Валерий улыбался. Но в глубине души он не был уверен в том, что такая перспектива принесет ему счастье. Ему было хорошо с Марией, но это было следствием, а не причиной. Мария подчинила ему всю свою жизнь; это пугало Валерия, он и не подозревал, что любовь может быть такой. Он часто думал, отчего ему хорошо с ней, отчего он к ней так прикипел, и не находил причин. Считал, что со временем сердечные законы объяснит логика – разложит все по полочкам, как всегда и было в его жизни. Но логика на сей раз молчала, оставляя Валерия с тяжелыми вопросами наедине.
Чем они занимались, когда оставались наедине? Смотрели то, что смотрят все, у них не было приоритетов в музыке, они редко читали книги, объясняя это одной на двоих причиной – «потому что времени нет». Но время, однако, находилось на бесцельное блуждание по Интернету, рассматривание картинок в социальных сетях, просмотр топовых видеороликов, на вечера в ресторане с неизменным фотографированием друг друга, еды и интерьера, изученного вдоль и поперек.
О чем они говорили? О работе, о мультиках детства, о предыдущем любовном опыте, который стал черно-белым прошлым, о городе вокруг и о том, как порой изменяются знакомые им люди. Они планировали покупки, считали деньги, придумывали имя для ребенка и изредка заговаривали о свадьбе, соглашаясь – как в разговоре с друзьями, – что «надо бы». Но об этом они говорили. А обсуждали что?
«Где оно – то, что нас сближает?» – отчаянно думал Валерий. При этом он любил Марию и понимал, что ответ на этот вопрос, в принципе, не нужен. Стоя на троллейбусной остановке, сидя в ресторане, в кинозале или прогуливаясь в парке, он спрашивал себя, наблюдая за людьми, которые их окружали:
«А что, если они сейчас зададутся этим вопросом: что нас сближает, благодаря чему, из-за чего мы вместе? Наверное, они перестанут держаться за руки, а то и просто разойдутся».
И он сжимал руку Марии еще сильнее. А она отвечала ему улыбкой, и вопрос исчезал сам собой, растворялся в пьянящем чувстве, и хотелось жить, хотелось дышать полной грудью и думать о том, что так будет всегда.
Он знал, что нужно зарабатывать больше – денег постоянно не хватало, – и он начал выкладываться на работе так, как никогда до этого. Главный редактор, он же генеральный директор их маленького журнала, не мог не заметить рвения и повысил его до начальника отдела продаж. Так в подчинении Валерия появились два прыщавых студента, которых он начал старательно обучать. Продажи действительно повышались, росла – хоть и не так, как хотелось, – и зарплата. Когда-то Валерий мечтал о таком: стать руководителем, получить опыт управления, возглавить отдел и развиваться, развиваться, развиваться. «Возможности менеджера безграничны, – думал он, когда приехал в редакцию в свой первый рабочий день. – И ты должен завоевать мир. Если ты не хочешь завоевать мир, грош тебе цена».
Но сейчас Валерий думал по-другому: работа никакой не бой, а рутина, и даже руководящая должность – это рутина. И, получи он какую угодно должность с какими угодно функциями и полномочиями, его задача одна – чтобы Мария не голодала, чтобы дома было тепло и комфортно, чтобы она хорошо выглядела, чтобы, если она заболеет, вовремя вылечить ее. А интересно или нет – потеряло для Валерия всякое значение. Он отдавался работе с головой, но при этом не забывал ни на минуту, что настанет вечер – и все это закончится, провалится в черную дыру прошлого, и на руинах нервного, агрессивного дня они наконец-то встретятся с Марией, возьмутся за руки и пройдутся в тишине позднего вечера; может быть, будут молчать, а может, неспешно беседовать о какой-нибудь ерунде.
Как ни странно, именно такой подход к работе (выполнил свои задачи – получил деньги) принес определенные плоды: Валерий пересел на автомобиль, смог обставить квартиру – пусть и съемную – современными приборами, и уж тем более не надо было беспокоиться о том, что нечего есть. Во время вечерних прогулок они стали поговаривать об ипотеке, и однажды Валерий иронично заметил, что они снижают тон, переходя к этой теме, даже на шепот переходят.
Секс их стал медленным, размеренным – из него словно выдохлась страсть, зато влилась чувственность. Они любили друг друга подолгу, до полного изнеможения, но иногда Валерию казалось, что работа, которая, как ни крути, оказывает неизгладимое влияние на всю жизнь человека, проникла, словно ржавчина, и в эту, самую интимную сторону их жизни и привнесла в нее неведомую ранее особенность: было тяжело начать. Иногда не хотелось ему, иногда ей, порой даже обоим, но, решив, они увлекались так же, как в первые дни знакомства, и то, что они знали друг друга и доверяли друг другу, привносило в секс новые краски.
Да, жизнь летела. Валерий заметил бег времени, лишь когда наступила следующая осень. Он содрогнулся на миг, но быстро привел себя в чувство, взбодрился. Годовщину встречи они отпраздновали скромно – он подарил ей два бокала для вина, в которые тотчас и налили любимый напиток, она ему – теплый шарф.
– Осень же, – улыбнулась Мария и обняла его.
Так они долго сидели, и Валерию было тепло от того, что жизнь обрела смысл. За окном кружились листья, совсем как в день их знакомства, дул сильный ветер. «До чего же неуютно там, на улице», – поежился он.
Холодными вечерами, оставив машину на платной парковке через дорогу, Валерий смотрел, подходя к дому, в окно, где горел свет и ждала она, и вдруг ощущал – на мгновение, как будто против своей воли даже, – что его счастье – не благодаря Марии, а вместо чего-то другого, к чему тянуло, когда он оставался один. Когда такое чувство возникало, он не знал, как с ним справляться, потому что не мог понять, а к чему, собственно, его так сильно тянет, мешая ощущать себя самым счастливым человеком на Земле.
Свадьбу сыграли спустя три года после начала отношений. «Все как-то не до этого было», – объяснял счастливый Валерий коллегам. Конечно, «сыграли» – так говорят о пышном празднестве с гостями, яствами и драками, а у них все было проще: они расписались в присутствии свидетеля из числа оставшихся друзей Валерия и свидетельницы, которой согласилась стать коллега Марии. Исполнив приятные формальности, они отправились пить вино в знакомый ресторан в центре города. Было весело: их свидетели настолько понравились друг другу, что уехали «продолжать банкет» к кому-то из них, а сами они, молодожены, к этому моменту были уже настолько пьяны и расслаблены, что им хватило сил только вызвать такси и отправиться домой, чтобы сразу же лечь спать. После первой брачной ночи они терзались похмельем и головной болью и долго не могли вспомнить, что же было вчера помимо того, что они поженились.
Время летело, как в сказке или фантастическом фильме.
– Порой мне кажется, что, выбрав семейную жизнь, я запустил какой-то секретный механизм быстрого старения и умирания, – сказал Валерий за кружкой пива своему другу в одну из редких встреч. – Я вот сейчас сижу и с ужасом понимаю: мы с тобой виделись последний раз год назад и увидимся, наверное, так же не скоро. И вообще, это моя единственная встреча хоть с кем-то, кроме нее и работы. За год, понимаешь?
– А чего ты жалуешься? – спросил друг. – Да тебе все завидуют: вон какой стал, нормальный мужик, посмотреть приятно. Сам же говорил, что счастлив.
– Счастье – это, знаешь, такая вещь… – Он замолчал и даже осмотрелся вокруг, мучительно подбирая подходящее слово. – Липкая. Да, именно липкая, полусонная. Ты словно бы в каком-то желе… или в паутине, только без паука, без опасности. Тебе приятно, тепло и больше совсем ничего не нужно, ты это ни на что не променяешь. И это желе, оно не только вокруг. Как будто и в тебя кто-то сделал инъекцию такого желе, и ты сам внутри превращаешься в желе, размякаешь, расслабляешься. Время идет спокойно, размеренно: нормальное утро, нормальный вечер, нормальные выходные. Нормальный отпуск какой-нибудь. А время-то летит, испаряется. Только ты этого совсем не чувствуешь. И раз в год тебя кто-то бьет кулаком по лбу: смотри, уже год прошел. А ты успел это заметить? Нет, тебе из твоей сонной паутины кажется, что это пара дней пролетела. Вот эти магазинчики, ресторанчики, прогулочки – все это опутывает тебя сильней и сильней, но ты не хочешь сопротивляться, потому что это у тебя внутри. Да и чему сопротивляться – своему счастью, что ли? Кто ж сопротивляется своему счастью, идиот только.
– Ну а ты, конечно, не идиот, – подытожил друг.
– Ну, вроде бы нет, – согласился Валерий. – Просто я раньше не знал, что это такое – счастье, как оно ощущается, как оно… проживается, что ли. И что оно делает. Раньше я не был несчастным. Но и никогда счастлив не был. Нормально жил, так… как бы сказать…
– Ровно, – предложил друг.
– Ровно, – кивнул Валерий. – И жизнь была полна эмоций. Все было в ней, кроме счастья. Сейчас есть счастье, но нет ничего больше. – Он отхлебнул большой глоток пива. – Липкое счастье.
– Смотри, чтобы жопа не слиплась, – внезапно сказал друг.
– Чего? – переспросил Валерий.
– Да ничего. Ребенка вам заводить надо, вот что я думаю. Я когда жил со своей, мы о детях тоже подумывали. Но работа там, все дела, у родителей жили, денег еще было мало. В общем, все как у многих: такие же проблемы. И решили, что не будем. Раз откладывали, два, а потом у нас что-то разладилось. Ну и… ты помнишь.
– Угу, – кивнул Валерий. – Но у нас не разладится. Мы очень любим друг друга. При всех моих мыслях этих я ее очень люблю. И боюсь потерять, конечно. Не знаю, почему так происходит. Может, это все надуманная проблема…
– Ребенок нужен, – настаивал друг. – Рано или поздно такая проблема наступает. Такая, как у тебя, или какая-нибудь еще, но наступает. Семьи без детей разрушаются.
– Я думаю об этом, – согласился Валерий, – и Маша хочет. Просто не знаю, готов ли я.
– Так никто не знает. Если бы все так долго думали, детей бы не было. Я вот немного жалею, что не решился тогда. Деньги, условия… какая разница? Все наживное. Так что думать здесь не надо, – он улыбнулся, – надо действовать.
В отличие от Валерия, Мария не задумывалась о том, какой эпитет можно подобрать к ее счастью. Она всегда знала, как это счастье выглядит, и всю жизнь хотела именно этого. О времени она думала только в том смысле, что пора заводить ребенка, – просто потому, что чем она старше, тем тяжелее будет.
С коллегами на работе на тему о счастье она говорила мало. Но иногда они сами выводили ее на разговор. Когда в очередной раз кто-то начинал мечтать вслух о том, как бы встретить «богатого, да чтоб неженатого», непременно обращались к Марии.
– Мое счастье простое, но надежное, – отвечала Мария, не любившая сплетничать. – Муж души во мне не чает. Я могу быть уверена, что он не подведет. Он человек такой: сделал выбор однажды – выбрал меня. Мне не нужно его ревновать, проверять, удерживать. Я просто знаю, что он не изменит, и мне спокойно.
– Ты, Машка, молодец, счастливая. Ну, дай бог вам, – кивали головами девчонки и переключались на другую тему.
Но иногда и продолжали:
– Ну а что, он тебе говорил об этом – что выбрал тебя раз и навсегда?
– Нет, но я это знаю.
– Ну так проверила бы… А то знаешь, мужики, они такие. Это ж вообще мир мужчин, а мы здесь так.
– Мне не нужно ничего проверять, – заводилась Мария. – Это вы, вон, своих проверяйте. Ты, кстати, проверь свою отчетную таблицу, – перевела она разговор на другую тему, обращаясь к коллеге. – Вот что точно надо за вами проверять, так это ваши отчеты.
Но иногда перевести разговор не получалось.
– Таблица таблицей, – говорила самая упрямая из коллег, – но ты подожди…
– А что «подожди»? Обязательно лезть в личную жизнь? Что вам с того: холодно, жарко? Работали бы лучше.
– Ну так, мы и работаем. И просто так разговариваем. Как все бабы. Ты чего, ей-богу, Маш? Как не своя. Может, советом поможем. Вот смотри: а что у него есть? Вы уже сколько вместе. А что нажили? В съемной квартире живете? Что думает-то?
Мария умела смотреть исподлобья так, что возникало желание испариться. В редких случаях она этим умением пользовалась.
– Все, что нужно, у меня есть, – сказала она и тут же как-то тушевалась, завершив тихим голосом: – Кроме маленького.
– Вот, – победно восклицали девчонки. – А счастье женщины в чем? В ребеночке, конечно же. Ну так чего, когда планируете?
– Да чего вы ко мне привязались, – неуверенно отвечала Маша. – Когда-нибудь. Мы думаем об этом.
– Смотри, Мария! Пора бы уже. Сколько вы, говоришь, вместе? Три года? Уйти мужик может. Отношения надо скреплять, точно тебе говорим. Ты думаешь, что нет, а он раз – и уйдет. «Любовь живет три года» – фильм такой. Смотрела?
– Смотрела, – кивнула она и уткнулась носом в бумаги.
Мысль о ребенке давила на нее, да еще и эти расспросы на работе – как ни старайся, девчонок не изменишь, да и плохого они не хотят, в самом деле. Сама работа стала стрессовой: Мария свыклась с мыслью о том, что перспектив уже не будет, что весь карьерный путь, ей предназначенный, она уже прошла: сидит теперь в углу с орхидеями, парой мягких игрушек и фотографией любимого в рамочке, а тут вдруг бумажек прибавилось, и приходилось суетиться. Впрочем, Мария быстро нашла алгоритм, и особо напрягаться ей не приходилось. Выполняя свои обязанности, она все чаще задумывалась: «А хочет ли Валера этого ребенка?» – и сердце начинало биться быстрее. «А что, если…» Но все эти «если» она гнала прочь.
Мария стала выпивать: пусть понемногу и вроде бы хорошего вина, но каждый вечер. Тоска и сомнения одолевали ее все больше. Она все чаще задумывалась о том, что их семья неполноценна – да и можно ли вообще назвать их семьей: ведь семья – это «семь я», а у них только два, пусть и слившиеся в одно. «Маленький человек – новый член семьи – вдохнул бы в наши отношения новую жизнь, закрепил бы их навеки» – так думала Мария, допивая бокал красного. На сей раз она сидела в ресторане одна: офис Валерия переехал, и теперь муж добирался домой из отдаленного района города. Она впервые выпила одна, перед тем как ехать домой.
Валерий уже был дома, приехав с работы раньше обычного. Услышав звук открываемой двери, он в первый момент вздрогнул – в отсутствие жены просматривал порно в Интернете. Его давно заводила мысль «сходить налево», но в реальность ее воплотить было не с кем, а тратиться на проституток не хотелось. При этом его всегда останавливала мысль, что жене будет больно узнать об этом. «Я ведь действительно люблю ее, – думал он. – Как объяснить, что мне просто чертовски надоел секс? Этот однообразный секс с ней».
Ролики в Интернете позволяли Валерию разнообразить если не реальную, то хотя бы воображаемую сексуальную жизнь, на большее он пока не решался. К тому же после оргазма ему становилось противно, и первая мысль, которая приходила в голову после того, какой справлялся с дыханием и мыл руки, была о жене. «Как хорошо, – думал он, – что это все не в реальности, что удалось разрешить сексуальное напряжение таким простым, пусть и неинтересным способом и забыть о нем».
Обычно он скрывал просмотр роликов от Марии, но на этот раз к нему пришла шальная мысль. Не вставая с кресла и не прекращая своего занятия, он увеличил громкость, и из колонок, расположенных в углах комнаты, стали раздаваться характерные звуки. Громкие стоны, крики и мат (Валерий любил смотреть российские ролики, и его заводил мат, недопустимый в отношении Марии) заполнили все пространство комнаты. Валерий вдруг почувствовал себя участником оргии, где сняты все ограничения и в любую секунду может произойти что угодно. Движения его руки участились, он жадно смотрел то на экран, то на полуприкрытую дверь в комнату. Ему хотелось, чтобы жена зашла как можно скорее – мысль о том, что, появившись в комнате, она попадет в царство разврата, завела его, сделав взгляд полубезумным, – именно таким его и увидела вошедшая Мария.
– Иди сюда, – сказал он.
Выпитое в ресторане вино ударило в голову. Мария подошла к Валерию и взглянула на экран. Странное чувство, вобравшее в себя все – и удивление, и брезгливость, и стыд, и интерес, и, наконец, возбуждение, – охватило ее: она едва открыла рот, чтобы что-то сказать мужу, как тот резко схватил ее за волосы и потянул вниз, раздвигая собственные ноги. Мария послушно встала на колени и обхватила губами его член.
– Старайся, – произнес Валерий и взялся правой рукой за мышку. Промотав скучный, на его вкус, фрагмент, он остановился на том моменте, где одна девушка начинает удовлетворять совсем молоденького парня, лаская ему языком член, а другая в этот момент становится на колени сзади него, раздвигает ягодицы и устремляет язык в анус.