- Игорь, не строй из себя героя-любовника из голливудских фильмов, меня это раздражает, и к тому же, пошло звучит. Ты бы меня еще "бейби" назвал. Я тебе не девочка по вызову.
Улыбка пропала.
- Я думаю, что девочкам по вызову все же не дарят такие огромные букеты цветов, и не восхищаются ими и не любят до безумия. Я разбаловал тебя, - Игорь снова попытался свести все в шутку, весело улыбнувшись, но я почему-то сегодня была без настроения и все слова своего парня воспринимала в штыки. - Именно поэтому тебе все сходит с рук, - он подошел ко мне и хотел обнять, но я держала в руках чашки, потому увернулась:
- Садись, твой кофе в белой чашке.
- Спасибо. Чего ты с утра пораньше такая взвинченная? Начинаются критические дни?
- Игорь, я... - внезапная резкая боль внизу живота заставила меня замереть на месте, наспех поставить тарелку с оладьями и опуститься на стул, схватившись за живот руками. - Ты прав. Критические дни. Дай мне обезболивающее, иначе я до вечера не доживу.
Постоянно первый день меня выворачивает наизнанку. Я не могу ходить, лежать, сидеть. Я могу только, беспорядочно раскинувшись на диване, дергать ногами и стонать. То, как болел живот сейчас - были "цветочки", "ягодки" будут позднее, когда не подействует пригоршня обезболивающих, и я не капитулирую, свернувшись под одеялом и прижав ладони к животу.
- Я могу чем-то помочь?
В ответ на эти, в общем-то, безобидные слова я наорала на Игоря и попросила, чтобы он два дня мне на глаза не показывался. В итоге он ушел из своей собственной квартиры, на ходу набирая номер друга Ромки Омельченко.
Я осталась лежать на диване, молясь, чтобы боль прошла в ближайшее время и я могла вернуться к себе домой.
Немного позже, когда я выпила еще три таблетки болеутоляющего, и лежала, бездумно вперив взгляд в одну точку, мне позвонила моя школьная учительница, благодаря ей я стала тем, кем есть сейчас. Именно она помогла мне овладеть словом, ездила со мной шесть лет по разным конкурсам, исправляла ошибки в рассказах... Спасибо ей...
Я сняла трубку:
- Алло?
- Наташа?.. Здравствуй... Ты заболела? - видимо, голос у меня совсем страдальческий.
- Здравствуйте, Зинаида Федоровна. Да так... А что случилось?
- У тебя рассказ украли...
Я поморщилась. Спазм сдавил сильнее, и я застонала. Потом выдохнула:
- Я знаю. И знаю кто, и как. Я разбираюсь с этим делом. В следующем выпуске читайте опровержение.
- Наташа...
- Что?
- Ты только без глупостей, хорошо?
- Конечно, Зинаида Федоровна. Буду держать себя в руках. Извините, я не могу сейчас говорить. Спасибо за беспокойство.
Зинаида Федоровна, конечно, знала о моих отношениях с Сашкой. Не столько тогда, когда мы встречались, сколько о последствиях болезненного разрыва. Всю боль, обиду я выливала в свои произведения, и, естественно, учителю, который вел меня с пятого класса, стало все понятно. Зинаида Федоровна чувствует за меня некоторую ответственность, зная, на что я способна, если дело доходит до Маецкого, потому и говорит, чтобы "без глупостей"... Но не факт, что я послушаюсь. Я себя не всегда слушаю... Кстати говоря, об "Унесенной ветром"... Надо узнать, как дела с опровержением.
Не успела я об этом подумать, как на дисплее телефона высветился номер, который я уже несколько лет знала наизусть. Помяни черта, и он уже на пороге... Точнее, звонит.
Я сцепила зубы - мать вашу, живот перестанет болеть, или нет?! - и сняла трубку:
- Привет.
- Не помешал?
- Сама собиралась позвонить, узнать, как дела с опровержением.
- Слышу, ты мне не рада...
- Ты не при чем. Ты никаких у меня чувств не вызываешь, кроме того, что жутко зла на тебя из-за рассказа.
- Так уж и жутко? - в голосе Маецкого послышались веселые нотки, и я мимо воли улыбнулась.
- Это не смешно.
- А если опровержения не будет, ты сотрешь меня в порошок? - ой, кажется, боль отступила. Ура!
- Саш, если ты думаешь, что я шучу, то ты ошибаешься. Это не я выдала чужой рассказ за свой и... Ай! Ай! Черт, твою... - ага, отступила, рано радовалась!
- Что там у тебя случилось? Критические дни?
- Как ты угадал. Живот адски болит. Так когда будет опровержение?
- А его не будет! - Маецкий рассмеялся и бросил трубку.
Идиот! Какой же идиот! Когда же все закончится?! Ненавижу тебя, Маецкий, ненавижу!..
Я любила его. Любила. Я не знаю таких слов, хотя я и учусь на филологическом факультете, чтобы могли описать то, что я чувствую к Маецкому.
Я влюбилась в него, когда, по сути была еще наивной дурочкой, веря в "светлое", "доброе", "вечное" - преданную дружбу, верную любовь - словом, в то, что в большинстве случаев является искусной подделкой. Тринадцатилетняя, я была так рада появлению Маецкого в своей жизни... На фоне яркой красавицы-одноклассницы Ирки Советиной, с которой на то время мы были лучшими подругами, я выглядела немного не от мира сего - черный лак на ногтях, вечно растрепанные волосы и книжки, горы книжек (Булгаков, Митчелл, Шолохов...) и постоянные листки с записями; очерки, рассказы, повести - бумаги я "попортила" немало; я сама смотрелась не очень, мягко говоря. А начиналось все так...
Маецкий учился в десятом классе. Практически все перемены он пропадал у нас в классе. Приходил, садился за парту или учительский стол, разговаривал с моими одноклассниками, шутил, что-то рассказывал. Я не придавала этому значения. Ну, приходит и приходит, что тут такого.
Честно говоря, я думала, что Маецкий приходит потому, что ему нравится Ира - очень симпатичная, яркая, живая. Обладала всем тем, чего у меня не было. Но это были мои догадки, подтверждений ни со стороны Сашки, ни со стороны Ирки не было.
Маецкий был очень общительный. Взял номера у всех моих одноклассниц, звонил им. Мне позвонил последней. Я, которая тогда в разговоре с парнем двух слов связать не могла, больше молчала, говорил он. Выведывал обычные вещи: есть ли у меня парень, если есть то, кто, если нет, то почему, а, может, тебе кто-то нравится... Потом, то ли в шутку, то ли... предложил встречаться. Я отказала. По той простой причине, что не поверила. Вдруг бы согласилась, а наследующий день в школе меня бы ожидали насмешки типа "ну что, поверила?!".
Но общаться мы не перестали. Созванивались несколько раз в неделю, здоровались в школе.
Все было хорошо до одного момента.
В то время у нас в школе были популярны спортивные Дни Здоровья. Проводились они два раза в год - осенью и весной. Я человек, который со спортом на глубокоуважаемом "Вы", и есть есть хоть малейшая возможность улизнуть с физкультуры, я это сделаю. Так вот по традиции, старшие классы перед Днем Здоровья тренируют средние и младшие.
Наш, восьмой класс тренировали ребята из десятого - Саша Маецкий и Ваня Александров. Итак, весь класс идет на стадион, а я сижу в раздевалке.
И вот однажды в раздевалку залетает Ира. Вся в слезах. Я к ней: "Ира, что случилось?", она не отвечает. Потом я все-таки из подруги вытянула причину. Оказывается, она повздорила с Маецким. И он что-то не очень хорошее ей сказал.
Я, обнимая плачущую Иру, вышла на площадку. Школьный стадион находился на возвышенности, и к нему вели ступени.
Ира стояла к ступеням спиной, а я - лицом. Я обнимаю плачущую подругу и мечтаю испепелить Маецкого на месте. И тут он спускается со ступенек. Я поднимаю на него глаза и смотрю таким ледяным взглядом, что мне самой показалось - я или заморожу его или испепелю. Третьего не дано. Это было в октябре.
В декабре того же года, когда мы уже начали встречаться (официального предложения от Саши так и не поступило), он сказал:
- Именно с того момента все и началось. С твоего взгляда. Я в тебя влюбился...
А потом... Были вулканические два года - ссоры, скандалы, примирения. И все - на острие ножа, на грани. Хотя какая там "грань", от тринадцати и до семнадцати лет? Сумасшедший дом. Детство. "Ромео и Джульетта"! Смешно. Но все-таки между всеми скандалами... Я без ложных кавычек могу сказать, что то время в моей жизни было и остается самым счастливым, самым ярким и любимым. Сашка любил, и я его любила. Розы, обещания клятвы и мечты... Как все это тогда имело цену! Когда еще не повзрослели. И я верила в то, что когда-нибудь мы поженимся, и я только после нашего расставания до конца осознала, насколько сильно в это верила, насколько сильно хотела и насколько с Сашкой сроднилась...
Выпускной считается первым шагом во взрослую жизнь. Жизнь делится на "до" взросления и "после". Маецкий оказался максималистом... Новая жизнь захлестнула парнишку с головой, а мне места в ней не было... Маецкий бросил меня через полтора месяца после того, как поступил в медучилище, а еще через месяц нашел себе другую. Я пыталась его вернуть. Любыми путями, угрозами, оскорблениями, слезами... Не помогло ничего. Я просто угробила свою нервную систему.
Было до того невыносимо, что, казалось, боль потери разрывает тебя изнутри... пыталась страдать молча, зажимая рот ладонью, уставившись на его фото на главной странице Вконтакте. Но у меня не получалось, и стоны все равно вырывались наружу и распространялись по квартире. Я ненавидела себя за эти низкие звуки; казалось, что скулит побитая собака.
Именно в то время я начала курить. Я, которая всегда презирала сигареты и курильщиков. Я курила... Сигарету за сигаретой, стараясь успокоить расшатавшиеся нервы. Привыкла пить кофе без сахара...
Но, как ни странно, жизнь продолжалась. Надо было учить уроки, надо было ходить на дискотеки, надо было засыпать и просыпаться. Потому, что так надо.
Боль притупилась, но не прошла. Время - плохой доктор, я просто привыкла к боли, как болезненному уколу. К тому же клин вышибают клином. У меня появились другие проблемы, и Маецкий отошел на второй план. Но рецедивы все же случались, и тогда... Сигареты, кофе, музыка на полную громкость... И Ангелина Лукина. Именно она заполнила пустоту, которая образовалась у меня в душе после Маецкого.
Ангелина Лукина. Моя племянница, мое второе я, моя самая лучшая подруга. Мы были знакомы с детства. Но только когда нам обоим стукнуло по шестнадцать лет, мы стали настолько тесно общаться, что даже одинаково мыслили иногда. Этому человеку я могла простить все. Я могла понять и принять любой ее поступок. Я могла с Лукиной быть откровенна как с самой собой. Ее проблемы - мои проблемы. Глядя в ее серо-зеленые глаза, я видела отражение своих собственных, темно-карих. Ангелина любила те же фильмы, что и я, ту же музыку, и самое главное, у нее так же была мертва душа, как и у меня. Ее любимый человек никогда не был ее парнем, периодически появлялся в ее жизни, говорил, что любит, но женится на другой и уезжает в Россию. Но одно ее, Ангелинино слово - и он останется. Ведь он ее любит... Драма личной жизни - боже, как пафосно; она сроднила нас еще больше...
Мы с ней другие, но иногда нам бывает от этого и тошно, и страшно. Нам всего только 19, а мы уже известны всему криминальному миру Луганской области. Расскажи кому - не поверят... И не надо. Не верьте. Не знайте. А я и рассказывать не буду. Просто примите.
Ангелина - криминальный авторитет Луганска и Донецка; я - ее правая рука. Дорогие машины, охрана, наркотики, ночные клубы, деньги и море, - море опасности и власти (если только есть деньги). Вот почему я пообещала стереть Маецкого в порошок, если не будет опровержения...
Кто поверит... Кто-то нет... Не мы такие - жизнь такая...
3.
Слава Богу, боль к вечеру улеглась, и я смогла уехать домой. Только не к родителям, а к себе в квартиру. Привез меня Игорь, который вернулся, когда я была в душе. Я извинилась за вспышку и попросила отвезти в поселок. Отвез. Рыцарь, что вы говорите...
Около семи вечера снова позвонила Зинаида Федоровна.
- Да, я слушаю.
- Наташа, дело в том, что завтра в школе состоится "Литературная гостиная", и я бы хотела, чтобы ты на ней поприсутствовала.
Я улыбнулась - вспомнила, как сама участвовала в "Литературной гостиной", читая свои произведения.
- Поговоришь с ребятами, послушаешь их стихи, ответишь на вопросы. В общем, ты знаешь. Придешь?
