сжимает руки в кулаки, когда замечает, что я обнимаю Пита. Ревнует?
— Извини, что сорвался, — говорит напарник, отводя меня в сторону. Он все еще не знает о том, что за нами наблюдает его… клиентка. — Объяснить все – слишком сложно, не заставляй меня, прошу.
Заглядываю в глаза Питу и стараюсь улыбнуться. План мести появляется мгновенно.
— Я не злюсь, — отвечаю я. – Ты тоже меня прости.
Тяну Пита к себе и целую. Крепко, жарко.
Его руки скользят по моей спине, и я откидываю голову назад, подставляя шею, а сама украдкой бросаю взгляд туда, где стоит Ребекка. Там уже никого нет.
Она видела нас. И от этого на душе становится легче.
Пит запутался. Но он все еще любит меня, не может не любить. Пусть внучка Сноу помнит об этом!
***
На банкет, который президент устроил в главной зале дворца, я спускаюсь под руку с Питом. Цветные люди приветствуют нас, шутят и смеются. Я даже искренне улыбаюсь им в ответ и прячу лицо на плече напарника, когда очередная шутка вгоняет меня в краску.
Музыка располагает к танцам. Мы кружимся в вальсе, и почему-то именно сегодня я ощущаю себя по-настоящему красивой: пышное зеленое платье окутывает меня и Пита, когда мы движемся, а ленты с цветами на наших руках дополняют друг друга.
Я стараюсь выкинуть из головы плохие мысли и просто насладиться тем, что могу быть счастлива. Хотя бы сегодня.
— Какая встреча! — незнакомый мужчина окрикивает меня, когда танец заканчивается.
Я всматриваюсь в его лицо, но совершенно не узнаю. В том, что он капитолиец, сомнений нет – татуировка полумесяца на щеке и блестящие одежды выдают его, но не припомню чтобы мы встречались.
Натягиваю на лицо улыбку.
— Хорошего вечера, — говорю я.
Мужчина переводит на меня недоуменный взгляд, и только сейчас я замечаю, что до сих пор он разглядывал не меня, а Пита.
Напарник стоит белее снега. Его глаза широко распахнуты, а зрачки, не двигаясь, замерли на лице незнакомца.
— Пит? – зову я, но он будто и не слышит. Окаменел. И все не сводит взгляда с мужчины.
— И вам, мисс Эвердин, — быстро произносит незнакомец. – Могу я украсть вашего спутника?
Пит сглатывает и отступает на шаг.
Не понимаю, что происходит, смущаюсь. Почему Пит молчит?
— Вы знакомы?
Мужчина улыбается и снова смотрит на напарника. Слишком странно смотрит.
— Секреты, мисс, — шутит он. – У всех есть секреты.
Его рука ложится на плечо Пита, и этот жест можно было бы принять за дружеское объятие, если бы не полный ужаса и страха взгляд напарника.
— Пойдем-ка выйдем, парень. Наш с тобой приятель, Мел, тоже здесь. Поболтаем, да?
Я вижу, как Пит едва переставляет ноги, но все-таки уходит вместе с незнакомцем. Меня это тревожит. Что за тайны могут быть у этих двоих?
Хочу пойти за ними следом, но толпа гостей внезапно обступает меня, и я сама не замечаю, как теряю Пита из вида. Теперь уже вечер не кажется мне интересным, а музыка только раздражает.
Проходит довольно много времени, прежде чем мне удается пробраться к выходу из зала. В коридоре тихо, только редкие прохожие торопятся туда-обратно.
Куда мужчина мог увести Пита?
Наугад принимаюсь бродить по дворцу, но не нахожу никаких следов напарника. Наконец сдаюсь и отправляюсь в свой цветник. Здесь полумрак, горит лишь пара свечей вдоль стены, а на фоне окна, в свете ночного неба, темнеет странный силуэт. Целующаяся парочка.
Вспыхиваю от того, что стала невольным свидетелем, как глупо было считать это место только моим.
Парень прижимает к себе девушку так тесно, что та стонет и еще сильнее льнет к нему. Они оба часто дышат и поглощены только друг другом.
Разворачиваюсь, чтобы уйти, но едва слышный шепот, скорее вздох, останавливает меня. Парализует.
— Пит…
Девушка отстраняется от своего мужчины и смотрит прямо на меня.
Улыбается.
Ребекка.
========== 20 ==========
Не бечено…
POV Пит
Вернон идет впереди, а я, не мигая, смотрю ему в спину. Сердце бьется урывками, плавится, словно подожженное, но я продолжаю идти, как баран за закланье.
«Нужно остановиться! Бросить все! Сбежать!», – мысли взрываются в голове, ослепляя.
Сглатываю, оглядываюсь по сторонам: кругом миротворцы, безгласые, гости президента Сноу – мне не выбраться отсюда. Но, даже если и удастся, что будет с Китнисс?
– Я скучал по тебе, – не оборачиваясь, бросает мой мучитель. – Ты такой сладкий!
Тошнота подкатывает к горлу, и я сжимаю кулаки, стараюсь сделать себе больно – все, что угодно, лишь бы отвлечься, только бы не думать о том, что меня ждет.
Мел встречает нас в одном из интимных закутков – во дворце много таких, крохотные комнатки, словно специально созданные для того, чтобы спрятаться от посторонних глаз. Замираю, все тело каменеет, и лишь взгляд лихорадочно мечется с одного капитолийца на другого. Оба разряжены и улыбаются. Предвкушают мою пытку.
Чувствую, как постыдные слезинки скапливаются в глазах, а губы начинают дрожать. Еще раз? Еще, еще, еще… На мне все еще цветут синяки от прошлых наших «свиданий» – немое напоминание о позоре и пережитой боли.
Вернон толкает меня к стене, пальцами сдавливает шею, словно удавкой, и шепчет в самое ухо.
– Я уже несколько дней никого не трахал, хранил себя для тебя.
Градинка скатывается по моей щеке, оставляя влажный след. Мел ржет вместе с Верноном – оба наслаждаются моим безволием.
«Они сломали меня…»
Капитолиец давит на плечи, но я еще упираюсь – недолго и слабо, а потом приклоняюсь. Закрывают глаза, будто если не буду ничего видеть, то и происходить весь этот ужас будет не со мной.
«Китнисс», – ее имя короткой вспышкой пробивается в сознание, но что может быть хуже, чем думать о ней, когда меня будут…
Насильники дергают за волосы, трепят по щекам и смеются, смеются, смеются – до конца своих дней я буду слышать в кошмарах их голоса!
Вернон первым расстегивает штаны, и я отворачиваюсь – скорее инстинктивно, чем усилием воли. Мое лицо поворачивают, заставляют смотреть на член капитолийца. Меня мутит от брезгливости.
«Они сломали меня?»
Словно что-то щелкает в голове, и я начинаю отбиваться. Вырываюсь из рук Мела, толкаю его от себя и бросаюсь к дверям. Он теряется всего на мгновение и торопится за мной. Хватает за плечо, дергает назад. Мы сцепляемся и рычим, капитолиец не только выглядит большим и крепким, он и на деле довольно силен – моя голова раскалывается от ударов, которые он наносит, но я еще держусь.