Пораженный моими словами Костя некоторое время переваривал информацию.
— Да, нелегко тебе. А я провел лето на работе. На моей шее больная мама, трое братьев и две сестры. Отца нет. Матери едва хватает на еду. Вот и таскал цемент на стройке… Хочу сказать, на самом деле, многим нелегко. Причина, по которой тебя выгоняют из дома, не в ненависти, с ненавистью справиться можно, а с чем-то, с чем отец и мачеха справиться не могут.
Вхожу в подъезд, снимаю шапку и направляюсь к лифту. Долго стою перед кнопкой вызова, решаю: жать или не жать? Не жму. Ноги ведут по лестнице на девятый этаж.
В детстве я беспардонно врал одноклассникам, что хорошо живу. Что родители неплохо зарабатывают. Мне не нравилось быть честным. Потому что честность — ключ к моему внутреннему миру, где не было места даже для девчонки, в которую угораздило влюбиться.
Прохожу второй этаж.
Зато обо мне все знал Игорь. У нас были одинаковые проблемы и мышление. В мои одиннадцать лет, в июле, когда прошел слух, что Ленка, моя мать, разбогатела и живет в Казани, я с братом отправился на ее поиски. Тем утром он попросил нас сходить в магазин за соком, дал денег, а мы вместо этого ушли в столицу Татарстана — Казань, до которой пятьдесят километров. Мы прошли лишь порядка двадцати километров, когда дедушка нас хватился и стал разыскивать.
Третий этаж.
Нас случайно поймал по дороге знакомый, шедший из одной деревни в другую. Видимо, тоже любитель длинных пеших прогулок. Но тем было лучше. Потому что слухи не оправдались. Мама не разбогатела, и находилась в Лаишеве со сломанной загипсованной ногой. В феврале эту шлюху сбросили с четвертого этажа техникумского общежития, где ей довелось поучаствовать в групповухе.
Четвертый этаж. Ускоряю шаг.
В семнадцать лет я перестал часто видеться с Игорем. Он казался мне каким-то недалеким, беззаботным мальчишкой. А брат считал, что я не разбираюсь в жизни.
Пятый этаж.
Однажды он пришел ко мне с дивиди-плеером, сказал, что украл его у одного мужика, а тот оказался ментом. Попросил, чтобы я его спрятал.
Шестой этаж.
Тогда-то наши пути и разошлись. Я не стал выдавать его, но попросил уйти и никогда никому не предлагать преступать закон. Я — тот, кто поступил не по-братски.
Седьмой этаж.
Игорь на самом деле очень умный парень, просто до фанатизма увлеченный наркоторговлей и домушничеством. Из нескольких десятков, а может и сотни родственников я знаю еще троих умных людей.
Восьмой этаж.
В первую очередь, мой отец. Но он спился, и от его рассудка уже ничего не осталось. Во вторую, дядя Саша. Но он женился на рыжей сучке, она оказалась умнее его, в итоге он погубил свою жизнь, став собачкой на ее поводке.
Девятый этаж. Я дохожу до двери, жму звонок.
И третий человек — моя крестная Оксана. Она — единственная из родственников, реально любившая меня. Ценные советы крестной не раз помогали в бытовых вопросах, за что ее и ценю до сих пор.
Жаль, она не приняла мою бисексуальность. Из-за этого мы больше не общаемся.
Жму звонок еще раз. Наконец Аней открывается дверь. Она выглядит уставшей, словно всю ночь не спала. Прохожу в коридор, раздеваюсь, с Аней иду в зал. В зале вся Bish-B в полном составе.
— Пятеро дома, и никто не мог быстро дверь открыть?
Плюхаюсь на пыльное кресло непонятного цвета, то ли фисташкового, то ли салатового. Неважно, главное, по ощущениям, довольно мягкое. Смотрю на лица товарищей.
— Что такие кислые?
Андрей садится на диван напротив меня, спрашивает:
— Ты почему не сказал нам о раке?
— Я сам узнал о нем только неделю назад.
Кристи, валявшаяся на диване и грызшая яблоко, встревает:
— В любом случае, твое заявление на концерте было ахренеть как уместно.
Настя сердится:
— Женя, у Макса рак, не могла бы вести себя вежливее?
— Ой, простите, платочек для слез забыла.
