У горы Каламация было убито тридцать пять тысяч галлов и германцев. Головы варварских вождей были доставлены Крассу. Был захвачен также весь лагерь рабов и обоз с награбленным добром, а также освобождено много пленённых соотечественников. В числе прочего было отобрано пять римских "орлов", двадцать шесть знамён, пять пучков фасций с топорами - знаки достоинства незадачливых консулов и преторов, два года безуспешно воевавших с рабами.
После гибели отрядов Каста и Ганника Спартак отступил на юг, к Брундизию. Послав вдогонку за ним легата Квинкция и квестора Скрофу с легионом впридачу, но повелев ни в коем случае самовольно в бой не вступать, сам Красс задержался у Кантенны, празднуя победу.
3. СМУТА
Лошади, овцы, козы, свиньи, волы, ослы; мужчины, женщины, старики, дети; фракийцы, италики, греки, македонцы, азиаты, скифы; повозки, телеги, тачки, - всё скрипело, визжало, грохотало; блеяло, мычало, ржало; проклинало, понукало, рыдало, молилось. Первая зелень вытаптывалась, и земля, по которой они проходили, превращалась в камень. Вдоль разбитой дороги валялись колёса, тряпьё, ломанные повозки, падаль, и трупы тоже, которые некому было хоронить.
- Куда мы идём? - спрашивали друг друга люди. - Почему мы бежим так, будто за нами гонятся?
Они перестали спрашивать, заметив позади римскую конницу.
Впрочем, Красс не торопился в погоню за Спартаком. Следом за рабами, будто пастухи за скотом, ехали отряды Квикция и Скрофы. Спартак вёл людей к Брундизию. Морские ворота Италии, дорога в мир. Медлить было нельзя и не потому, что сзади находились легионы Красса, а потому что навстречу морем плыло войско Лукулла, проконсула Македонии и усмирителя Фракии, срочно возвращающееся в Рим по вызову сената для борьбы с восстанием рабов. Надо было успеть захватить Брундизий до прибытия Лукулла. А люди недоумевали: куда бежим мы, словно зайцы? Не лучше ли дать сражение римлянам?
Среди беглецов было много сельских рабов, проживших много лет здесь, на юге, и жаждавших расправиться с обидчиками-хозяевами. Самыми бесстрашными были пастухи овечьих стад. Присоединившись к Спартаку, они думали вовсе не об уходе из Италии и бегстве от её богатств. Они забеспокоились первыми: нечего им делать в Брундизии. Сговорившись, пошли к вождю.
Спартак появился перед ними - шлем, кожаный панцырь с медными заклёпками, ручища на рукоятке меча; лицо, заросшее рыжей бородой, мрачные глаза. Им не страшно, их много. Кричат:
- Не хотим в Брундизий, чего мы там не видали! Драться хотим.
Видя, что люди снова выходят из повиновения и не имея других средств образумить их, Спартак решил дать бой. Укрыв ночью в засаде большой отряд воинов, он сделал наутро вид, что уходит. Римляне поверили и последовали за ним, не сразу обнаружив у себя за спиной засаду. Пока римские воины перестраивались, Спартак повернул своих людей и устремился на врага. Насмерть перепуганные легионеры бросали оружие и позорно разбегались кто куда. От полного уничтожения отряды Квикция и Скрофы спасло только наличие большого количества всадников, сажавших пехотинцев на лошади позади себя и уносивших ноги. Разгром стал полным, сам квестор был ранен.
Возбуждённые победой, беглецы в ту ночь долго не могли угомониться. Пили вино, горланили песни, целовали женщин, бахвалились силой, обещали на славу погулять в Лации, как только туда доберутся.
- Кто такой Спартак? Почему мы должны подчинятся ему? - горячились крикуны. - Пусть ведёт нас на Рим или уходит прочь с дороги.
Скопом решили, что покидать Италию им нет нужды. Что они забыли за морем? Сказки о каком-то Городе Солнца пусть Спартак рассказывает детишкам, а войско поворачивает на Рим. Повторялись события, уже происходившие при Мутине.
Наутро, вместо того, чтобы трогаться в путь, заводилы принялись бегать по лагерю, уговаривая всех не слушать вождей и не сворачивать лагерь. У них нашлось много единомышленников: они не хотели Брундизия, не хотели уплывать из щедрой, изобильной земли в неизвестность.
Постепенно перед палаткой вождя скапливался народ.
- На Рим! На Рим! - кричал и люди.
Спартак не показывался. Чувствуя своё бессилие, раздосадованный, он пережидал крики, коря себя за то, что ввязался в бой с Квикцием и Скрофой: вместо того, чтобы утихомирить народ, победа разожгла страсти. Он понимал, что ныне одинок. Не оставалось в живых почти никого из тех сподвижников, с кем они жили на Везувии, а потом зимовали в Лукании. Новый, неведомый народ собрался ныне к нему. Даже телохранители вождя были сплошь новичками, и теперь еле сдерживали людей у входа в палатку, готовые уступить напору толпы.
Он вышел из палатки, когда возбуждение толпы, запрудившей площадку, достигло предела.
- Веди нас на Рим! - кричали ему апулийские пастухи, потрясая оружием.
Спартак поднял руку, ¸желая начать говорить, но его не слушали. Шум усиливался.
- Месть! Месть! - вопила толпа.
Отстранив телохранителей, Спартак устремился к народу, с жаром доказывая крикунам их безрассудство, и в тот же миг был крепко схвачен десятком рук; в грудь его уперлись обнажённые мечи. Снова, как в Мутине! Он горестно поник. Несчастные, они грозили смертью ему, в то время как сами были на волосок от гибели.
Смута затянулась на несколько дней. Каждое утро сотники приказывали выступать в поход, но люди не подчинялись. Так они теряли драгоценное время, пока не пришло известие, что помогать Крассу идёт войско во главе с прославленным Помпеем, и оно уже близко.
4. С О Н
Душа - это дыхание, утверждает Зенон. Следовательно, она телесна и подвержена разрушению, а неразрушима только душа целого, Вселенной, Космоса, частицами которого являются душ и живых существ . Он не боялся погибнуть и сожалел только, что так и не удастся спасти людей.
Где-то на краю света, в диких Родопах и ныне протекает ручей детства. Зимой он замерзал, и мать, приходя утром по воду, разбивала камнем тонкий, голубой лёд, повисший над живыми струями. Набрав воды, она неторопливо шла в гору, к своей бедной хижине, а следом за нею топал по снегу, стараясь попасть след в след, малыш. Какая невообразимая даль времени, и сколько событий легло между тем краснощёким ребёнком и взрослым мужчиною, в которого он превратился! Неужто он был тем дитятей в овчинном тулупе? Как отличается рука его - большая, тяжёлая, с налитыми венами, от крохотной ребячьей. Нынешние руки свои он ненавидел. В юности он ими ковал, плёл, рубил, сеял, молотил, всего и не упомнишь; ныне осталось единственное умение - убивать. Сколько людей он убил? Именем Спартака пугают детей. Наверно, оно пребудет в веках, как ругательство, как проклятие. А ведь раньше он жаждал знания, благоговел перед книжной учёностью. Зачем, за что злая судьба так подшутила над ним?
Клинок у горла. И прервалась бы нить неудавшейся жизни. Он исчез бы навеки, ничего не свершив, не ведая истины, - потому что хоть душа и бессмертна, но, слившись с Всемирной Душой, онатперестаёт принадлежать человеку.
Горы Фракии и хижина у ручья. О, златогривый конь! Приди, встань рядом! Дай снова изведать радость полёта!
Матери нет на свете, он чувствует. В Пергаме, в Понте, даже в Колхиде он знал, что она жива, печалится о своём пропавшем сыне, исходит тоской и надеждой. Сейчас в груди пустота. Материнская любовь больше не согревает его. И волшебный конь ему больше не снится. Теперь ему снится отобранный у Вариния жеребец Перс, жёсткое седло, долгие воинские переходы. Нет больше на земле женщины, родившей его и бескорыстно любившей, как любит только мать. И нет другой, которую он любил. Обе ушли навсегда. Как Эномай, Крикс, Ганник. Как многие друзья. Ныне он - собственность войска, раб многих. Живя в Капуе и служа гладиаторской школе Батиата, он был свободным человеком, а, бежав, утратил свободу.
Медосад, начальник телохранителей, верный товарищ, сказал :
- Мне не по душе глядеть на людей, хотевших убить тебя.
Спартак поднял голову:
- А ты не гляди. Они требуют помощи, которую ждут от меня.
- Спартак, - недовольно заметил Медосад, - я не орфик, я гладиатор. Ты сам учил нас, что нарушение дисциплины всегда должно караться.
- Предоставь это римлянам.
- Тогда не бездействуй. Почему мы стоим и не движемся?
- Мы упустили время. Впереди Лукулл, сзади Помпей с Крассом.
- Значит, мы обречены?
- Мы станем сражаться.
Узнав о приближении римских войск, лагерные буяны присмирели. На сходке люди стояли потупившись. Оглядев их ряды, понурые лица, одежонку, корявые руки, неумело схватившиеся за мечи, он сменил гнев на милость и сказал всё, как есть.
- Из-за вашего бунта мы потеряли пять дней. Я не требую выдачи и казни зачинщиков. Требую послушания. Теперь наше спасение - скорость. Мы должны опередить Лукулла и овладеть Брундизием.
И распорядился уничтожить обоз. Захваченное имущество не должно было замедлить их движение.
Повиновались беспрекословно. Уходили, не оглядываясь на чёрный дым, валивший от зажжённых повозок, набитых поклажей.
Конь ему всё-таки приснился, - но сон был тревожен. Волшебный конь уже не летел по воздуху, но тяжело скакал по земле, бескрылый, утомлённый, загнанный. Вглядевшись, фракиец с недоумением узнал своего Перса. Вокруг скакал и друзья - Ганник, Крикс, Эномай, и лица их были безрадостны. Он хотел заговорить с Криксом, посетовать на его строптивость, и вдруг вспомнил, что тот давно убит. Все они тут были мертвецами, и он скакал наперегонки с ними. Хотел вырваться, замедлить бег, но конь не слушал поводий, огрызался, зло ржал. Полно, Перс ли это? Он огрел коня плёткой. Тогда, взвившись на дыбы, конь страшно заржал и стряхнул его со спины. Седок полетел вниз. Падение было так болезненно и страшно, что, содрогнувшись, Спартак пробудился. Болело сердце, - там, где только что наступило копыто. Сон, лишь сон, пустое...
Но, уже проснувшись, он слышал удаляющийся топот лошадей и глотал поднятую ими пыль.
5. ВОЗВРАЩЕНИЕ ПОСЛАНЦА
Дорога на Брундизий была свободна. Всё живое в страхе разбежалось перед лавиной беглецов, устремившихся к морю. Двигались налегке, растеряв второпях многих из тех, кто не в силах был держать оружие, не делая привалов, лишь бы успеть. Позади был Красс с семью легионами, и на подмогу ему спешил Помпей.
Навстречу спартаковцам по каменистой дороге шёл один-единственный человек, - оборванный, заросший бородой странник без всякой поклажи. Им оказался учитель Олор.
Передовые, задержав его, принялись грубо допрашивать.
- Отведите меня к Спартаку, - потребовал он.
Учитель предстал перед вождём, - неузнаваемый, исхудавший, немытый, но живой.
- Зачем ты вернулся? - воскликнул изумлённый вождь, сдерживая коня.
- Доложить о выполнении задания и предупредить тебя.
- Мне известно, что царь потерпел поражение, - отмахнулся Спартак. Весть о разгроме понтийского войска, несколько лет подготовлявшегося Митридатом для продолжения войны с Римом, уже дошла до Италии.
- Царь не смирится с поражением. Твоё письмо Митридату повезли верные люди, и когда-нибудь оно непременно дойдёт до него.
Идя рядом с вождём и касаясь лошадиного бока, Олор продолжал говорить:
- Меня отправили назад, потому что в Пергаме я заболел и стал обузой. Сейчас я иду прямиком из Брундизия. В пути мой корабль обогнал военные триремы. Это войско проконсула Македонии. Сейчас уже, конечно, оно высаживается в порту.
- Как? - сильно натянул поводья Спартак. - Лукулл в Брундизии?
- Я спешил предупредить вас.
Не слушая больше Олора, вождь распорядился остановит движение.
Чувствуя себя лишним и не зная, куда деваться, Олор, помявшись, осмелился попросить распоряжения на свой счёт. Вспомнив что-то, Спартак махнул рукой:
- Твоя невеста с нами. Поищи у стряпух.
Здесь?! Силы небесные! Не у германцев, не за тридевять земель, но здесь. Не обращая больше ни на кого внимания, Олор бросился разыскивать Элену.
Он нашёл девушку довольно быстро: женщин среди спартаковцев оставалось уже немного. Его неверная невеста как ни в чём не бывало сидела в повозке и приветливо улыбалась ему. Приблизившись, он молчал, не в силах справиться с волнением.
- Олор! - удостоверилась Элена. - Ты?
Они шли рядом по дороге, и девушка рассказывала ему о смерти дедушки и своих злоключениях, не обмолвившись, впрочем, о своём пребывании у германцев и несостоявшейся свадьбе с Криксом.
- Не исчезай, пожалуйста, - просила Элена.
Подменили её, что ли? Она была искренне рада его появлению. Значит, недаром он переплыл столько морей, прошёл столько дорог, и не пал духом. Когда в Пергаме он заболел и спутники его оставили, тогда, в дни отчаяния, кое-как выздоровев, блуждая по городу, голодный и несчастный, он часто видел на перекрёстках уличных писцов. Дела у них шли бойко, клиентов было достаточно. Зная язык эллинов и владея письмом, он и сам мог бы сесть на перекрёстке. Глядишь, и прожил бы худо-бедно. Но Элена была далеко, а Спартак гулял по Италии, и даже прокатился слух, будто гладиаторы пошли на Рим. Пускай уличные писцы строчат прошения неграмотным пергамцам и хороши зарабатывают, он не станет отбивать у них хлеб. Его место там, где Спартак. Быть может, он разыщет Элену... И чудо свершилось.
Желая снова сделаться полноправным спартаковцев, Олор полюбопытствовал, к кому ему надо обратиться с просьбой выдать плащ и тессеру на хлеб.
- Никаких раздач больше нет, - покачала головой Элена. - Обоз сожжён. Но не тужи: у меня в повозке есть буханка хлеба. До Брундизия мне столько не съесть. Мы поделимся.
Она ещё не знала про Лукулла.
- Лучше ешь его, не откладывая, - печально посоветовал он.
То, что в Брундизий идти незачем, вскоре стало известно всем и беглецов охватило смятение. Элена заплакала.
- Нечего бояться, раз с нами Спартак, - попробовал утешить её Олор. - Мы не пропадём. Тут не Везувий, не Бруттий, а открытая местность, виноградные лестницы не понадобятся, чтобы бежать от опасности. Спартак обязательно что-нибудь придумает. Гляди, сколько крепких мужчин вокруг. Они сумеют постоять за себя. Да он и сам готов драться с римлянами и сейчас же пойдёт просить, чтобы ему выдали оружие.
Он в самом деле пошёл. Вожди совещались, расположившись прямо на камнях у дороги, и учитель скромно остановился поодаль.
- Вот человек, - принёсший известие о высадке в Брундизии Лукулла, - кивнул на него Спартак.
Охранник подвёл Олора к вожакам, и он, оробев, повторил свой рассказ о высадке римского войска.
- Этому человеку можно верить, я его знаю давно, - сказал Спартак. - Надо, не теряя времени, идти навстречу Крассу, который уже близко. Будем сражаться с римлянами поодиночке. Легионы Красса набраны наспех, плохо обучены и не рвутся в бой. Мы их рассеем. Затем повернём навстречу Лукуллу. Его воины утомлены войной в Понте и долгим морским плаванием, так что их можно не страшиться.
- А потом... Помпей? - осторожно спросил один из вождей. Грозное имя знаменитого полководца внушало неуверенность.
- Потом Брундизий. Сокрушив Лукулла, мы овладеем Брундизием.
Вожди хмуро молчали. Никто не спорил со Спартаком, понимая, что впереди тяжёлые сражения.
- Идите к своим отрядам и подготовьте людей, - приказал Спартак. - И помните: у нас нет выбора.
Вождю подвели коня. Уже верхом, он спросил Олора:
- Ты разыскал Элену? Позаботься о девушке. Уведи её куда-нибудь прочь.
- Как прочь?
- В горы. Спрячь её.
- Да она ни за что не уйдёт от тебя.
- Скажи, что этого хочу я.
Уже тронув коня, Спартак внезапно спросил:
- Тебе понравился Пергам?