- Окей! Я ему позвоню.
Кравчук выходит из офиса деловой, энергичной походкой, которая должна показать окружающим, что её обладатель - человек, призванный решать проблемы, а не создавать их, что он тот, кого в обиходе обычно называют: "Решала".
Я снова погружаюсь в созерцание экрана компьютера, на котором ничего нет кроме фоновой фотографии с логотипом банка и нескольких гаджетов вроде погоды и календаря. Пиво в хорошей компании, футбол - вот, от чего я бы сейчас не отказался и даже заманчивая поездка с Лизой кажется мне не такой уж и заманчивой. Она представляется мне скучной и геморройной, а я люблю лениться.
Подругу Лизы Сосниной, сидевшую от нас неподалеку, зовут Алена Василькевич. Она тоже часто ездила с Иваном на презентации, и года два назад у них случился бурный роман. Я слыхал, как Кравчук привычно, с проникновенной интонацией, читал ей незамысловатое двустишие:
Я живу на чужой территории,
И домой невозможен побег...
Следствием то ли этой декламации, то ли одной из презентаций, стало появление на свет девочки Анечки, очень похожей на Кравчука. Не желая делить любовника с женой, Алёна позвонила супруге и сообщила о своих отношениях с Иваном, однако это уже не имело значения. Иван из семьи ушел, но только не к Алёне - он охладел к ней, правда, деньги на ребенка давал ежемесячно.
Алёна была брюнеткой, милой, остроумной, говорливой.
- Ты сегодня с Лизкой поедешь? - поинтересовалась она, оторвав взгляд от экрана монитора.
- Да, вместо Кравчука.
- Понятно, - протянула моя соседка, и в интонации её голоса мне послышался намек.
- А что? Это опасно?
- Для тебя? - Алена усмехнулась, - вряд ли! Ты же у нас теленок, до тебя туго доходит.
- Ты, о чем?
Василькевич повернулась ко мне в кресле, закинула ногу за ногу. Она была в черных брюках, которые ей шли.
- Помнишь, в прошлом году у нас работала девочка, - начала Алёна, - сидела напротив тебя...
- Ну, помню, и что?
- Она на тебя имела виды, а ты, тупил, сидел как чурбан и ничего не видел.
- А что я должен был видеть?
- Вот-вот, ничего! Она тебе строила глазки, кокетничала, а ты даже её в кино не пригласил, на худой конец поужинать. С тебя бы не убыло, ведь так?
- Почему я должен был её куда-то приглашать? - недоумеваю я, - если она мне не нравилась.
- Ты странный парень, Данила. Не нравилась, ну и что? Тебя никто не заставлял жениться, просто занялись бы сексом - тоже развлечение. А ты сидишь как сыч всё время один и один, пялишься на монитор, потому и останешься холостяком. Вечным!
Алёна отвернулась от меня к своему компьютеру, как бы показывая, что ей больше не о чем разговаривать, и что она потеряла ко мне всякий интерес.
- Ты сама-то на себя посмотри - от женихов отбоя нет!
Мою язвительную реплику Алёна оставляет без ответа, продолжая читать что-то на компьютере и не обращая на меня никакого внимания. Но затем какая-то мысль приходит в её симпатичную головку.
- Слушай, Даник, одолжи пару тысяч, край как надо!
- Ты же брала у меня на прошлой неделе пятерку. Кстати, до сих пор не отдала.
- Да ладно, не парься! Запиши на мой счет.
С недовольным ворчанием, протягиваю деньги. Что поделаешь, если не могу отказывать девушкам - так уж устроен! Но разбираемая внутри досада не оставляет, и я вяло замечаю:
- Пользуетесь моей слабостью.
Алена пренебрежительно хмыкает и вновь погружается в работу.
3.
Мое раздражение перекидывается на себя.
Я занялся широкими обобщениями - захотелось подумать о чем-то таком вечном, глобальном и в то же время достаточно близком, чтобы задевало меня. И я подумал о нас, таких, как я. В самом деле, кто мы, откуда?
Отчего-то в голову пришло, что мы - тупые, бесчувственные, белковые тела. Протеин в чистом виде. Нас любят поедать те, у кого острые зубы, кто следит за здоровьем, поддерживает спортивную форму. Мы словно сельди в бочке, кильки в томатном соусе, лежим рядком, а консервной банке, готовые к употреблению. Как на карикатуре в одной из английских газет, изображавшей прибалтийских гастарбайтеров в виде мелких рыбешек. Потом приходят вот такие Алены и Лизы, берут в руки нож с вилкой и съедают нас без остатка.
Почувствовав себя килькой, я невольно ежусь от этого неуютства: быть пигмеем еще куда ни шло, пигмей все-таки человек, хоть и маленький, но вот килькой?
В это время подходит Лиза Соснина. Заметив на моем лице задумчивое выражение, она вновь цепляет на губы неприятную усмешечку.
- Готов? - уточняет она и, не ожидая ответа, добавляет, - поехали!
Автомобиль, везший нас, оказывается служебным "Фордом". Мы вольготно расположились на заднем сиденье, но разговор не клеится, поэтому большей частью молчим. Я скучно посматриваю в окно, Соснина уткнулась в мобильник, и ведёт активную переписку с неизвестным корреспондентом. Подозреваю, что это Иван, а, впрочем, мне всё равно.
Соснина хотела презентовать наш банк одной из крупных полиграфических компаний, но мне до этого не было дела. Презентации - не моё, чисто женское занятие, где нужно много говорить, где полагается, чтобы язык был хорошо подвешен, где приходится много улыбаться и притворяться. Презентации как раз для таких девушек как Лиза, вот пусть и старается!
Вообще-то я не очень понимал, зачем оказался с ней в одной машине, сижу вместе на заднем сиденье. Если она на меня не обращает внимания, хотя я в тайне надеялся на другое, тогда для чего поездка?
Как-то всё глупо!
- Смотри! - она ощутимо тыкает меня в бок, - смотри, какую собачку выложили на фейсбуке.
Соснина поворачивает ко мне яркий экран сенсорного телефона, демонстрируя большую и добродушную мордочку собаки неизвестной породы.
- Не знал, что ты собачница, - удивленно пробормотал я.
- Да, люблю собачек! А тебе кто больше нравится, кошки или собаки?
- Никто! - я отворачиваюсь к окну.
- Да, ладно! - Соснина смеётся сухим смешком. - Хочешь, я тебя приласкаю?
От неожиданности я смущаюсь, не зная, что ответить. И всё же, хотя её слова и прозвучали довольно игриво, в их фривольности чувствуется фальшивость - ничего она не собиралась со мной делать: ни ласкать, ни ругать. Похоже, ей всё равно, как если бы рядом сидел манекен в мужском костюме, с которым можно общаться безо всяких напрягов, ведь от манекенов не ждешь подвоха.
Тем не менее, слова прозвучали, и я с беспокойством поглядываю на седой затылок водителя, на его лицо, отражавшееся в зеркале заднего вида, которое кажется невозмутимым. Кто его знает, может он слышал и не такие слова, видал сцены похлеще?
Соснина в это время протянула руку к моей коленке, и стала гладить её, тихо приговаривая:
- Хорошая, хорошая!
Голос Лизы звучит с теми ласковыми интонациями, с тем выражением, с которым обычно хозяева гладят своих любимых питомцев. Только я не был её собачкой или цепным псом, я был сам по себе. По крайней мере, мне так казалось.
- Убери руку! - попросил я не очень убедительно.
- Тебе неприятно?
- Я... мне...
Лиза продолжает гладить молча, но затем, видимо, ей надоело, она смеётся.
- Видишь, какими вы становитесь ручными.
- Глупости! - раздраженно бросаю я, чувствуя глухую обиду от несбывшихся ожиданий. Мне пришло в голову, что Лиза взяла меня с собой просто так от скуки, как берут в дорогу планшет или ноутбук.
Генеральный директор компании, Евгений Иванович, был лет на десять старше нас, имел спортивный вид и вообще выглядел так, как обычно выглядит менеджер сорокалетнего возраста, регулярно посещающий фитнес-центр. В отличие от Кравчука Евгений Иванович был среднего роста, круглолицый, с пышной копной черных, едва тронутых сединой, волос. Его глаза блестели, словно в них были вставлены линзы.
Глаза Сосниной тоже поначалу затеплились странным светом, и я подумал, что она запала на этого директора, однако затем профессионализм взял верх, её глаза погасли, а лицо сделалось вполне официальным. Вероятно, роман с Евгением Ивановичем в ближайшие в планы Лизы не входил.
Директор пригласил нас в свой офис, усадил за стол. Соснина рассыпала перед ним буклеты, документы, положила рядом сотовый телефон и принялась обрабатывать клиента. Я смотрел на неё со стороны и удивлялся тому, что эти презентации так походили на уговоры уличных цыганок. Те обычно предлагали: "Дай погадаю, позолоти ручку!" и если ты рискнул, отдавая свою ладонь, то, считай, что тебя уже облапошили. Здесь, примерно, то же самое. Клиенту говорят: "Наш продукт самый лучший. Возьмите, попробуйте!" И если тот заглотит наживку - дело сделано: ему впарят самое ненужное, самое отстойное из того, что только есть в линейке банковских продуктов.
Я поощрительно улыбаюсь, будто внимательно слушаю болтовню Лизы. В конечном итоге, банку нужны состоятельные клиенты, VIPы, и каждый просто делает свое дело как умеет. Она умеет хорошо говорить, я... А что умею я? Я оформляю сделки по размещению рекламы.
Опять всплыла в голове фраза, что на моем месте мог оказаться каждый. Мог, но работаю я.
Евгений Иванович слушает терпеливо, оценивающе щупает глазами фигуру Лизы. "Щупай, щупай, - злорадно думаю я, - вряд ли тебе что-то обломиться! Место уже занято". Лиза продолжает говорить с упоением, напоминая раннего Горбачева, дорвавшегося до телекамер. В одну из пауз, возникших у неё, чтобы перевести дыхание, зазвонил мобильный телефон, лежащий на столе.
- Извините, мне надо ответить! - Соснина встает, отходит к окну офиса и поворачивается к нам спиной.
Тут Евгений Иванович, наконец, обращает внимание на меня.
- А вы, о чем будете рассказывать? - небрежно осведомляется он, и я чувствую, что вопрос он задаёт только из вежливости. Ему пофигу, кто я такой, чем занимаюсь, и мне вспоминается Соснина в машине, её фальшивый тон, её плохо скрытое равнодушие.
- Я рекламщик. Заключаю договоры на размещение рекламы.
- Серьезно?
Евгений Иванович вдруг неподдельно оживляется, заставив меня удивиться, что скромная профессия рекламщика может вызвать такой интерес.
- Мы размещаем рекламу на уличных биллбордах, в газетах, на телевидении, - продолжаю я более уверенно.
- А на постерах? Размещаете на постерах?
- Конечно! Только надо сначала договориться где, в каких местах. Знаете, как сложно согласовать вопросы с городской администрацией.
- Знаю, знаю!
Евгений Иванович бросает взгляд на Лизу, всё еще занятую разговором.
- Слушайте, - произносит он приглушенным голосом, - у меня к вам предложение. Вы заказываете нам постеры, а мы их разместим в метро, в вагонах. У меня есть связи.
- Было бы здорово! - удивляюсь я открывшейся возможности. Вот это нежданно-негаданно! Я всего лишь сопровождал Лизу, но, похоже, первую скрипку будет играть не она. - Когда сможем обговорить условия?
Ловко проведя рукой по черной шевелюре, блестящей после специального геля, Евгений Иванович тянется к влажным салфеткам, лежащим в коробке, вытирает длинные артистические пальцы.
- Об условиях не беспокойтесь, я пришлю их на ваш электронный адрес. Окей?
- Окей! А у вас есть мой электронный адрес?
- Обижаете! У меня больше связи, я же говорил!
Закончившая разговор Соснина подсела к столу. По её лицу я не смог прочитать, кто звонил и по какому вопросу, только опять эта усмешечка на лице, словно ей всё заранее известно.
- Я продолжу, - произносит Лиза с апломбом и открывает папку с документами. - Наша линейка продуктов универсальна. Она подойдёт как для вашей компании в целом, так и для любого работника...
Пока она стояла у окна - расстегнула верхнюю пуговицу белой блузки, приоткрыв шею и краешек груди. Всё-таки ненавязчивое внимание Евгения Ивановича от неё не ускользнуло, и Лиза решила воспользоваться своим женским оружием. Для привлечения клиента все средства хороши!
