Настя подходит ко мне сзади, обнимает плечи, спрашивает у Тани:
— Это плохо?
— Скажем так: нехорошо. Двойники появляются, когда нить, связывающая физическое и астральное тела, начинает становиться все тоньше и длиннее. В таких случаях астральное тело начинает теряться и пытается найти путь к физическому телу, так как оно отдалилось от него. Если двойник оказывается в нашем мире, стоит знать: связывающая нить стала совсем тонкой, почти незримой, и скоро порвется.
Таня замечает то же, что и я — страх на лице Насти, когда та поглядывает на спящую старушку-алкоголичку.
— Но могу быть не права. Как вариант — в доме призрак. Здесь умирал кто-нибудь?
Настя отводит взгляд влево, сводит брови.
— Не помню.
— Тогда вот тебе домашнее задание: постарайся разузнать об умерших в квартире и, если они есть, понять, из-за чего появился призрак. Может, у него неоконченное дело? На этом все, я пошла.
Таня хватает сумку и направляется к выходу. Зовет меня:
— Максим, я хотела бы поговорить с тобой без лишних ушей.
Мне приходится вновь надевать куртку и ботинки. Вместе с Таней выхожу на улицу.
— Максим, я услышала от Насти о раке. Соболезную.
Мы идем медленным шагом. Куда — не знаю. Хотя хочется идти быстрее из-за окружившего нас карканья ворон.
— Я должна сказать две вещи, но сегодня скажу только одну. У тебя есть жизнь, и она дана не просто так. Ты обязан прожить достойно. Так достойно, чтобы о тебе еще долго помнили.
— Но что я могу сделать за пять месяцев?
— На самом деле можешь многое. Тебе нужно присесть и подумать. Сделай в жизни что-то достойное.
Я находился в кабинете невероятных размеров и следил за шевелящимися губами своего литературного агента Зухры.
— Потрясающе! Максим, своей сказкой ты стольких вдохновил людей, что я тебе готова в ноги кланяться! Спасибо тебе огромное! Ты молодчинка, с твоей легкой руки у нас все пошло как по маслу.
Она всегда так быстро говорит. Время — бесценно. Кому, как не ей ли знать это.
В пятнадцать лет я издал фэнтезийную повесть для детей и подростков и возымел огромный успех среди молодежи. Мне стали подражать. Мне начали писать в социальных сетях. «Максим, ты вдохновил меня на творчество! Огромно благодарю и прошу прочесть мою книгу». И мне слали и слали разные произведения. Я их все читал, отбирал понравившиеся и отправлял агенту, Зухре.
— За этот год мы издали тринадцать книг!
Зухра подняла палец и покачала им. Мол, целых тринадцать! Затем поправила пальцем очки. А я воспользовался паузой:
— Я пришел к вам, чтобы сообщить кое-что.
— Что? Рукописи? Давай их сюда!
Она протянула руку. Но я ничего не дал и встретил взгляд полнейшего изумления.
Максим Волков произнес:
— Больше не могу уделять время литературному творчеству. Мне шестнадцать, самое время решить, на кого пойти учиться после школы. Я решил стать пластическим хирургом.
Ее губы разжались, показывая мне ротовую полость, но ничего не изрекли. Я произнес:
— Удачи вам.
Дорожа каждой секундой Максим Волков покинул кабинет. Кому, как не ему знать цену времени.
Достойное. Достойное. Слово так и вертится в голове
Я хотел быть хирургом. Резать людей — в этом есть какое-то наслаждение. Но потом желание сменилось на кое-что похожее. Возжелал стать психологом. Копошиться в чужой голове — тоже прелестно. Ну, мне так казалось поначалу. И, может быть, если сдал бы ЕГЭ по биологии хотя бы на тройку, то пошел бы учиться на него.
Я искал достойную для себя и общества профессию. И остановился на журналистике.
Направляюсь в кафе, что на Верхне-Волжской набережной. Восемь вечера, на улицах Нижнего Новгорода царит мрак. Я люблю слушать редко нарушаемую тишину ночных городов. В этом есть своя романтика.
