«Да здравствует социалистическая революция!»
Окружив Народный дом, люди ждали, что скажет пленум Совета.
На каменных ступенях появился Виктор Заречный. В его взгляде был неизъяснимый восторг. Стараясь, чтобы его слышал весь народ, стоявший вокруг по косогору, он выкрикивал:
— В Петрограде установлена власть Совета Народных Комиссаров во главе с Лениным! Владивостокский Совет признал советскую власть…
Он не досказал. Слова его потонули в восторженном гуле многих тысяч голосов. Крики неслись над головами людей, замирали и с новой силой катились от задних рядов к ступеням Народного дома, будто по морю шел тайфун, поднимавший высокие волны; казалось, будто волны, яростно набегая на берег, приводили в движение серые, обточенные, как шары, камни и камни, ударяясь друг о друга, рокотали, сотрясая воздух.
Часть четвертая.
ВРАЖЬИ СИЛЫ
В БЕЛОМ ДОМЕ
В глубине большой овальной комнаты стоял письменный стол превосходной резной работы. Его делали английские мастера по рисунку художника. Стол этот преподнесла Белому дому английская королева Виктория.
За столом, в кресле с высокой, обитой красной кожей спинкой, сидел человек с сухим, изрезанным морщинами, бритым, продолговатым лицом, большим лбом, широкими бровями, длинным носом с пенсне, длинными ушами, вытянутым подбородком. На нем был черный смокинг. В прошлом — литератор и педагог, ректор Принстонского университета и автор пяти томов «Истории американского народа»; теперь — президент Северо-Американских Соединенных Штатов Вудро Вильсон, пятидесяти шести лет от роду,
Против него в неглубоком кресле восседал государственный секретарь, или министр иностранных дел, Роберт Лансинг. Лансинг выглядел моложе Вильсона — ему и было всего пятьдесят два года, — но тщательно причесанные, с пробором волосы его серебрились гораздо больше. Это был самоуверенный и гордый человек. Самоуверенность его выражалась во всем: в свободных жестах, в твердом голосе, в манере высоко держать голову, независимо сидеть, откинувшись на спинку кресла. Даже усы он подстригал, как стригут их самоуверенные, с твердым характером люди: концы усов он срезал в углах губ, и они имели вид двух густых мазков над верхней губой.
Эти два государственных мужа делали политику Америки.
До знаменитого взрыва 22 июня 1916 года на Маркет-стрит в Сан-Франциско Том Муни (он все еще находился в заточении) говорил Антону Грачеву, что Америка вступит в войну, что она не допустит поражения союзников, что она боится господства Германии над миром, что она сама хочет быть владыкой мира. Том Муни оказался прав. Вильсон добился от Конгресса решения объявить войну Германии. Это произошло через месяц с небольшим после Февральской революции в России. Однако развитие революции в России приобретало нежелательный для союзников характер. Посол США в России Френсис, увидев опасность для союзников в деятельности большевистской партии, требовал от Временного правительства расправы над большевистскими вождями и откровенно говорил о необходимости убить Ленина. Это у него родилась идея судить Ленина после июльских событий в Петрограде, чтобы, обвинив его в измене, казнить. Френсис, наблюдавший русскую жизнь, видел и понимал неизбежность в России социальной революции. Он телеграфировал государственному секретарю Лансингу о нежелании русского народа продолжать войну, о растущем влиянии большевиков в армии. Телеграммы Френсиса тревожили Вашингтон. Лансинг тогда настаивал перед Вильсоном: «Я хочу, чтобы мы сделали что-нибудь для обуздания социалистических элементов в России». 8 ноября в Америке стало известно о восстании в Петрограде, о свержении правительства Керенского. На биржах началась паника. Американское правительство прекратило все поставки в Россию. Вудро Вильсон и Роберт Лансинг принимали отчаянные меры, чтобы предотвратить становившийся неизбежным выход России из войны. Лансинг говорил тогда Вильсону: «Нам абсолютно не на что надеяться в том случае, если большевики будут оставаться у власти». Вильсон отвечал: «Телеграфируйте Френсису, чтобы американские представители не вступали в прямые переговоры с большевиками». Лансинг еще за несколько дней до этого разговора самолично сделал распоряжение Френсису не отвечать на ноты советского правительства. «Я думаю, — сказал тогда он, — что для России будет полезен режим военной диктатуры». — «На кого же можно опереться?» — спросил Вильсон. «Самой подходящей кандидатурой будет генерал Каледин[12], — отвечал Лансинг. — Он объявил открытую борьбу Ленину. Посол Френсис сообщает, что под командованием этого генерала находятся двести тысяч казаков. Эго сильная личность. Он привык добиваться цели, несмотря на противодействие. По всей вероятности, он получит поддержку кадетов, всей буржуазии и класса помещиков. Мы должны обещать ему моральную и материальную поддержку, если движение станет достаточно сильным». Вильсон одобрительно слушал государственного секретаря. «Я считаю необходимым, — продолжал Лансинг, — сообщить нашему представителю в Союзном совете по делам военных поставок программу финансовой помощи генералу Каледину. Мы передаем Англии и Франции денежные средства, они финансируют Каледина». Вильсону понравился изложенный Лансингом план завуалированной помощи Каледину (он не хотел, чтобы мировое общественное мнение узнало об истинном положении дела). «Телеграфируйте, — сказал Вильсон, — о строжайшем соблюдении тайны нашей помощи». — «Само собой разумеется, — ответил Лансинг и продолжал: — Саммерс[13] направил в Ростов неофициально, под предлогом ознакомления с коммерческой ситуацией, Де Вит Пуля[14]. Пуль находится в контакте также с полковником Тюше[15]. По словам Тюше, французское правительство передало Каледину сто миллионов рублей для восстановления в России порядка. Пуль считает необходимым прежде всего захват Транссибирской железной дороги для снабжения лиги[16] вооружением. Без такой помощи лига не сможет достигнуть сколько-нибудь значительных масштабов».
И Лансинг и Вильсон считали, что все это задумано очень мудро.
Какие вести из России? — спросил Вильсон.
— «Бруклин»[17] покинул Владивосток, — ответил Лансинг.
— Почему?
— Адмирал Найт доносит, что седьмого декабря во Владивостоке состоялась демонстрация, в которой участвовало по меньшей мере сорок тысяч вооруженных рабочих, солдат, матросов, жителей города. Они требовали, чтобы Совет взял власть в свои руки. Совет потребовал от Найта, чтобы тот сообщил причины его пребывания в порту. Попытка Найта вместе с Колдуэллом[18] создать «Русско-американский военно-промышленный комитет» вряд ли будет иметь успех. Буржуазия во Владивостоке слаба. Колдуэлл будет оказывать помощь этой организации, но я не жду каких-либо существенных результатов для нашего дела. Полковник Эмерсон[19] также покинул Владивосток.
— Почему?
— По той же причине. «Русский железнодорожный корпус» был приглашен Временным правительством, а Временного правительства теперь не существует. Я считаю, что на Дальнем Востоке нужно вести другую политику,
— Именно?
— Мы попадаем в смешное положение. Адмирал Найт принял на «Бруклине» комиссара Временного правительства Русанова, а правительства такого нет в природе. Это открытый вызов Советскому правительству, но реального значения он не имеет. Только вчера я получил сообщение, что и Русанова больше не существует — он арестован.
Вильсон нахмурил свои широкие брови.
— Наконец, я должен доложить, — продолжал Лансинг, — что матросы «Бруклина» были в довольно хороших отношениях с красными матросами Владивостока. Перед уходом «Бруклина» из Владивостока в местном морском клубе состоялась так называемая «встреча» наших матросов с матросами Сибирской флотилии.
В глазах у Вильсона появилось выражение чрезвычайного удивления.
— На этой «встрече», — продолжал Лансинг, — лидер владивостокских большевиков произнес речь на прекрасном английском языке[20]…
Вильсон не сдержал своего удивления.
— О! — воскликнул он.
— Да. Этот лидер много лет жил у нас, в Соединенных Штатах Америки, пользуясь законом, предоставляющим право убежища политическим преступникам. Он здесь овладел английским языком и теперь отблагодарил нас за гостеприимство! — в голосе Лансинга прозвучала легкая усмешка.
— Ваше мнение?
— Все, что мы делаем, хорошо. Но этого мало.
— Что же вы еще предлагаете?
— Интервенцию.
— Я подумаю, — сказал Вильсон.
Аудиенция была окончена.
В Бресте начались переговоры о мире. В Вашингтоне стало известно донесение английского посла в Петрограде Бьюкенена министру иностранных дел Англии, в котором говорилось: «Если большевики не смогут обеспечить мир, они вряд ли удержат власть на продолжительное время». Сама собою возникла мысль сорвать Брестские переговоры, столкнуть Советскую Россию с Германией. «Будут отвлечены немецкие дивизии с Западного фронта, — говорил Лансинг Вильсону, — и крушение большевизма станет неизбежным. Я не сомневаюсь, что наступление германских армий приведет к падению советской власти».
Посол Френсис через третьих лиц обещал комиссару иностранных дел Чичерину добиваться у своего правительства всевозможной поддержки, включая посылку военных запасов и продовольствия для русских армий, если советское правительство начнет боевые действия против центральных держав. Он даже обещал признание правительства народных комиссаров, если русские армии будут «серьезно вести боевые действия». Наконец, Вильсон выступил с обращением к союзным народам, где, обращаясь к русскому народу, говорил: «Верят ли нам его нынешние лидеры или нет, но нашим сердечным желанием является отыскать путь, который дал бы нам возможность помочь народу России достигнуть того, что составляет предмет его горячих надежд, — свободы и благоустроенного мира. Отношение к России в грядущие месяцы со стороны сестер-наций послужит лучшей проверкой их доброй воли и понимания ими ее нужд, которые отличаются от собственных интересов этих наций, — проверкой их разумной и бескорыстной симпатии».
Посол Френсис распорядился расклеить на улицах Петрограда сто тысяч листовок с обращением президента Вильсона.
