Он продолжает:
— Хочу, чтобы ты проводил время с друзьями, а не за учебниками и бессмысленными лекциями. Очень неприятно, когда единственный лучший друг в последние дни жизни обменивает тебя на что-то другое.
— Очень обидно, что лучший друг — эгоист. Я получаю удовольствие от учебы, уймись ты наконец.
А еще благодаря учебе чувствую, что живу.
Мы молчим. Перепрыгиваю через русскую голубую кошку. Разрываю тишину вопросом:
— Если я, предположим, с кем-то решил зачать ребенка… Ты стал бы его воспитывать после моей смерти?
Лис встревоженно косится на меня, кажется, испуганно, но нет, вот он уже улыбается.
— Конечно да.
Седьмого ноября, после того как проводил Татьяну Воронину к автобусной остановке и вернулся к Насте в квартиру, за чашкой яблочного сока я задал бывшей девушке интригующий вопрос:
— Если предложу тебе зачать ребенка, как ты ответишь?
Она долго смотрела на меня, пытаясь уловить, пошутил ли я или серьезно.
— Что? О боже, ты серьезно? Ты не хочешь прервать свой род, так? Хочешь, чтобы я рожала? Макс, мы расстались! И что касается наших отношений — нет, нет и нет! Ни за что не поставлю на себе крест. У меня больная бабушка, а ты хочешь еще ребенка на шею повесить? Ты…
— Хватит! Настя, я всего лишь спросил. К чему мне продолжение рода?
Я усмехнулся. Добавил:
— Вот уж бред!
Хочется дождя. Дождь для меня — явление, смывающее не только грязь улиц, но и лицемерие людей. У него очень важная цель — очистить общество от дурных пороков. Наверное, поэтому дождь так многие не любят.
Я сижу на первой паре по истории зарубежной журналистики, едва разборчивым почерком впечатываю в тетрадь стихи, создающиеся в голове:
«Нет ничего волшебней меня.
Я — Воплощение, Стихия, Вода.
Но меня так многие не ценят
Вода, говорят, не имеет целей»
В моей группе только двенадцать человек. С каждым годом становится все меньше и меньше. Естественный отбор.
Со мной за одной партой сидит Илья, очень религиозный парень из ряда православных. Удивительно, что я с такими дружу. Удивительнее, что православный человек дружит со мной. Максим Волков очень грешен.
На задней парте сидят мои подруженьки. Лейсана, она же Лей Ащанская, — синеволосая чудо-девушка, сходящая с ума по фольклорной музыке и умильным животным. Лей верит в сверхъестественные вещи, вплоть до домовых. Аксинья, она же Акси Эванс, брюнетка с немного подвыпившим выражением лица. А ведь два года назад она давала клятву, что никогда не будет пить. Теперь гоняет водяру не просыхая. С кем поведешься, от того наберешься. Она повелась с моим братом. Сочувствую ей. И Катя, она же Кэти Фокс, рыжая молодая мамаша со стальными яйцами. Истинная журналистка, не будь матерью годовалого мальчика, стала бы стрингером.
Преподаватель Антон Васильевич, тощий невысокий мужичок с очками на носу и козлиной бородкой, о чем-то возбужденно говорит. Он углубился в свои мысли и не замечает, что его никто не слушает. Кому интересна эта история? Никому. Хотя стоит отдать ему должное, иногда невольно начинаешь вслушиваться в смешную болтовню. Он владеет красноречием, слушать такого — одно удовольствие.
Но, извините, Антон Васильевич, я занят — пишу стих. Хочу дождь. Пусть он будет хотя бы у меня на тетрадном листе.
«Ценят тех, чьи достижения видно,
От целей чьих совсем не стыдно.
Видно мне, в кого я целюсь.
Стыдно, что я для них лишь серость»
Долгожданный звонок на перемену. Аудитория постепенно пустеет, все куда-то уходят. Я остаюсь с Ильей наедине. Он достает расческу и прибирает длинные рыжие волосы. Спрашивает:
— Ты ведь хочешь исцелиться от рака?
Смешно. Нет, ну правда.
— Зачем думать о том, чего не произойдет?
Илья хитро улыбается.
— Было много случаев, когда люди молились Богу, а он их исцелял.
Я никогда не считал веру в Бога, Иисуса. Аллаха, Мухаммеда или кого-то там еще чем-то плохим. Вера не может быть плохой. Я верю в существование Гендальфа, Гимли и Леголаса… И они существуют, но только в трилогии «Властелин колец». К сожалению, в двадцать первом веке от веры мало что осталось. Вера и религия — вещи разные.
Религия — это бизнес. Шуршание долларами.
Религия — инструмент государства для управления сознанием людей.
Говорю:
— Ты же знаешь, я не верю в бога. Даже надежным СМИ доверяю не полностью, а уж Библии тем более. Так что иди и предлагай Иисуса кому-нибудь другому.
Он прячет расческу в стильную мужскую сумку.
Я отрицаю существование бога, хотя в детстве верил в него. Мое мировоззрение приближенно к мировоззрению буддистов. Карма, реинкарнация — вот во что верю. Считаю, человек живет, чтобы совершенствоваться, чтобы стать идеальным. Но я ставлю под сомнение существование нирваны. Потому что сам выбираю, чему верить.
— Вот если бы ты веровал в Бога, может, и рака избежал.
— Ты веришь в бога?
Игорь потушил сигарету о дерево, ответил:
— Да. Он не раз спасал мою жизнь.
Мне семнадцать, брату пятнадцать. Октябрь. Мы, одетые не по погоде, нарушали ночную тишину хвойного леса. Холодно.
Игорь произнес:
— Прости, что заставил опять заступаться за меня.
Я опять потратил много нервов, чтобы успокоить психованную бабушку. Говорил ей, что Игорь скоро придет и заплатит за квартиру. Сказал ей, что даже сам пойду его встречать.
Сегодня он после школы сразу умчался в соседнюю деревню к одному богатому старику-гею. Мало кто знает, но мой двоюродный братишка подрабатывает своим пенисом. Трахает богатых мужиков за неплохие деньги. Девушек этот озабоченный недоумок и без денег готов поиметь.
Он больше полугода живет со мной и бабушкой. Ему больше негде жить, мать выгнала его из дома. Но он хочет окончить школу: восьмой класс, затем девятый. Поэтому делюсь с ним деньгами, одеждой, едой. Еще нам пришлось устроиться на работу, чтобы платить бабушке за проживание. Между прочим, немалые деньги.
Работаем мы охранниками в детском саду. Да, даже подростков берут на такую ответственную работу.
Игорь полез в задний карман брюк. Свел брови, наморщился. Я отвел взгляд. Понятно.
— Блин, Макс, кажется, деньги потерялись. Прости, я их в следующий раз верну.
Ну конечно. В который раз он меня обманывает.
— Ничего. Заплачу за тебя.
Не вернет он мне ничего. В девятый раз за год придется прощать долг.
Этому парню негде жить. Этот парень мой брат. Как могу поступить? Что могу сделать?
— Может, твой бог и есть, но я верю не в него, а в карму. Что посеешь, то и пожнешь. И сегодня этот долг тебе прощаю.
Я, Аксинья и Лейсана. Втроем сидим на скамье, пока еще не подсудимых, возле Катькиного подъезда. Акси допивает двухлитровую бутылку пива, смачно рыгает, Лей медитирует, я читаю новости в смартфоне. Слушаем «татушек».
Влад ходит напротив вокруг растущего дуба. Ему приятно познакомиться с моими подруженьками-одногруппницами. Кроме Лейсаны. Она, видно, ему сразу не понравилась. Потому что знает: Макс падок на синеволосых девушек. Словно лишь из-за одного цвета волос я могу влюбиться в нее.
Послеобеденное время одиннадцатого ноября поразительно солнечное и теплое.
Ждем Кэти Фокс, которая не смогла пойти сегодня на пары, и ее мужа.
Обращаюсь к Аксинье:
— Как дела у Игоря?
Аксинья когда-то мечтала стать знаменитой телеведущей. Но, увы, мечта не сбылась и сбудется вряд ли. Ее жизнь погубил мой брат.
Она смотрит в пространство, заявляет:
— Да черт его знает, с ним последнее время не очень хорошо лажу. Мы деремся.
Акси не говорит «он бьет меня», потому что такая девушка способна дать отпор любому драчуну.
— Я хочу с ним расстаться. Надоел он мне. Продохнуть не дает. Сам хрен знает где шляется, а мне даже пофлиртовать с парнями не разрешает. Я соскучилась по нормальным мужикам, а не таким, как он.
Акси брезгливо бросает бутылку в урну.
И вот выходит она. Кэти Фокс с коляской в руках, а сзади нее на поводке ползет Леша. Точнее, поводка-то нет, но такое ощущение, что есть.
Это не тот Леша, который растит детей Игоря. Этот Леша — совсем другой парень. Двухметровый тощий программист, долгое время сопротивлявшийся жене, которая хотела быть главой их маленькой семьи, но недавно сдавшийся.
Влад подбегает к ним, здоровается. Катя неуверенно пожимает ему руку.
— Я Влад, приятно познакомиться.
— Да, очень. А теперь отойди и не мешай мне проехать.
Она обращает внимание на меня. Я выключаю музыку, вылезаю из ленты новостей. Встаю. Моя левая рука обнимает лучшую подругу, правая — здоровается с Лешей.
Очередная прогулка друзей и приятелей по небольшому живописному городу Елабуга.
Очередной день бесконечно повторяющихся событий.
Мы идем по проспекту Нефтяников, не спешим. Друзья о чем-то болтают, а я углубляюсь в мысли.
Акси, Лей и Кэти так или иначе уже работают в СМИ. Я же лишь подрабатываю. За последние два года я написал две курсовые работы на тему рок-журналистики. Мною разрабатывалось новое печатное рок-издание. Думал, что обязательно настанет день, когда осмелюсь стать его учредителем и главным редактором.
Может, этот день настал? Не пора ли, пока есть время, проделать нелегкую работу?
Да, отличная идея!
Наверное, мое лицо сейчас сияет от радости, иначе почему Кэти так удивленно на меня посмотрела? С некоторой долей возбуждения говорю:
— Народ, с сегодняшнего дня я начинаю работу над созданием своего рок-издания. Влад, ты будешь соучредителем и главным редактором. Катя, на тебе дизайн и ты замещаешь главреда.
Катя с деланным скепсисом спрашивает:
— С чего ты решил, что хочу работать в твоем издании?
Она хочет, я знаю.
— Потому что ты ненавидишь свое начальство.
Кэти Фокс ненавидит главреда своей газеты, а главред ее недолюбливает в ответ. Она с удовольствием бы ушла с работы, да вот некуда.
Кэти фыркает.
— Ладно, уговорил.
Акси обиженно замечает:
— А меня ты пригласить на работу не хочешь, так что ли?
Акси работает на местном телевидении, ее не устраивает лишь то, что пробиться она никуда не может.
Отвечаю:
— Если расстанешься с Игорем, сделаю тебя татарстанским коррепондентом. Ну, и если бросишь пить.
На том и сговорились.
Мне показалось, или где-то и правда запели птицы?
Какой замечательный день, вроде бы ничем не отличающийся от других, но запоминающийся. Я запомню его на долгие, долгие годы.
Ах, ну да.
Двадцать пятого мая мы находились с классным руководителем Светланой Сергеевной в нашем кабинете на втором этаже. Считая меня, нас восемнадцать выпускников. Одиннадцатый класс.
Наконец вот-вот выскочу из дрянной гимназии. Как долго я ждал этого дня. За окном щебетали, чирикали и даже каркали птицы.
Светлана Сергеевна только заметила, что я все-таки пришел на последний звонок.
— О, Максим. Извини, но для тебя цветов не осталось.
Она говорила о тех букетах, которые мы должны дарить на линейке преподавательскому составу. Очень жаль, я горел желанием подарить цветы преподавателю татарского языка в благодарность за понимание. Я ненавидел татарский, поэтому не учил его. Даже не ходил на уроки. Потому что с этим предметом связано слишком много страшных воспоминаний.
Я промолчал. Ничего. Подумаешь, всего лишь цветы.
Светлана Сергеевна взяла в руки ленту выпускника, нацепила на меня, прикрепила булавкой. Мне в этом пиджаке и без того жарко, но с лентой кажется, что я в аду.
Хотя так оно и есть.
Я ненавидел свой одиннадцатый класс. Он ненавидел меня. Взаимность со всеми, кроме Юли — она единственная, кто хорошо ко мне относилась. Ее тоже почти никто не любил. Взаимность была и между Юлей и классом. Мне довелось учиться в стаде.
Меня боялись.
Особенно учителя. Когда я пропускал уроки, Светлана Сергеевна говорила классу: «Смотрите, не ляпните чего лишнего перед Максимом. Он журналист — наш школу в прах сотрет». Когда Юля рассказала об этих словах, я смеялся точно не меньше пятнадцати минут.
И я действительно показал себя не с самой приятной стороны.
Историчка не ставила мне оценки, хотя я активно отвечал на уроках. Мне это не понравилось, и, пользуясь связями, нажаловался на нее заместителю министра образования. В следующий же день посыпались пятерки.
Я привел брата в гимназию. Директрисса отказалась брать его, ссылаясь на то, что не хочет портить себе репутацию таким плохим учеником. Не поспоришь ведь, Игорь учился неважно. Но ее отказ был незаконным, я сообщил об этом все тому же заместителю министра образования. Директриссу наказали.
Я часто болел и пропускал много уроков. Директрисса угрожала мне, что не допустит к ЕГЭ, если пропущу хоть еще один урок. Я вновь воспользовался связями. С тех пор в гимназии новый директор.
Да, было понятно, что меня боятся, и нельзя было этим не воспользоваться. Я пользовался статусом журналиста, и связями, и своими знаниями.
Сколько раз мне и Юле приходилось по-честному поправлять преподавателя русского языка, когда та совершала какую-либо ошибку? Да, безграмотные есть везде, даже среди учителей.
Среди собравшихся одиннадцатиклассников я увидел Юлю. Она, судя по вспыхнувшим щекам и сердито надутым губам, рассержена. Она сорвала с себя ленту с криком:
— Не пойду на вашу линейку! Стадо баранов! Мне среди вас не место!
Громко стуча каблуками по деревянному полу, Юлия удалилась из класса. Кажется, теперь у меня появился букет.
Через некоторое время мы вышли на стадион, встали в ряд. Когда завуч читал какую-то напутствующую фигню выпускникам, Светлана Сергеевна взяла колокол, которым, по традиции, по очереди звенят одиннадцатиклассники. Так как я стоял первым в ряду, она сообщила:
— Максим, тебя у нас нет в списке звенящих в колокол, поэтому ты не звенишь.
И она дала его в руки рядом стоявшему однокласснику.
Макс, считай до десяти. Во мне нарастал гнев, я должен справиться с ним.
Почему люди, вроде как боящиеся тебя, теряют всякий страх пред тобой в последний день вашей встречи?
Один, два.
Хочется пойти к микрофону, оттолкнуть завуча и объяснить тысячной толпе, что дискриминация меня им с рук не сойдет.
Три. Четыре. Дыши, Макс.
Я компроматирую их всех. Начиная с физика, у которого нет даже диплома, заканчивая вон той брюнетки — преподавательницы начальных классов, которая во время уроков бьет детей.
Пять, шесть, семь.
Завуч начал читать имена выпускников. Рядом стоявший одноклассник звенит колоколом.
Восемь, девять. Десять. Отпустило.
Просто в такие моменты ты напоминаешь себе, что являешься волком в стаде баранов.
— Лиличка!
Радостно позволяю ей задушить меня своей большой душой. Наконец я встретил еще одну лучшую подругу.
Без пяти восемь утра двенадцатого ноября. Второй этаж Елабужского института КФУ. Картины на стенах наблюдают за обнимающимися Лилией Енот и Максимом Волковым. Первая встреча на четвертом курсе двух друзей-бисексуалов.
Лилия — очень высокая длинноволосая брюнетка с темно-зеленой челкой. Студентка четвертого курса моего факультета. Филолог-журналист.