Поступив в институт, я поспешил разочароваться. Во-первых, образование. В то время как одногруппники с радостными криками неслись к преподавателю с зачетками, только что пообещавшему всем автоматом пятерки, я с прискорбным выражением лица и в умирающей позе полз последним. Я хотел сдать экзамен. Я готовился к нему.
В кафе меня ждет Аня. Она о чем-то хочет поговорить наедине.
Хотя еще обиднее обстояло дело с одной дисциплиной. Преподаватель отказался учить нас, сказав, что сия дисциплина бессмысленна, мол, сами на практике все поймете.
Давайте зачетки.
Сделаем вид, что я вам преподавал, а вы молодцы.
Всем пять.
То была важная дисциплина. Правовые основы журналистики.
Во-вторых, специфика профессии. Оказывается, журналисты не так уж много зарабатывают. А те, кому деньги текут рекой, долго не живут. Хотя еще меньше живут те, кто пишет и говорит правду.
Журналистика — не профессия, а образ жизни. Быть журналистом опасно. Я про настоящих журналистов, а не про тех лижущих зад верхушке власти.
Еще я мечтал стать писателем, даже определился с университетом. Но переезжать в Москву ради учебы в литинституте посчитал глупой затеей.
Уютное кафе открывает передо мной двери. Атмосфера царит романтическая, звучит Аврил Лавин. Нахожу Аню за восьмым столиком у широкого окна.
Когда, сняв куртку, сажусь напротив нее, она делает мне замечание:
— Ты мог бы мне сообщить, что весь день проведешь у Насти. Я пошла бы с тобой.
Хватаю меню, сразу перехожу в раздел безалкогольных напитков.
— Роллы уже заказала. Хочу с тобой поговорить о Владе.
Я мычу. Мол, ясно.
Заиграла песня «Move Along» группы The All-American Rejects. Если бы не тема разговора, я ловил бы кайф от царящей в кафе атмосферы.
— Он сегодня весь день не желает вылезать из комнаты. Играет что-то грустное на гитарке и поет. От его песни аж кошки на душе скребут.
— Ну, здорово. Парень поймал момент и решил развлечь себя.
С энтузиазмом жму кнопку вызова официанта.
— Я просила открыть дверь, поговорить со мной, но Влад сказал, что занят. Он даже ничего не готовил. Пришлось варить борщ самой. Ты чем-то его обидел? Он же ранимый!
Вот. Теперь вижу, что Аня рассержена. Не столько на меня, сколько на саму ситуацию. Она не любит, когда ей что-то непонятно, когда попытки изменить ситуацию оказываются неудачны.
Она продолжает:
— Макс, я знаю, что ты не сильно расстроен раком. Ты всегда умел адаптироваться, принимал любые резкие изменения в жизни мгновенно. И рада, что у меня есть такой позитивный друг, как ты.
Заказываю марокканский чай у подошедшего официанта.
Подруга берет мои ладони в свои и приподнимает их.
Аня Матвеева, она же Анна Эванс, — подруга с детства. Ей известно многое, даже, пожалуй, больше, чем другим моим лучшим и преданным друзьям.
— Но у Влада после Юры остался только ты. У него больше нет лучших друзей. Как ты думаешь, что он чувствует? Поговори с ним, скажи, как он для тебя многое значит. В первую очередь он хочет услышать именно это. А ты, как был упрямым болваном, таким остался, не можешь уделить хоть немножечко времени только ему!
Подруга разжимает ладони. Принесли роллы и чай. Один горячий ролл с помощью палочек отправляется в путь к желудку Ани. Жуя, Аня озаряется идеей:
— А еще можешь дать ему послушать «Время» Tracktor Bowling.
— Держи, чтоб никто не видел!
Продавщица заговорщицки сунула в карман моей олимпийки пачку сигарет. Без тени улыбки, без намека на позитив я выдавил:
— Спасибо.
И вышел из магазина.
Перебежал дорогу в неположенном месте, прислонился к мокрой от дождя желтой стене больницы.
Нижний Новгород, улица Минина, почти восемнадцатилетний парень со шрамами на лице и руках закурил сигарету.
Моя последняя госпитализация. Больше не хочу. Зачем скрывать шрамы, если без них забываешь о сделанных ошибках?
Не доверяй, Макс, никому. Не доверяй. Сколько раз буду твердить это? Сколько не прислушаюсь?
Нижний Новгород теперь мне не дом. И Юра мне не друг. И Катя 3.5. И Андрей. И все-все-все. И уж тем более Влад.
Фигура Лиса приближалась ко мне ближе и ближе. Оказавшись рядом, вспотевший в спортивной одежде парень хлопнул меня по плечу.
— Юра… Где?
Я выдыхал дым. Не отвечал.
— Депрессуешь?
С врагами не разговариваю.
— Октябрь только через неделю, дожди и хмурая погода еще впереди… Ты типа опережаешь время?
А может, зря я так? И не враг он мне. Может и друг. Все мне друзья. Все-все-все. А это…
Это пройдет.
Выдох.
— Я двух друзей потерял.
Влад пару мгновений молчал с чуть приоткрытым ртом и широко раскрытыми глазами. Затем прижался ко мне в попытке обнять.
— Соболезную.
— Да отпусти ты.
Я оттолкнул его, затянулся еще и закашлял.
— Не умерли они. А предали.
Наверное, была пауза, прежде чем он спросил, но паузы я не заметил.
— Давно?
Я добросил окурок в урну, еще сильнее прижался к стене.
— Неделя.
Владислав с огромной долей облегчения выдохнул.
— Чувак, это не срок. Все пройдет, отступит боль…
— Только не втирай мне, что время лечит такие раны.
— Даже не думал! Время не лечит, но со временем болезненные переживания сглаживаются. Ты главное от реальности не уходи никуда, чувак.
Я поднял голову. Если уходить от реальности, то только в небеса. В небеса.
Аня сидит со мной на диване, наши взгляды направлены на парня в кресле, ласкающего акустическую гитару. Он сказал, что написал новую песню. Нам не составило труда заставить Влада исполнить ее. Он немного смущается, но начинает:
— И вот ты смотришь на меня,
Улыбаясь с фотографии.
Твоя улыбка как луна —
Спутник вплоть до эпитафии.
Я поймал себя на мысли, что сейчас улыбаюсь.
Слушаю Влада.
А думаю о словах Татьяны Ворониной. Я должен сделать что-то хорошее в жизни.
— Что со мной? Я не знаю.
Просто потерялся в словах.
Я почти не моргаю
И все вижу улыбку на твоих губах.
Хм. Песня очень даже ничего.
И Аня улыбается. Ну вот, посмотрев на нее, мне хочется смеяться. Ее смешное лицо, смешно поднятые уголки губ, глаз.
Влад глядит на меня.
— Бесконечно улыбайся,
Бесконечно улыбайся,
Бесконечно улыбайся
Как ты улыбался всегда.
Его смущение куда-то пропало. Наверное, затерялось эхом в корпусе гитары.
А ведь я уже что-то сделал хорошее. Я записал четыре альбома и отыграл множество концертов по всей стране. Стоит ли переживать о смысле жизни теперь, когда знаю, что прожил не бессмысленно?
Эта песня обо мне. Не иначе.
— Ты вновь цепляешь взгляд
Всех тех, кто был с тобой.
С фото глаза так горят,
Словно отблеск солнца луной.
Только вот я не любитель фотографироваться. И уж точно не мастер улыбаться на фото.
Так может прислушаться к совету Эндрю? Позволить себе оторваться? Слетать в жаркие страны, начать жить так, словно последний день живешь?
— Что делаю? Я не знаю.
Тебя просто не желаю терять.
Я почти умоляю
И все кричу, что буду ждать.
Пальцы Влада бегают по струнам, а мои — чешут рубцы на ноге сквозь джинсы.
За шесть лет после пожара я вернул себе прежний вид и функциональность. Кроме рубцов, который год я собираюсь удалить их, но они мне никогда и не мешали.
Нет, я не могу взять и бездумно тратить время. Мною уже потрачено сполна.