Троцкий в Бресте самовольно прервал мирные переговоры с Германией, отказавшись подписать договор. Через восемь дней после этого немцы начали наступление по всему фронту,
Вильсон и Лансинг снова сидели в кабинете, украшенном картинами, изображающими сцены из истории США. Государственный секретарь докладывал телеграммы Френсиса и Саммерса. Френсис сообщал: «Немцы в семидесяти верстах от Петрограда. Они могут быть в городе через сорок восемь часов». Саммерс радостно писал: «Германские войска грузятся в эшелоны для занятия Москвы».
Президент и государственный секретарь, казалось, торжествовали победу.
— Меня тревожит одно, — говорил Лансинг, — упорство Ленина, с которым он борется против Троцкого, отказавшегося подписать мирный договор с Германией. Френсис доносит, что Ленин разгадал западный план. Вот его тезисы по вопросу о заключении сепаратного мира. — Лансинг вынул из портфеля лист бумаги, исписанный от руки на английском языке, и, встав с кресла, положил перед Вильсоном.
Вильсон взял лист в руки.
— Противники мирного договора с Германией, — говорил между тем Лансинг, усевшись в кресло, — считают, что большевики, подписывая договор, становятся агентами германского империализма. Ленин говорит обратное: что революционная война в данный момент сделала бы большевиков объективно агентами англо-французского империализма. Френсис пишет, что на одном собрании Ленин сказал: «…объективно агентами Вильсона».
Президент улыбнулся и, взглянув на Лансинга, проговорил шутливо:
— Он считает меня, вероятно, главарем мировой буржуазии.
— Ленин — умный и опасный человек, — заметил Лансинг.
— Может быть, мы сможем быть умнее и опаснее его? — с некоторым хвастовством проговорил Вильсон.
Лансинг на это ничего не ответил. Он сказал:
— Генерал Блисс[21] доносит, что по его предложению в Совете обсуждался вопрос о посылке союзных войск на Дальний Восток. Японии предоставлена свобода действий против Советской России. Войска Японии готовы к вторжению во Владивосток. У меня был французский посол. Он сообщил, что японское правительство намерено расширить свои операции до Уральского хребта. Я ответил, что мы не примем участия в интервенции, но и возражать не будем. Поскольку это затрагивает нас, то мне кажется, что все, что от нас потребуется, — это создание практической уверенности в том, что с нашей стороны не последует протеста против этого шага Японии.
В государственном департаменте была получена телеграмма посла Френсиса:
«Я снова рекомендую занять Владивосток, Мурманск и Архангельск».
Лансинг доложил телеграмму Вильсону. Президент, пробежав телеграмму, сказал:
— Надо отправить в Японию меморандум о нашем отношении к интервенции. В меморандуме надо сказать, что правительство США не считает разумным объединяться с правительствами Антанты в просьбе к японскому правительству выступить в Сибири. Мы не имеем возражений против того, чтобы просьба эта была принесена, и мы готовы уверить японское правительство, что вполне верим, что, введя вооруженные силы в Сибирь, Япония будет действовать в качестве союзника России, не имея никакой иной цели, кроме спасения Сибири от вторжений армий Германии и от германских интриг.
— Не слишком ли ясно будет для Японии, — усомнился Лансинг, — что мы хотели бы, чтобы она, выполнив свою роль, ушла из Сибири? Япония смотрит на это иначе.
— Она должна знать нашу точку зрения, — возразил Вильсон.
Лансинг подумал. Он вспомнил о своем разговоре с начальником генерального штаба Марчем. Подумав, сказал:
— Марч задумывается о том, каким образом сильную японскую армию, которая захватит Сибирь, можно будет затем заставить покинуть сибирские земли. Генерал Блисс считает, что японская интервенция откроет путь, по которому придет новая война.
— Сейчас наши интересы диктуют необходимость объединения с Японией. Мы должны соблюдать осторожность. Пусть действует Япония.
Вильсон и Лансинг тут же составили текст меморандума Японии.
— Пригласите послов Англии и Франции и ознакомьте их с меморандумом, — сказал Вильсон.
На этом закончился разговор Вильсона с Лансингом. Получив согласие президента на отпуск по состоянию здоровья, государственный секретарь покинул Белый дом.
Советская Россия изнемогала в борьбе со все еще сильной Германией. Помощь, которую сулил посол Френсис, не приходила. «Об этом не может быть и речи», — сказал, уходя в отпуск, Лансинг французскому послу в Вашингтоне.
Третьего марта Советская Россия подписала Брестский мир. Немцы остановили свое наступление. Ошеломленный этим известием, полученным в Вашингтоне вечером 4 марта, Вильсон достал из сейфа меморандум к Японии и стал менять его текст.
Вызвав затем заместителя Лансинга, Вильсон сказал ему:
— Немедленно отправьте в Токио.
В меморандуме правительство США возражало против интервенции.
Заместитель Лансинга Полк заметил:
— Я не думаю, что японцы будут вполне довольны.
Вильсон возразил: