Когда, наконец, батюшка причастил меня, я отошел от чаши, медленно шагал к столику с "теплотой", над которым стояла с улыбкой и поздравлениями Лидия. Эти двадцать шагов я чувствовал, как меня изнутри насквозь пронизывает теплый сладкий свет, и я сам от макушки до пят наполняюсь солнцем. Съев протянутую Лидией просфору, запив сладкой водицей со вкусом красного вина, я отошел в уголок и затих, превратившись в один орган чувств. Ко мне подходила бабушка, она меня целовала, поздравляла: "причастничек мой дорогой!"; затем - Света... Я стоял в самом затемненном углу храма, наполнялся счастьем и не обращал внимания на слезы - они текли по щекам, а Света стояла рядом, промокала мои щеки белым носовым платочком и что-то очень приятное говорила.
Значит и ко мне пришла эта дорогая гостья, пульсировала мысль в голове. "Когда приходит любовь, в сердце становится тепло и плакать хочется".
Сейчас точно уж и не вспомнить, как девочка простыми словами, безо всяких богословских труднопроизносимых академизмов объяснила мне, одуревшему от счастья, что есть Царство небесное в сердце человеческом. Света открыла мне великую тайну: божественная вечность с блаженством, светом и непрестанной радостью живет в сердце каждого человека. Но для того, чтобы разыскать этот рай в душе, необходимо очистить душу исповеданием грехов, причаститься Святых Христовых тайн и абсолютно искренно открыться Богу и твердо сказать: "верую, помоги, Господи, моему неверию!" Тут я вспомнил, как все прихожане на обедне хором громко запели "Верую, во единого Бога...", а Света сунула мне открытый молитвослов с текстом Символа веры, и я вместе со всеми впервые в жизни уверенно и твердо, без малейшего сомнения, произнес великие и таинственные слова.
И вот я уже всё необходимое сделал. Конечно, сам бы не сумел. Конечно, для этого нужно было бабушке переломить мое сопротивление и привезти к старцу, а потом появиться девочке Свете и просто, искренно, по-дружески помочь городскому недотёпе. Но я причастился - и в моей душе, где-то там, на очень большой глубине, открылись двери божественной вечности - и оттуда излился "свет невечерний". И куда только делись мои страхи! И самый сильный и мрачный из них - страх смерти. Исчез! Испарился, будто никогда и не было.
В глубине сердца крепко укоренилось: Бог есть, Иисус Христос - Бог любви и необычайной милости, я - Его сын, Он - мой отец, учитель, кормитель, охранник, грозный судия и невыразимо милостивый спаситель, Господь мой - океан любви, в котором все мои грехи - песчинка. За такого Бога, моего личного, любимого и любящего, отдавшего всего Себя за меня и всех, таких же как я, людей - за такого Бога мне в ту минуту хотелось умереть, не боясь самых страшных мучений. Потому что нет большего мучения, чем жить бессмысленно, тупо, по-скотски, дрожа от страха и безропотно тащиться бычком на привязи на забой в огненную бездну ада. А умирать христианином не страшно - да и не смерть это, а переход в райское блаженство.
В те великие минуты моей жизни от девочки исходило сияние, то самое которое почувствовал еще в первые минуты знакомства. Наконец и мне стало понятно происхождение этой небесной энергии - теперь и я сам светился изнутри.
Пройдут годы, но каждый раз, когда накатят скорби, когда подступит горькое отчаяние и леденящее душу одиночество, из глубины души обязательно сверкнет луч света из таинственной желанной божественной Вечности, на ум приходят слова девочки: "Когда приходит любовь, в сердце становится тепло и плакать хочется" - и тогда теплеет в груди, подступают нежданные слезы, в душе затихает шторм, сходит покой. И уверенность: нет, не оставил меня мой Бог, Он всегда со мной, Он во мне, а когда со мной Бог, кто против меня!
Звериная боль
Утром я выбежал за свежим хлебом. На ступенях булочной сидел чумазый бомж и с аппетитом уплетал горячий батон с хрустящей корочкой. Я бросил ему:
- Погоди, не уходи. Я сейчас!
- Да некуда мне идти, Андрей, - ответил тот, не отрываясь от любимого занятия.
Купив четыре батона и два круглых "Столичных" - не забываем о соседях - не отказал себе в удовольствии впиться зубами в теплую золотистую корочку и так, похрустывая, вышел из душистого помещения вовне. Сел на ступени рядом с бомжом, сквозь бурый налет на коже разглядел потрепанное лицо бывшего одноклассника и, не сдержавшись, выпалил:
- Ну, Юра, от тебя я такого никак не ожидал! Ты же был круглым отличником, поступал на физмат.
- Поступил, окончил с красным дипломом, работал в секретном НИИ. А теперь, как логическое следствие - нищ и убог аз есмь.
- Это неправильно, Юра, так не должно быть!
- Это правильно, и именно так и должно быть, - просипел он чужим голосом. - "Горе от ума" Грибоедова, помнишь, проходили? Там Чацкий напоследок говорит: "Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету, Где оскорбленному есть чувству уголок!.."
- А насчет талантов, закопанных в землю, не напомнишь? Ладно, давай встретимся, скажем, завтра, и поговорим. Вместе подумаем, как тебе помочь.
- Да не нуждаюсь я в помощи, Андрюх! Что ты мне можешь дать: денег? - не возьму, бизнес? - не буду я с вами работать...
- Ну это мы решим, как не задеть твоего свободолюбия и чести. А сейчас, прости, спешу. Так где тебя найти?
- На автостоянке за магазином. Я там почти все время работаю: у меня отсутствие сна и жадности - эти два болезненные качества по нраву хозяину. - Печально улыбнулся, потом поднял на меня пронзительный взгляд умных насмешливых глаз и сказал: - Да, Андрей, может быть, это так, ерунда, только у меня ставит роскошный "Крайслер" такой гламурный пижон с волчьими глазами... Как глянет - у меня по спине дрожь. Так он увидел тебя как-то издалека и спросил, кто ты таков. Я ничего не сказал про тебя, но имей в виду, такой, если кем заинтересуется, все равно узнает.
- На "Крайслере", говоришь, черном, тупорылом... Такой сухопарый, стильно одетый и страшно вежливый господин?
- Похоже на то.
- Я с ним уже разговаривал. Весьма интересный собеседник. Только дрожи по спине я у себя что-то не замечал.
- Еще не вечер, - саркастически протянул бомж с красным дипломом. - Заметишь.
У подъезда в любимом внедорожнике УАЗ с распахнутым салоном нервно ерзал Никита:
- Ну где тебя носит! Я уже заждался. Мы опаздываем.
Дал ему откусить горячего хлеба, сбегал домой, положил покупки на кухонный стол и, в чем был, сбежал по лестнице вниз. Остановился, оглядел залитый солнцем двор, потянулся, присел пять раз и только после третьего угрожающего рычания двигателя сел на сиденье автомобиля.
- Что за спешка, гражданин начальник?
- У нас труп. Наши менты... прости, полицейские, на месте преступления побывали и оставили все как есть. А нам нужно успеть до приезда прокуратуры.
- А нам с тобой что за дело до покойного?
- Нам - ничего, а вот у него к нам интерес имелся, и весьма серьезный. Мне сказали, что у него обнаружены наши с тобой фотографии.
- Так этот убиенный - киллер, что ли? - догадался я.
- Бери выше - чистильщик экстра-класса. Этот... не вполне живой господин - подарок мне от шефа за мои заслуги перед обществом. Он выполнял самые ответственные заказы. За двадцать лет - ни одной осечки! Как швейцарский хронометр. Только наш начальник службы безопасности Егорыч что-то учуял своим звериным инстинктом и на всякий случай установил в его квартире жучки. Да еще с помощью своих федеральных друзей его мобильный поставил на круглосуточную прослушку. Что значит профессионал - у него всё на чутье, на подсознании. Выявил-таки Егорыч предателя. Оказывается, чистильщик вел переговоры с нашими конкурентами, подняв расценки до потолка. Видимо, парень хотел набить карман до предела и сва... и уйти на пенсию.
- Я даже знаю куда он хотел уехать, - сам не ожидая того, сказал я. - В Южную Америку, в город мечты незабвенного Остапа Бендера.
- В Рио? А тебе откуда известно?
- Во-первых, от тебя - ты сказал, что у него моя фотография. Во-вторых, от моего школьного товарища Юры - он сказал, что моей персоной интересовался "гламурный пижон" на "Крайслере", и взгляд у того был "волчий". А в-третьих, он как-то подъехал к кафе, где я пил кофе на улице под зонтом, подсел за мой столик и мы с ним поговорили - весьма интересный собеседник оказался.
- Значит, это он, чистильщик. Это в его манере - все разузнать, вычислить, проследить и аккуратно выполнить заказ. Только на сей раз вышла осечка по имени Егорыч. У зверей особое чутьё! Настоящего хищника не обманешь. Значит, старый опытный волк вцепился в горло молодому и не без успеха, а то бы нам с тобой не поздоровилось.
- А вот это ты зря! Ни Егорыч, так мальчишка с мороженым, или кирпич на голову, или поскользнулся, упал, проснулся - гипс. Неважно! Когда мы с тобой обошли монастыри и хорошо помолились, попросили защиту на самом высоком уровне - в тот день, в тот решающий бой, мы с тобой победили всех врагов - духовных и человекообразных. Потому что у нас за спиной не киборги маячили мрачными тенями, а божий ангел, могучий и всё наперёд видящий и знающий. Против него кто устоит! А уж каким образом он устраивает нашу защиту - это дело десятое, у Спасителя инструментарий огромный. Так что не ёрзай, не спеши и делай всё спокойно, но с четким осознанием того, что мы недостойные черви под защитой Всемогущего.
- Вот за что я тебя уважаю и люблю! - Никита стер с лица напряженную измятость и сделал его попроще - то есть, улыбнулся.
На месте преступления делать нам особо было нечего. Мы взяли с собой только наши фотографии, флешку от ноутбука и пачку исписанной бумаги. Квартира удивила неестественной чистотой, на меня от такого порядка даже зевота напала. Как же в сущности скучно жилось этому чистильщику. Судя по толстой пачке паспортов, аккуратной стопкой лежащей в открытом штатным медвежатником сейфе, настоящего имени его нам узнать так и не придется. Да и нужно ли? Никита уже знал, кто заказал чистильщику его персону. Конечно, Вадим, сынок криминального авторитета. А кто заказал меня, и так было известно - деревенские рейдеры. Их тоже можно понять: они обокрали "человека из центра", который наверняка в столице имеет связи в силовых структурах и вполне способен вернуть награбленное. Откуда им знать, что я вполне доволен освобождением из той тюрьмы, которую представляет из себя нынешний российский бизнес.
Только мы заняли места в салоне автомобиля, только Никита заботливо включил двигатель для прогрева, как к подъезду, который мы только что покинули, подкатили автомобили с мигалками на крыше. Следственная группа прокуратуры. Водитель тронул свой патриотический УАЗ с либеральными немецким двигателем и английскими шинами и, видимо, чтобы отвлечься от мыслей о судьбе и роке, включил магнитолу. Раздался оцифрованный звук, напоминающий звериный стон, потом забарабанил по ушам и по груди ударник с вполне узнаваемым жестким тембром и, наконец, вступил хрипловатый меланхоличный баритон Вячеслава Геннадьевича:
Я смотрю в темноту, я вижу огни.
Это где-то в степи полыхает пожар.
Я вижу огни, вижу пламя костров.
Это значит, что здесь скрывается зверь.
Моё сознание отключило все иные звуки, и я весь погрузился в смысл песни, написанной Бутусовым, как известно, на балконе, при созерцании огней ночного Питера. А эти слова просто обожгли:
Я смотрю в темноту, я вижу огни,
Это значит, где-то здесь скрывается зверь.
Он, я знаю, не спит, слишком сильная боль,
Всё горит, всё кипит, пылает огонь.
Я даже знаю, как болит у зверя в груди,
Он ревёт, он хрипит, мне знаком этот крик.
- Да кто мы такие, чтобы ненавидеть! - вырвалось у меня из груди, из центра такой знакомой звериной боли. - Все мы одинаковы, все звери! Чем лучше я этого чистильщика!
- Ты что это? - Резко повернулся ко мне водитель, праздновавший триумф.
- Давай, на дорогу смотри, - проворчал я. - Почитаю, что он там написал, а потом доложу свои наблюдения. Ладно?
- Да ладно, только ты это... близко к сердцу не бери.
Дома я подключил флешку к своему лэптопу, просмотрел бухгалтерию. Всё просто и ясно - имена, адреса, суммы в евро и срок исполнения. Кажется, чистильщик не очень-то шифровался, может, он хотел и ожидал своего разоблачения. Даже не удосужился закрыть паролем убийственную информацию. Впрочем, сегодня подобрать самый замысловатый пароль - дело нескольких минут. И все же...
Помнится, в разговоре со мной в кафе он признался, что вроде бы наивная мечта Остапа Бендера о миллионах жителей Рио-де-Жанейро в белых штанах и роскошных витринах авенидо Атлантика глубоко засела в его сознании, он принял ее за собственную мечту и самым серьезным образом собирался закончить свою жизнь на белом песочке пляжа Копакабана. Он даже присмотрел для себя в интернете студию из двух комнат с видом на море "всего за какие-то триста тысяч евро". Судя по количеству оплаченных заказов, он вполне мог позволить себе это. Только не мог не знать чистильщик, что вряд ли ему удалось бы долго нежиться на морском песочке, длинные руки наших спецслужб дотянулись бы до его загоревшего тела и обязательно бы сделали в бронзовой коже несколько отверстий, просто чтобы другим неповадно было. Значит, не желание покоя и неги гнали чистильщика на край пропасти, а нечто другое.
Моя рука помимо воли открыла папку и поднесла к глазам несколько листов с текстом, распечатанным на принтере - все пронумерованы. Чуть ли не каждый день он сочинял письма всего двум адресатам: матери и невесте. Он подробно описывал свои чувства, мысли, погоду, настроение и каждый раз обещал: разлука скоро закончится, и они опять будут жить вместе, в любви и счастье. Я зачитался, чистильщик обладал талантом, чувствовалась начитанность - он часто цитировал книги, которые ему понравились. Он глубоко чувствовал настроение людей, видел в них скрытые страсти и готовность к предательству. Самое удивительное - он ни к кому не испытывал ненависти, даже к врагам. К своей работе наемного убийцы относился без отвращения, к жертвам - примерно, как сжигатель мусора - к отбросам, как патологоанатом - к человеческим останкам, как тюремщик - к заключенным.
И вдруг меня осенило - да ведь пишет наш киллер мертвецам! В кармане обложки папки я обнаружил дневник, полистал и понял: он очень любил этих женщин - мать и невесту. Умерли они в один день, может даже их убили, может авария... Только, похоронив самых дорогих женщин, он осознал, что и его жизнь больше ничего не стоит. Обесценились жизни и всех остальных людей. Сердце чистильщика окаменело, продолжали действовать лишь мозг и тренированное тело воина.
Вторым произведением искусства, которое запало в душу парня, оказался фильм Тарантино "Криминальное чтиво", особенно часто цитируемый чернокожим бандитом Джулсом отрывок из библейской книги пророка Иезекииля: "Путь праведника преграждается нечестивостью грешников и беззаконием злобных. Благословен тот, кто, побуждаемый милосердием и доброю волей, ведет слабых чрез долину тьмы, ибо он есть истинная опора братьям своим и хранитель заблудших. И простру руку Мою на тех, кто замыслил истребить братьев моих, и совершу над ними великое мщение наказаниями яростными, и узнают, что я - Господь, когда совершу над ними Мое мщение". Он выписал в дневник выдержку из сценария фильма и стал цитировать эти слова при каждом удобном случае. Этими грозными словами он будто подстегивал в себе дух отмщения, заставляя молчать полумертвое сердце.
Только как, в таком случае, объяснить пронзительную душевность чистильщика? Каким созерцательным умствованием проанализировать такие слова:
"Живу я в полной мере только, когда твой нежный образ сияет передо мной, как рассвет, которым любовались мы июльским утром на море. Ты помнишь, как ласковое солнце медленно вставало из-за гор, растекаясь серебром по небу, по морю, по горам и нашим счастливым лицам, по твоим голубым глазам. Живу только с тобой и ради тебя, мой ангел. Иногда мне хочется, чтобы эта изматывающая боль расставания ушла, но как мне жить без воспоминаний о тебе, как пережить разлуку? Ведь я помню каждую секунду наших встреч, меняющийся цвет твоих глаз, каждый изгиб тела, слова, звуки, температуру воздуха. Помню запахи твоих духов, а также тысяч мелочей, окружавших нас - цветов, травы, камней, воды, ветра, еды, вина - будто сама природа-мать сотнями ароматов ласкала нас, как любимых детей. Иногда кажется, мы были сумасшедшими от любви, только следом возникает мысль: нет-нет, именно тогда мы и были самыми умными и даже мудрыми той детской и стариковской мудростью - она будто освящала нас и каждый миг нашей любви".