"А если бы он был голубым? - вдруг посетила некстати мою голову шальная мысль, - тогда мне пришлось бы снять галстук и расстегнуть верхние пуговицы?" И я представляю свой голый торс, совершенно плоский, без мышц, с жидкой растительностью, наверное, с точки зрения геев, совершенно не сексуальный. И тогда облом - мне нечем было бы завлечь Евгения Ивановича!
4.
Обратный маршрут пролегает мимо нескольких гостиниц. Я подозреваю, что в них можно снять номер на час - собственники сейчас этим не брезгуют, всем нужны деньги. Искоса посматриваю на Лизу, свободно откинувшуюся на спинку заднего сиденья - должна же она в конце концов подать знак, намекнуть на Это.
Как у них происходило с Кравчуком? Кто был инициатором, от кого шло предложение? Мне интересно.
Между тем Лиза занята смартфоном, полностью погрузившись в переписку на фейсбуке. Её лицо сосредоточено, по нему не блуждает неясная усмешка как обычно. Напротив, я с удивлением замечаю, что она улыбается легкой, задумчивой улыбкой, какую я у неё никогда не видел.
За окном машины резво пробегают дома, разогретые июньским солнцем, течет река машин, медленно бредут пешеходы. Жарко. В нашем авто работает кондиционер, поэтому я в своем костюме чувствую себя вполне комфортно, чего нельзя сказать о Сосниной. Прохладный ветер из кондиционера стелется по дну "Форда", холодит ноги, и она машинально натягивает короткую юбку на колени. Да и пуговица на блузке уже застегнута.
- Чего уставился? - не поворачивая ко мне головы, интересуется она, по-прежнему занятая смартфоном.
Я иногда замечаю, что у девушек боковое зрение развито лучше, чем у мужчин. Они как насекомые должны видеть всё, что происходит вокруг, чтобы не попасться в лапы жука-хищника или самим вовремя сцапать добычу. Какую-нибудь мошку или комарика. Я даже на секунду вижу мелькающее в воздухе длинное жало острого язычка и ежусь, представив себя в виде безобидной мошки.
- Я... смотрю в окно, - отвечаю, чтобы что-то сказать.
Соснина отрывается от смартфона и удивленно разглядывает меня. Затем безмолвно поворачивается к своей двери, смотрит через стекло на улицу, как бы пытаясь понять, что привлекло мое внимание. Потом вновь поворачивается ко мне.
- Смотри в своё, - холодно бросает она, но заметив выражение моего лица, показавшегося ей растерянным, улыбается неприятной усмешкой, - о чем-то размечтался Данила? И не думай! Мы с тобой разного поля ягода. Окей?
- Окей! - машинально повторяю я.
- Ты Данила, и этим все сказано.
- Вообще-то я и так знаю, как меня зовут. Я знаю, что не Иван Кравчук, что с того?
- А то, что тебе Даник, до Вани далеко. Ой, как далеко! Не тупи и напряги извилины: ты теленок на этой лужайке, а он бык.
- Бык-производитель? - пытаюсь съязвить, но чувствую, что моя реплика выглядит неубедительно.
Она не отвечает, теряет ко мне интерес и снова утыкается в смартфон, а я чувствую, что с моего лица не сползает жалкая улыбка. Надо что-то сказать умное, серьезное, показать себя крутым перцем, умеющим гнуть свою линию.
- Зачем же ты меня взяла с собой? - выдавливаю из себя беспомощные слова.
- Одной скучно! - насмешливо и протяжно, растягивая букву "у", произносит Лиза не глядя в мою сторону.
Однажды мне приснился сон, что я крепко связан. Замотаны кисти рук, туго перевязаны локти и плечи. Я скручен так, как скручивали пленников дикие монголы времен Чингиз-хана, когда набрасывали на бегущих кожаные арканы, а потом волокли за собой в пыли и слезах.
Смотрю на комнату, в которой сижу и с трудом соображаю: где я, что со мной? Здесь, в комнате, ничего нет. Нет, ни ножа, ни ножниц, ни осколков стекла, нет ничего, чем бы я мог себя освободить, разрезать путы.