Кристи поднимается с дивана и уходит на кухню. Влад почему-то стоит у окна и избегает смотреть в мою сторону. Эндрю продолжает:
— Мы все за тебя переживаем. Макс, ты наш друг. Ты обязан делиться такими вещами с нами.
Говорю, но не узнаю своего голоса:
— Поздно давать наставления, что я обязан, а что нет. Не в моих силах выбирать, когда умереть. Ты думаешь, молчать об этом — просто?
— Да, ты прав. Прости… Мы — группа, помнишь? И теперь твоя болезнь — наша проблема. Завтра концерт в Казани. Что будем делать?
Выпаливаю:
— Выступать!
— Но ты болен, мы не можем этого позволить!
— Болен, но не при смерти. Поверь, справлюсь.
Андрей качает головой.
— Нет. Я тебе не позволю. Не смей тратить оставшееся время на работу. Сейчас тебе остается только отдыхать. Веселись, Макс, съезди куда-нибудь, слетай. Хочешь, вместе посетим Египет? Что угодно! Но я не хочу, чтобы мой лучший друг горбатился на сцене до конца жизни.
Встаю.
Он считает выступления работой.
— Спасибо, конечно, но Макс Остин намерен выступить завтра в Казани. А сейчас, извини, я желаю полакомиться стряпней Влада. Раз аппетит есть, значит здоров.
И иду на кухню.
— Подожди.
Андрей поднимается и заключает меня в объятия.
— Мне надо бежать. Но вечером я заеду, еще поговорим.
Он уходит в коридор, а я оказываюсь на кухне. Кристи пьет чай с конфетками, напевает какую-то эпичную мелодию. А я чувствую, что подвел группу. Совсем не хочется, чтобы из-за меня Bish-B прекратила только начавшийся тур.
Слышу торопливые шаги, Настя подбегает и вцепляется в мое тощее тельце. Держит мертвой хваткой в объятиях. Плачет. Глажу ее распущенные черные волосы, она шепчет:
— Не верится. Всегда считала, ты доживешь до глубокой старости. Вместе со мной. У тебя же отменное здоровье, ты почти никогда не болел, и тут рак! Не верю. Может, все обойдется?
Действительно, со здоровьем у меня было все прекрасно. Я стойко сносил болезни, даже если болел гриппом. В детстве, например, чтобы выздороветь, было достаточно выпить рюмку водки и съесть луковицу, облитую медом. Или, к примеру, после операций раны заживали гораздо быстрее, чем у других таких же пациентов.
Говорю:
— Это карма. Вселенной мне были даны безграничные жизненные силы, но я воспользовался ими неправильно, и теперь ею они отбираются.
Настя всхлипывает, и мне становится грустно. Через год нас ждет неизвестность, но одно известно точно — Макс Остин покинет мир.
У Кейт звонит телефон. Она еще сильнее вцепляется в меня, я говорю:
— Насть, все хорошо. Я живой, я здесь. Не думай о будущем. Ответь на звонок.
Она достает телефон, грусть на заплаканном лице сменяется беспокойством.
— Это бабушка. Нужно бежать.
Она бежит в коридор, а я сажусь за стол и подтаскиваю тарелку с чьим-то недоеденным чизкейком.
Тоска на душе. И аппетит пропал.
Кристи смотрит на меня, не моргает. Я пытаюсь понять выражение ее лица, но не удается. Говорю:
— Прости, что подвел группу.
— Не парься. Хорошо, что сказал вообще. Иначе своими трясущимися культяпками запорол бы все следующие концерты. Для меня заменить на барабанах — ноу проблем, да и пацаны нас на вокале подменят. Короче, повезло тебе — продлил, считай, отпуск. Правда, теперь журнализды Андрюхе мозги затрахают звонками на твой счет.
Андрей — лидер. Это он, наш турменеджер, ведет переговоры с организаторами концертов. И он, наш пиарщик, решает, каким средствам массовой информации давать интервью. Он целиком посвящает себя группе, в то время как остальные, в том числе я, занимаются и другой деятельностью.
Эндрю живет с Кристи, поэтому во времена простоя Bish-B зарабатывает она. Кристи, та же Евгения, выучилась на египтолога и зарабатывает по профессии. Аня оказывается каждый раз на новой работе, в последнем случае была бухгалтером. Я и Влад — зарабатываем журналистикой. Настя — кассир продуктового отдела в торговом центре.