— Бесконечно улыбайся,
Бесконечно улыбайся,
Бесконечно улыбайся,
Как ты… улыбался всегда.
Его сильные руки бережно ставят гитару на пол, ладони прячутся в карманах брюк.
— Вот. Как вам?
Аня переглядывается со мной. Говорит:
— Очень здорово. Только в конце немного не понятно, чего лирический герой собирается ждать… Но мы можем предоставить досмысливать песню слушателям.
Я киваю.
Песня мне понравилась. Даже очень. И, кажется, теперь знаю, чем займу себя и группу в следующие месяцы.
Поднимаю задницу с дивана, говорю:
— Ребята, раз у нас перерыв в концертах, может запишем новый альбом?
Я хочу чувствовать, что еще живу.
Что живу, а не доживаю.
Глава 5. Изгои
Восьмой полдень ноября в моем календаре числится как День Спускового Крючка. Это значит, что сегодня мне позволено выпустить пар, то, что копилось во мне долгое время.
Мы далеко от центра города, где-то в Автозаводском районе. Я и Влад. Среди нескольких многоэтажек вдвоем ищем давно позабытый нами бойцовский клуб. Погода покрывает Нижний Новгород бесконечными хлопьями снега. Людей почти нет. Где-то тявкают собаки. Кажется, потерялись. Не собаки, а мы.
Идею о записи нового альбома все, кроме Влада, восприняли отрицательно.
Влад предлагает:
— Может, на лай пойдем?
Ну а что еще остается? Идем.
Они не понимают, насколько важна для меня музыка. Я жажду записать последний альбом, вложить в него душу.
В третий раз лезу в карман куртки, проверяю, на месте ли обезболивающие.
Влад спрашивает:
— Уверен, что хочешь этого?
— Ты уже дважды спросил. Да.
Лай псов становится громче и заливистей. Проходим вдоль многоэтажки и позади нее видим то, что искали. Небольшой одноэтажный дом из красного кирпича. Без вывесок, без всего, что говорило бы о назначении заведения.
Влад выдыхает:
— Давно мы тут не были.
Он, как и я, ностальгирует.
Говорю:
— Семнадцатого февраля прошлого года.
Тот вечер еще жив в нашей памяти.
— Который на татарина похож? Да, был тут такой сегодня. Он с другим парнем о встрече договаривался. Они оба ушли, и больше их не видел.
Хозяин бойцовского клуба развел руками.
— Я не могу заставлять бойцов драться именно здесь. Они имеют полное право спарринговаться где угодно. Так что прошу прощения, это все, что знаю.
Макс Остин быстро пошел к выходу, Влад Лис поспешил за ним.
Мы потеряли Юру, поэтому я здесь, в Нижнем, а не в Казани. Девятого февраля произошла автоавария, погибли бывшая девушка Юрия, Вероника, и ее подруга. Бывшая еще не значит нелюбимая. Из-за нее он и сорвался с гастролей.
После похорон он выходил на связь, но потом…
Решение отпустить Юру одного стало большой ошибкой.
Последние два дня его телефон был отключен. Участники Bish-B забеспокоились только вчера. И меня отправили на поиски. Пока я ехал в поезде, Влад оббежал все места, в которых мог быть наш друг. Побывал у Михаила Леонидовича, неофициального приемного отца. В универе. Обзвонил всех мыслимых и немыслимых друзей и знакомых. Даже заглянул на квартиру его родного отца. Никто Ханса не видел, а еще, как выразился его биологический папаня, «не слышал, не нюхал».
И только внезапно попавшая книжонка помогла нам напасть на след. Мы тогда вдвоем стояли перед книжным шкафом. Влад заметил, что Юра увлекся Чаком Палаником — около десятка книг на полке шептали об этом. Мой взгляд остановился на «Бойцовском клубе» и меня озарило. Ну конечно. Юра — любитель всего экстремального. Я вспомнил, как он в тяжелые периоды шел в какой-то клуб, где находил себе противника и выпускал на нем всю скопившуюся злость.
Так мы оказались в семь вечера возле подозрительной конторки, где и напрягали мозги, вспоминая все места, в которых Юра раньше дрался.