- Обязательно приду, Зинаида Федоровна.
- Хорошо, тогда до встречи, завтра в 11 часов, в кабинете информатики.
Школа... Сколько же с тобой связано воспоминаний...
Я осталась ночевать в квартире, мотивируя тем, что хочу в ней прибраться и проветрить. На самом же деле - просто хотелось побыть одной. Я любила одиночество; когда ты сам собой распоряжаешься, слушаешь ту музыку, которая тебе нравится, и на той громкости, к которой ты привыкла.
Я сидела на балконе, поджав под себя ноги, и курила, время от времени оглядываясь по сторонам, - не смотрит ли кто из соседей, иначе тут же донесут родителям, - и думала, как же все-таки заставить Маецкого дать опровержение с извинениями. Для суда дело мелковато, я это понимаю... Но, как бы то ни было, мой рассказ украден. И я обязана это доказать. Я подожду еще пару дней, потом наведаюсь в редакцию "Литературной Луганщины", популярно объясню, кто я такая и покажу удостоверение члена межрегионального союза писателей Украины. Словом, будем разбираться...
Я легко взбежала по ступенькам на второй этаж родной Трехизбенской школы, на секунду замерла перед кабинетом информатики, вздохнула и постучалась. Вошла, поздоровалась с Зинаидой Федоровной и учениками, сидящими вокруг овального стола. Почти всех я знала: Настю Илличеву, Веронику Валерину, Карину Долину... Всего вместе со мной в кабинете было восемь человек.
Когда я вошла, Зинаида Федоровна как раз рассказывала обо мне; в каком классе начала писать, в каких конкурсах участвовала, где печатаюсь... Упомянула о Союзе писателей.
- Надо было мне позже войти, - сказала я, улыбаясь. Я не любила, когда меня хвалят.
- Ладно, Наташа, ребятам нужно знать, на кого равняться, - сказала Зинаида Федоровна.
- Зинаида Федоровна, меня и так все знают, - я подмигнула девчонкам. - К тому же я проучилась в этой школе одиннадцать лет; мы здесь все свои.
- Хорошо. Поскольку все уже собрались, мы начнем. Карина, для начала послушаем твои стихи...
Я сидела, внимательно слушая и улыбаясь. Стихи старшеклассниц, Карины, Насти и Вероники были более емкие, правильные, обладавшие глубоким смыслом; явственно ощущалось, что девочки взрослеют, и их произведения вместе с ними. Я вспоминала себя... Господи, как же это было давно! Я вот так же стояла посреди кабинета (сцены, зала) и читала свои стихотворения. С замиранием сердца ждала реакции слушателей... И куда этот ценный трепет подевался сейчас?
Последними выступали пятиклашки. Следует отметить, что практически все участники "Литературной гостиной" были девочками, и только один мальчик - круглолицый Сережа, ученик пятого класса. Он читал свое небольшое стихотворение о собаке. Просто, от души, по-детски.
Потом читали девочки. О Пасхе, о маме, о цветах... Темы их стихотворений были простые и близкие каждому. Сразу было понятно, что это совсем дети, не знавшие еще несправедливости, боли, зла. До слез даже как-то...
- Ну что ж, - Зинаида Федоровна поднялась из-за стола. - Теперь слово предоставим Наташе Беликовой, она у нас уже опытная, пусть расскажет о своих впечатлениях.
- Молодцы. Просто молодцы. Ваши стихи мне очень понравились, и - скажу вам по секрету, - я чуть понизила голос и улыбнулась. - у вас получается гораздо лучше, чем у меня, когда я была в вашем возрасте.
- Ребята, у вас есть к Наташе какие-нибудь вопросы? Задавайте, не стесняйтесь!
Большинство стеснялось, одна только Настя Илличева резко взметнула руку вверх:
- Я в основном пишу стихи, но недавно написала несколько рассказов, - волнуясь, Настя вздохнула, затем продолжила: - Но не знаю, хорошо или плохо получилось. Зинаида Федоровна, конечно, исправляет то, что неправильно, но мне хотелось узнать твое мнение.
- Настя, нет проблем. Пришли мне на электронную почту (она есть во Вконтакте), я прочитаю и напишу тебе.
- Спасибо.
- А можно я? - Вероника тоже подняла руку.
- Конечно!
- Какие советы ты можешь дать?
Я на несколько мгновений задумалась, а потом стала говорить: