— Ты мне сердце каленым железом не жги! Ты
меня за кого считаешь?
Что после этого кричит Аннак, а чтб Айсолтан —
разобрать трудно. Привлеченный их криками, подхо-»
дит Чары. Он становится между ними, говооит,
поворачиваясь то к одному, то к другой:
— Аннак! Айсолтан! Да вы что раскричались?
Или хлопок не поделили? Двое руководящих, всеми
уважаемых товарищей — и вдруг повышают друг на
друга голос! Хороший пример для колхозников,
нечего сказать!
Айсолтан умолкает. Башлык затихает не сразу —
он еще некоторое время продолжает потрясать
кулаками, и голос его рокочет над полем, как
замирающие раскаты грома...
Чары успокаивает его:
^— Ну, Аннак, чего ты руками размахался? Что
тут у вас такое?
Аннак смущенно разглаживает усы, которые
сегодня совсем утратили свою всегдашнюю лихость,
часто мигает красноватыми толстыми веками с
густыми колючими ресницами, с тоской смотрит на
Чары.
— Чары, да ты пойми, — говорит он, — ведь мы
с тобой на фронте были, смерти в глаза смотрели,
а так худо, как сейчас, мне еще никогда, кажется, не
было. Тяжело, друг, тяжело. Ты погляди на хлопок'
Обойди его из конца в конец. Ведь не раскрывается,
не раскрывается, хоть ты тресни! Ложусь спать,
думаю: завтра раскроется... У меня эта мысль все
нутро сожгла и в костях застряла. Всю ночь с боку на
бок ворочаешься, а наутро встал — и опять то же
самое: завтра, завтра... А какое тут завтра, когда с
погодой невесть что делается! Ударит мороз — и все
погибло-. Не сдадим мы тогда государству хлопка по
плану. Сердце у меня горит, понимаешь? Сам я
себя не помню. Вот и на Айсолтгн накричал. А ведь я
же ее уважаю.
— Если ты и покричишь иной раз — так ведь из-
за общего же дела. Это колхозники понимают.
Правда, некоторые, — и Чары искоса смотрит на Айсол-
тан, — кое-чего не соображают, поэтому, видно, и
вступают в пререкания... Ты вправе требовать с Айсол-
тан, чтобы она другим пример подавала. Если она
теои упреки не будет принимать, так кто же будет?
Знаешь пословицу: первого верблюда первым и бьют.
Не раскрывается хлопок — это еще не ответ.
Государство без хлопка оставить нельзя. Значит, борись. Не
раскрываются коробочки — попробуй раскрыть,
поищи средство. Там, где солнце не попадает на них,
поверни их осторожно, подставь к солнцу, приподними
ветки, раздвинь листья. Попробуй разрыхлить землю
у корня. Сиди со своим звеном в хлопчатнике,
наблюдай за ним, не покидай его ни на минуту, живи
в нем! Ухаживай за ним, приноравливайся к нему.
Верно я говорю, Анкак?
— Ведь я ее о том самом и прошу, да не умею
так складно сказать, как ты, только горло надрываю.
— А ты не надрывай — оно понятнее будет, —
смеется Чары и, перепрыгнув через арык, хочет
подойти к Айсолтан, но Аннак останавливает его:
— Я тебя, друг, об одном деле попросить хочу.
— Ты председатель, поручай.
— Если выберешь время, наведайся завтра в
пески, на колодец.
— Ты что ж, разве не надеешься на Бегенча?
Думаешь, он не сумеет там работу наладить?
— Нет, друг, я на Бегенча, как на себя,
полагаюсь. Этот парень, если за что возьмется, так
доведет дело до конца. Мы же по его совету и принялись
за тот колодец. А все-таки надо проведать, узнать,
не нуждаются ли они в чем. Возьмешь «газик», в один
день обернешься.
— Ладно, съезжу. Я сам думал, что проведать не
мешает.
— А насчет хлопка ты хорошо объяснил. Это
я сейчас всем колхозникам растолкую.
Чары кричит вслед Аннаку:
— Только постарайся голосом-то не брать.
— Ладно, друг! Если сумею — шептать буду.
Чары вместе с Айсолтан углубляются в
хлопчатник. Здесь кусты чуть не в рост человека и воздух
так влажен и тяжел от испарений, что трудно
дышать. Ноги вязнут в сырой земле, оставляя четкие
следы. Лишь кое-где нижние коробочки, треснув,
выпустили хлопья мягкого, как пух, волокна, другие ио-
называют только узкие белые полоски. Верхние
коробочки, плотно сжав створки, висят, как большие
пятигранные орехи. И еще выше, на самых верхушках
кустов покачиваются желтоватые цветы.
Айсолтан срывает цветок, по одному выдергивает
лепестки. Кладет на ладонь зеленое продолговатое
семя.
— Чары, зачем это> нужны четыре времени года?
Чары улыбается.
— Таков закон природы. Будто ты не знаешь!
— Его надо изменить.
— Кое в чем, может быть, и изменим в свое
время.
— Мы уже почти месяц собираем хлопок. А вот
смотри, — Айсолтан показывает Чары лежащую на ее
ладони зеленую бусинку. — Наверху кустов все еще
появляются новые завязи. Если бы не морозы,
хлопок круглый год давал бы урожай. А как это
облегчит труд! Хотела бы я знать, что думают об этом
ученые.
— Ученые все время стремятся подчинить людям
природу. И это им удается. Еще как! Ты же знаешь
о- мичуринцах, они следуют завету своего учителя —
не просить природу, а приказывать ей.
— Вот и приказали бы ей не губить наш хлопок!
— Да, еще не научились как следует охранять
урожай от заморозков... А вот делать один посев на
несколько лет — такие опыты уже проводятся. Это
сбережет много труда. Ты на Иолотанской опытной
станции была? Цветной хлопок видела?
— Видела, Чары, видела! Я и материю из этого
хлопка в Москве видела. Вот уж эта никогда не
выцветет. Хотелось бы мне такое платье, Чары, сказать
по совести.
— Да ты и в этом хороша. Вот только характер
у тебя скверный: выдержки нет. И не понимаешь еще
кое-чего. Что ж, как говорится, нет красавицы без
изъяна.
— Ну вот, теперь ты на меня напал!
— А то как же? Ты думала, я молчать стану?
Если ты в Москве побывала, так тебя и тронуть не
смей? Да ты понимаешь, кто такой Аннак, что это
за человек? Ведь он для колхоза жизни не пожалеет.
Ты погляди на него — он извелся совсем. Человека
понимать надо. Ну, погорячился, покричал —
подумаешь, велика беда! А ты туда же! Ты еще молода
на него кричать! Он председатель. Ты за свое звено
болеешь, а он — за весь колхоз. Если ты будешь
кричать, я буду кричать, всем колхозом на него
навалимся— что ж это получится? Ты не имеешь
нрава подрывать его авторитет. Обидно — стерпи. Петом,
на досуге, поговоришь. И на меня не обижайся.
— Нет, Чары, нет, я ведь понимаю. Только когда
он на меня налетел, я тоже сама не в себе была...
Стою, чуть на плачу, а он...
— С чего это ты?
— Да все из-за хлопка!
— Слезами коробочки не раскроешь, даже если
всем колхозом ллакать начнем.
— Да ведь сердце болит...
— А ты песню пой.
— Песни на радостях поют.
— Песня разгоняет тоску... А хлооток должен
раскрыться. Не сегодня-завтра раскроется.
— Да, все завтра, послезавтра. Жди... А если
мороз?
— Я же сказал — помогай ему раскрываться, как
можешь. А в панику впадать нельзя. Ты слышала,
что вчера Нури-ага говорил? Старику без малого
девяносто лет. Есть у него опыт, как ты полагаешь? Он
говорил: лето было жаркое, холода не скоро придут.
Так что не вешай нос, Айсолтан. Ну, прощай пока.
— Будь здоров, Чары.
Сделав несколько шагов, Чары вспоминает что-то
и возвращается:
— Айсолтан, ты слышала, куда я завтра поеду?
— Слышала.
— Что ж никакого поручения не дала?
— Какое поручение?..
— Я не знаю, какое, — тебе виднее. Думал,
накажешь передать что-нибудь Бегенчу.
— Что это тебе вздумалось?
— Айсолтан, знаешь, я тоже не затылком
хлеб ем.
Айсолтан улыбается, говорит насмешливо:
— А вы с Потды случайно... не родственники?
— Нет, куда мне... Это вот у Бегенчд хорошие
родственники, — золотые часы ему из Москвы
привозят.
— Если б заказал, я бы и тебе привезла.
— Значит, с глаз долой — из сердца вон?.. Так
сказать придется?
— Это твое дело.
— Хорошо, прощай.
— Постой, Чары!
— Нет уж, мне теперь стоять некогда.
— Да постой, постой! Ты скажи Бегенчу...
— Нет, ты ему сама теперь говори.
— Ну, хватит, Чары...
— Знаешь, что? Попроси-ка ты Потды...
— Вот ты какой обидчивый! Я и не знала.
— Я тоже не знал, что у тебя один Потды дове-
рием пользуется... Ну ладно, говори, что передать
Бегенчу.
— Бегенчу... — повторяет Айсолтан, и лицо ее
светлеет. — Ты ему окажи так: «Айсолтан -просила
передать: «То, что ты думаешь, то и она думает».
— Смотри, девушка! Откуда ты знаешь, что он
думает? Может быть, он думает жениться на Айне?
— Это уж ты сов-сем пустяки говоришь, Чары, —
с досадой отвечает Айсолтан. — У Бегенча такого и
в мыслях нет.
— А еще говорят, что Айсолтан неглупая
девушка! Да ее легче обмануть, чем малого ребенка.
— Ну, уж кто-кто, а Бегенч не обманет.
— Правильно. Я пошутил. Бегенч — хороший
парень. Он не из тех, кто обманывает. Он, знаешь, на
тебя похож. Ну, прощай.
Айсолтан смотрит вслед Чары и, признаться,
слегка завидует ему: он завтра поедет в пески!
Хлопок раскрывается. Победоносно, весело
раскрывается хлопок! Теперь только успевай
собирать! Миллионами серебристых звезд
вспыхнули лопнувшие коробочки в густой,
темной зелени листьев.
Как вокруг хорошо! Как жизнь хороша!
Плещет крыльями птица — моя душа!
Земля рождает золото-серебро,
Благодатным осенним теплом дыша!
Радостью, гордостью полна моя грудь.
Приходи, Бегенч, на мой хлопок взглянуть!..
Кто поет эту песню? Ну, конечно, Айсолтан. Это
она работает здесь со своим звеном и
поет-распевает, радуясь ясному, солнечному дню и обилию
раскрывшихся коробочек.
Приходи, Бегенч, на мой хлопок взглянуть! —
повторяет Айсолтан.
Она слишком счастлива, чтобы таить свою
радость, и громко произносит имя Бегенча. Ей кажется,
что коробочки-бубенчики, наклоняясь друг к другу,
тоже шепчут это имя.
Не одна Айсолтан поет сегодня, радуясь солнцу
и урожаю. Почти каждая из девушек-сборщиц
напевает что-то потихоньку; звуки песни и шелест листьев
сливаются в один нежный согласный хор.
Посмотрите на Айсолтан, и вы убедитесь, что ома
заслуживает славы. Когда она собирает хлопок, есть
чему поучиться и на что полюбоваться. Ни одного
лишнего движения не делают ее легкие, быстрые
руки, и все тело подчинено радостному ритму труда.
Она нагибается, обирает нижние коробочки, потом
ее руки скользят вверх по кусту, и вместе с ним^
плавно распрямляется тело. Она выбирает хлопок
из коробочек сразу обеими руками, а на это нужна
большая сноровка. Айсолтан не бросается торопливо
от верхних ко'робочек к нижним и от нижних снова
к верхним, как делают это менее опытные сборщицы.
Все ее движения рассчитаны: переходя от куста к
кусту, она уже заранее видит, откуда лучше начать
сбор, и ни на секунду не нарушает ритма работы.
Кажется, что она совсем не спешит, но как быстро
двигаются ее проворные руки! Ее лицо безмятежно,
глаза сияют. Айсолтан любит свой труд, она счастлива.
На фартуке Айсолтан три больших кармана —
для разных сортов хлопка. Нужен острый, опытный
глаз, чтобы сразу отличить один сорт хлопка от
другого. Даже в одной и той же коробочке из пяти
долек в четырех может быть первосортный хлопок, а
в пятой — с изъяном. Айсолтан знает, что внимание
не должно ослабевать ни на минуту. А как легко
загрязнить хлопок сухими листьями, веточками или
просто уронить белоснежный клубочек на землю!
Кажется, что Айсолтан не спешит. Но попробуйте
перегоните ее. Это не так-то просто. Мало кто из
колхозных сборщиц может потягаться с ней.
На обочине дороги, около участка, на котором
работает звено Айсолтан, уже образовалась целая гора
мешков с хлопком, и секретарь обкома партии,
остановив возле них машину, разговаривает с Аннакэм
и довольно поглядывает то на мешки, то на
Айсолтан. Потом направляется к ней вместе с Анна-ком.
Увлеченная работой, Айсолтан не замечает их и,
лишь услышав оклик, поднимает голову и обрывает
песню.
— Айсолтан Рахмановой привет! Как дела,
Айсолтан?
— Собираем понемногу, товарищ секретарь.
— А Еаш председатель говорит: Айсолтан не
торопится.
— Товарищ секретарь... — начинает было Аннак.
— Обожди. Ты же мне сейчас сам сказал... Это
верно, что говорит председатель, Айсолтан?
Айсолтан вспоминает, как кричал на нее Аннак,
и ей становится обидно. Чего ж он теперь, когда дело
так славно пошло на лад, старое вспомнил! Но
Айсолтан ничем не выдает своих мыслей.
— Товарищ Аннак—уважаемый человек. Если он
говорит — значит, верно.
— Что он уважаемый, это я знаю. А вот тебя он
за что ругает?
— А по пословице: дочку учу, а сноха понимай,—
чтобы другим пример показать.
— Да ты что, Айсолтан?—удивляется Аннак.—
Друг секретарь, я ведь не говорил этого... Он шутит,
Айсолтан, просто испытывает тебя.
Секретарь обкома, видя искреннее огорчение,
написанное на лице Аннака, усмехается:
— Разве не говорил? Значит, я ошибся. Верно,
это в колхозе «Ворошилов» такой разгозор был. Ну,
Айсолтан, сколько хлопка дашь с гектара?
— Сколько хлопчатник даст, тозарищ секретарь.
— А сколько, полагаешь, он даст?
— План выполним.
Аннак даже крякает от досады:
— Айсолтан, ты что скромничаешь? Товарищ
секретарь, она два плана выполнит. Она с каждоч'о
гектара семьдесят пять, а то и восемьдесят центнеров
даст.
— Я от Айсолтан другого и не ждал. А как
сбор налажен, Айсолтан? Помех никаких кет?
Айсолтан решается высказать свою заветную
мечту:
— Помех нет, товарищ секретарь. А вот если бы
машину для сбора...
— В этом году — нет, а на будущий год дадим
машину. Тут подготовка нужна, людей выучить надо.
А ты мне вот еще что скажи, Айсолтан: кажется,
ка вашего председателя жалоб много? Неприятный
человек, говорят. Ты не стесняйся, что он тут, говори
прямо.
Аннак думает:
«А ведь, пожалуй, расскажет сейчас, как я на
нее кричал».
Но Айсолтан говорит:
— Товарищ секретарь, вы это и в шутку не
говорите. Пусть бы во всех колхозах такие
председатели были, как наш.
— Да? Может быть, ты и права. Кажется, и
в самом деле председатель «Гёрельде» неплохой... Ну,
до свидания, Айсолтан. На той позовешь? Приеду,
поздравлю.
«Какой же длинный язык у председателя! —
думает Айсолтан. — Уж успел про наш с Бегенчем той
наболтать!»
— Какой той, товарищ секретарь? — притворно
удивляется сна.
— Да ты, я вижу, прижимиста! Тысячи с урожая