Лицо Кристи искривляется в улыбке:
— Я заметила, ты довольно легко принял рак. Значит ли это, что лечения нет?
Удивительно, жую чизкейк уже минуту, а заметил, что он невкусный, только сейчас.
— Лечение есть. Облучение, химиотерапия, облегчающие течение болезни процедуры. Но на третьей и четвертой стадиях вероятность успешного лечения невероятно низка.
— Понимаю. Ты правильно сделал, что отказался от него.
У меня просто не было выбора. Разумеется, я не желаю прожить последние месяцы, а затем, после бесполезных процедур, скончаться на больничной койке. Это не по мне. Пока есть время, я использую его для себя. Хотя бы постараюсь.
Женя допивает чай, поднимается.
— Я пошла. Закроешь за мной дверь.
Провожаю ее. Закрываю дверь, возвращаюсь в зал.
Аня по-прежнему в зале, сидит в кресле, опустив голову. Кажется, спит. Влада нет.
Иду в спальню. Он там. Уткнулся лицом в подушку. Сажусь на другой край кровати, спрашиваю:
— Надеюсь, ты не плачешь?
Он поднимает голову, отворачивается.
— Я не баба, чтобы рыдать.
— Вот и отлично.
— Я в порядке.
— А я и не спрашивал.
Макс Остин падает на свою подушку. У Остина и Лиса одна кровать на двоих. Благо, она очень широкая, пнуть случайно во сне не получится. Точнее, это не кровать, а доски с несколькими матрасами шириной во всю комнату.
Клонит в сон. Не вставая, снимаю с себя одежду, в одних трусах прячусь под собственное одеяло.
— Теперь, если позволишь, я посплю. Всю ночь не спал.
Хорошо, что за окном, которое ближе всего ко мне, нет солнца.
— И что же ты делал? С «подругой общался»?
Ох, нотки его голоса. К чему он ревнует? Зачем?
— Веришь, или нет, но да. Мы всю ночь просидели на кухне, вспоминая прошлое и анализируя настоящее.
— Ага, конечно. Вместо того, чтобы обсудить болезнь сначала со мной, ты решил сделать это с какой-то там бывшей.
— Бывшей лучшей подругой. И не ворчи.
Что они все на меня взъелись? Кажется, больной тут я, и меня следует утешать, любить, лелеять. И что на самом деле получаю? Сарказм Кристи, нравоучения и обиды Эндрю и Влада. Словно своим раком нанес им огромный ущерб. Одна Настя повела себя действительно так, как должна.
Пытаюсь уснуть, но из-за Влада не получается.
— И вообще, даже если занялся бы сексом с ней, что с того? Ты со мной вроде как не встречаешься.
Влад все так же, отвернувшись, обиженно говорит:
— Зато я, похоже, единственный, кто заметил, что ты постригся.
— Две тысячи рублей?! Вот столько я, по-твоему, стою?!
Кристи трясла телефоном. Она, как и все мы, получила извещение о гонораре. Вся группа в полном составе находилась в кабинете Эндрю.
Развалившись в кресле за письменным столом наш лидер, пиар-менеджер и просто друг стыдливо пожал плечами и опустил голову. Он говорил:
— Мы испытываем кое-какие трудности. Турне — дело затратное. Далеко не все рокеры, тем более российские, зарабатывают нормальные деньги. Уж смиритесь.
Кристи длинными красными ногтями вцепилась в край стола.
— Ты — наш директор. И от тебя зависит, как и сколько мы зарабатываем.
Кейт, обнимавшая мою руку, тихо задалась вопросом:
— Может, стать настоящими рок-музыкантами — нам не судьба?
Но ее услышали все. Стыд Эндрю сменился на гнев.
— И что хочешь предложить? Продаться? Стать новыми «Марсами»?
Мысль подхватила Кристи:
— Ведь и правда… Петь, играть умеем. Нас с потрохами раздерут, если заявим о желании податься в попсу…
Иногда некоторые из нас забывают, зачем они здесь. И кто они.
Рокеры. Ха.
Эндрю хлестнул собравшихся суровым взглядом.
— Честная музыка окупается не деньгами. И если кто из вас играет ради бабла, прошу выметаться из «Биш-Би». Порой приходится влезать в долги, чтобы иметь возможность выступать хоть на какой-то площадке, а чтобы выпустить альбом, надо бесплатно выкладываться по полной каждый вечер в течение нескольких месяцев. Хотите денег? А вот это видели?
Вольф сжал кулак и поднял средний палец вверх.
Утро седьмого ноября. Открываю глаза и замечаю, что одеяло упало на пол, что сплю на боку, а кто-то сзади меня обнимает. Оглядываюсь. Ну конечно, Влад. Что он себе позволяет?
Резко вскакиваю, чем бужу Лиса. Хватаю смартфон с подоконника, смотрю на экран. 7:54. Не проспал.
Вздох облегчения.
— Доброго утра, Владеныш. Приятных тебе выходных, а я побежал.
Натягиваю носки, джинсы.
— Куда?
Пролезаю под свитер.
— Не важно. И запомни: с этого дня никаких обнимашек во сне! Ты расстроил меня. Вы все расстроили.
Влад с печальной физиономией принимает полулежащую позу. Кажется, кто-то грустит. Я нахожу расческу где-то под кроватью, улыбаюсь ему. Я не обижен. Знаю, как это глупо.
— Эй, ты чего?
Молчит. Ну и ладно. Говорю:
— Меня, возможно, не будет весь день.
И ухожу.
Солнечный ноябрьский денек заставляет радоваться мелочам. Вроде осень, природа постепенно умирает, превращается в безжизненный холод. И я вместе с ней занимаюсь тем же процессом.
Умираю.
Но радуюсь.
Жизнь прекрасна.
Словно у меня нет рака.
Или словно он есть, но тем мне и легче, что он именно у меня, а не у кого-то другого. Какое счастье осознавать, что мои близкие относительно здоровы!
И даже нет расстроенного настроения из-за вчерашней перепалки с Андреем. Он отменил тур. Не знаю, как у него это получилось, но он это сделал. И остальные поддержали Андрея, когда он заявил, что для меня последним выступлением был концерт пятого ноября.
А ведь участники Bish-B могли продолжить концерты и без Макса Остина.
На самом деле, не все так критично. Теперь я смогу поехать на осеннюю сессию в университет, отдохнуть с лучшими друзьями из других городов.
Хлопанье двери. Выхожу из аптеки с лекарствами для больной бабушки Насти.
Перебегаю дорогу в неположенном месте, красный внедорожник, чуть меня не сбивший, подает сигнал. Би-бип. Можно ли сказать, что я только что убежал от смерти?
Заворачиваю за угол кирпичной трехэтажки, постучав три раза в окно квартиры Анастасии Клоссовой, слышу звук отпирающейся подъездной двери.
Когда оказываюсь в квартире, Настя, она же Кейт, бросается ко мне, обнимает.
— Как хорошо, что ты здесь. Бабушке совсем плохо.
Бабушка страдает алкоголизмом и его последствиями. И Насте приходится нелегко, ведь всю жизнь она ухаживает за ней.
Раздеваюсь, прохожу в маленький противно пахнущий зал. Помимо спящей на диване исхудавшей бабки вижу Татьяну Воронину — мою подругу-экстрасенса. Это я пригласил ее сегодня сюда.
Настя последние пару месяцев жалуется на странные вещи, происходящие в доме. Мол, она часто видит чей-то силуэт, бегающий по дому. Иногда сам включается и выключается свет, передвигаются предметы. Поначалу я не верил, но две недели назад сам убедился в том, что дома действительно обитает какая-то сущность: когда Настя была в зале, я увидел темный женский силуэт на кухне, очень похожий на ее.
Здороваюсь с Таней. На вид она сорокалетняя невысокая польская женщина со светло-русыми кудрявыми волосами и с мягкими чертами лица. Сажусь за компьютерный стол, кладу на него лекарства.
Таня сообщает:
— Атмосфера в доме очень нехорошая.
Она ходит по комнате, вглядываясь во что-то невидимое по углам.
— Я чувствую могильный холод. Словно в доме покойник.
Шутка в мою сторону, ага. Хотя, зная Таню, уверен, она говорит серьезно.
— Скорее всего в доме чей-то астральный двойник.
После ее слов я сразу мрачнею. Потому что знаю, если Таня права, дела совсем плохи. Астральные двойники появляются в материальном мире только незадолго до смерти физического тела. А силуэт, который видел я, похож на Настю.