– Из Архангельска, знать, приехал этот Николай?
Евстохий кивнул головой:
– Да, да!
– Побольше начальник, чем мезенский да устьцилемский урядники?
– Не сравнить... Помолчи, однако! – говорит Лагей.
Проигрыш замолчал. Впился взглядом в человека, поднявшегося на ноги за столом
президиума и бросившего в зал первые два слова:
– Товарищи неньця!..
Два слова, будто два удара молотом по голове, заставили Проигрыша присесть. Но не от
боли, не от испуга, а от удивления: русский, да ещё большой начальник, родную Ивану
Максимовичу национальность назвал так, как называют промеж себя сами ненцы. В Мезени,
в Неси, здесь, в Тельвисочном – всюду у Проигрыша были друзья вроде Шоркунчика, а никто
и никогда не называл ненецкий народ иначе, как самоядь, самоедины, самоеды.
– Не бывало такого, никогда не бывало, – шепчет Проигрыш, глядя на седеющего
человека, который говорит и говорит. Говорит по-русски, а Иван Максимович и понять не
может, о чём говорит Сапрыгин, потому что в ушах его всё ещё звучат удивительные слова:
«Товарищи неньця».
Но вот кончил свою речь этот удивительный начальник, и все делегаты долго хлопали в
ладоши. Хлопали столь задорно, что Иван Максимович тоже похлопал и прокричал даже:
– Саво! Саць саво! (Хорошо! Очень хорошо!)
Еще не утихли аплодисменты, а за столом президиума поднялся на ноги учитель Павел
Иванович.
– Я перескажу, – говорит он, – то, что вы слышали от товарища Сапрыгина, перескажу
по-ненецки и по-ижемски, потому что знаю: кое-кто из делегатов нашего съезда хорошо
говорит только на родном языке. А все вы знаете, что у колвинских ненцев родной язык –
ижемский, диалект коми языка.
Павел Иванович хорошо владел всеми тремя языками, и после его выступления все
делегаты и гости поняли: от имени съезда надо просить ВЦИК об объединении
Большеземельской, Малоземельской, Тиманской и Канинской тундр в единый округ. Имя
этому округу будет такое – Ненецкий национальный. Власть округа будет подчиняться уже не
Мезени да Усть-Цильме, как было раньше, а крайисполкому. А для национального центра
надо будет строить город... ненецкий город.
Проигрыш бывал когда-то в городе Мезени. В Мезени – так ему сказывали – живёт
народу больше двух тысяч. Неужто такой же большой город будет у ненцев? Врет, поди-ка,
учитель?!
И, не утерпев, он крикнул:
– И всё в этом городе наше будет?
– Наше... Наши школы, наши больницы, наш окружной Совет, наша почта. Со временем
будут, может быть, и заводы рыбные, мясные, замшевые... – разъяснил Павел Иванович.
– Ой-ой!.. Сколько же народу будет в том городе?
– Про то мы ещё не знаем. Может, две тысячи, может, десять. Но мы знаем, что арка
исполком – самый большой исполком, который в Москве, – этот арка исполком поможет нам
построить в тундре город.
«Если целый город, – подумал Проигрыш, – будет Советская власть строить для ненцев –
хорошая эта власть». И он стал живо участвовать в обсуждении вопросов о рыбных угодьях,
о пастбищах для оленей, о противоязвенных прививках...
А вечером этого дня он увидел чудо. Знающие люди называли его «кино». Показывалась
картина из городской жизни. Автомобили, трамваи, поезда – вот что больше всего
понравилось ненцам. Им казалось: вот-вот соскочит машина с полотна и разомнет всех. Они
прятались друг за друга. Закрывали от страха глаза, беспрерывно кричали:
– Ой-ой-ой! Ой-ой...
Когда же машина убегала, так и не соскочив с экрана, визжали от восторга, а вновь
появлявшейся машине кричали:
– Скорей! Скорей! Еще скорей!
Кончился сеанс, и заговорили все сразу:
– Вот это картина!.. Как на ладони, всё видишь... Хороша картина!..
Эти восторженные восклицания прервала металлическая глотка громкоговорителя:
– Слушайте, слушайте, слушайте! Говорит Москва. Вызываем Тельвисочное, ненецкий
районный съезд. У аппарата – Пырерка.
Ненцы насторожились.
Пырерка?.. Что-то уж очень знакомое. Какой Пырерка? Много в тундре живет Пырерок.
Но вот из репродуктора несётся приветствие ненецкой соборке. Приветствие на родном
ненцам языке.
Как пушинки ветром, подбросило это приветствие всех к аппарату. Сразу вспомнили:
Пырерка – это тот, что в Ленинграде учится. Это его голос гремит теперь по залу. И в ответ
знакомому Пырерке единодушно кричат приветствие, уверенные, что и он услышит их, как
они слышат его.
3
– Что думаешь о соборке? – спрашивает у Проигрыша Евстохий Лагей, когда с ужином
было покончено и жена Евстохия смахнула со стола последние крошки.
– Хорошо!.. Страсть как хорошо говорили! Небывалого мы с тобой наслушались, да и
невиданного насмотрелись. Меня прямо-таки оторопь взяла, когда большой русский
начальник назвал нас «товарищи неньця»... Школа опять же для наших ребят...
– А ты почему увез из школы своего сына после первой же зимы?.. Две дочки Андрея
Хатанзейского, да и другие ребята по пятой зиме учатся...
– Будто ножом в сердце ударяешь ты меня этими словами!.. Думаю, что так нынче
сделаю: уговорю свою жену – пошлем Степана с будущей осени.
– Обо всём, что видел и слышал на соборке, расскажи своей жене. Она, может быть, и
поймёт, что надо жить не по-старому, а по-новому. И всех ребят надо учить...
– Ладно, ладно! Так и сделаю, – соглашается Проигрыш. – А сейчас давай-ка спать:
завтра пораньше выеду.
4
– Что долго носил тебя леший? С Шоркунчиком небось пьянствовал да всю пушнину,
которую увёз, пропил? – вот такими словами встретила Хариеста Васильевна мужа.
Иван Максимович торопливо из-под малицы достал сверток бумажных денег,
полученных в «Кочевнике» за пушнину, и протянул Хариесте:
– На-ко, посчитай наперво, а после уж и Шоркунчика вспоминай. Глупа ты, вижу,
сегодня... Еду да чай приготовь, пока оленей распрягаю... А Степан в оленях?
– Где же ему быть, когда ты в отъезде?
Подробный отчёт сделал Проигрыш обо всём, что слышал, видел, делал в Тельвисочном.
И закончил вопросом:
– Не лучше ли нам с тобой сделать так, как советует Евстохий Лагей?
– Опять Степана в школу отправить? – вскинулась Хариеста. – Да отправляй! Лешак с
тобой-то! Отправляй! Правду, верно, сказывают: черного кобеля не отмоешь добела! Живи,
коли так, со своим Степанушкой, а я к своему отцу вернусь!..
На этом семейный разговор оборвался, и Степан продолжал жить в чуме всё на том же
собачьем положении.
СТАРОЕ И НОВОЕ
1
В мае 1929 года ненецкий исполком вызвал учителей Макара Андреевича Прислонова и
Павла Ивановича для получения задания.
– Тебя командируем в тундру, – сказал председатель исполкома Павлу Ивановичу. – Надо
там, в Малоземельской тундре, поставить ПНОК1 на ноги. А ты, Макар Андреевич, поедешь
в Москву, в Комитет Севера при ВЦИКе. Там надо добиться, чтобы наша ненецкая школа
работала столько же месяцев в году, как и русские школы. Исполком думает, что это
возможно... Возможно, если начинать ученье не с декабря, как это делается сейчас, а с марта.
С марта по январь ребята будут учиться, а весь январь–февраль и часть марта у них будут
каникулы. В январе–марте родители детей будут кочевать в лесах близ Тельвиски. Согласен
поехать в Москву?
– Согласен.
– Попробую и я побороться с теми, кто мешает работать нашему первому ненецкому
колхозу, – спокойно, но твёрдо сказал Павел Иванович. – Начну с той самой пармы, жители
которой записались в колхоз ещё в прошлом году.
2
Парма – так назывались стойбища кочевников из нескольких семей. Каждая семья жила в
своем чуме, но свои маленькие стада оленей пасли совместно. Вблизи небольшого озера
Павел Иванович увидел парму из шести чумов. Тут он и остановился.
Он сам прожил свои детские годы в парме, и найти общий язык с кочевниками
1 ПНОК – первый ненецкий колхоз.
сегодняшней пармы для него было просто.
К тому времени, когда солнце полночь показывало, он закончил беседу с кочевниками
такой фразой:
– Так вот, товарищи, привыкайте называть свою парму колхозом. Так и будем называть:
первый ненецкий оленеводческий колхоз. Всероссийский Центральный Исполнительный
Комитет для краткости называют ВЦИК. А вы свой колхоз можете, по-моему, называть
ПНОК.
Раздался общий смех и возгласы:
– Вот как коротко и легко: ПНОК – и всё!
– Малый ребенок запомнит такое название.
– ПНОК, ПНОК, ПНОК... Коротко и красиво.
– Спасибо, Павел Иванович, что добру учишь.
– Глядите на полночь! – крикнул парнишка. – Кто-то к нам идёт.
– Да, кто-то едет к нам, – сказал вновь избранный председатель ПНОКа. – Подождать,
думаю, придется со сном-то.
3
Приехал Варницын.
– Ань дорово! – бросил приветствие, соскочил с санок.
– Куда поехал? – спросил Павел Иванович.
– До вас приехал... Худое дело выходит. Я за советом к вам... Не к вам ехал, да
пообдумался дорогой и вот – к вам.
Варницына окружили.
– Что худое вышло?
– Какая беда приключилась?
– Кого настигла беда?
Варницын, почесывая голову, стал рассказывать:
– Такое вот нехорошее дело вышло: послали меня людей собирать, чтобы судить парня
Проигрышева...
– Судить?
– Кто будет судить?
– За что судить?
– А вы не перебивайте, – остановил учитель. – Сидор Михайлович всё расскажет.
– Вытащил, ишь ты, парень Проигрышев из воды Ледкова Василья Модестовича.
Вытащить – вытащил, а до чума не проводил. По дороге к чуму Ледков чуть другой раз не
утонул – в реке. Вот старик Апицын Федор Егорович и говорит: «Парня надо теперь судить и
присудить к той же смерти, от которой Ледкова спасал, да и не до конца спас».
– А что же остальные – с ним согласились? – не удержался от возмущения Павел
Иванович.
Варницын ожесточенно поскреб в затылке.
– Будет как в старину было в тундре: будут судить старики, а мы, которые помоложе, со
стариками согласиться должны будем... Вот меня и послали собрать как можно больше
народу, чтобы весть о справедливом суде дальше разнеслась. Ещё, кроме меня, уехали три
сына Апицына. Всех ненцев, которые поблизости есть, соберут на завтра. И тогда парня
привезут и утопят... А я так своей головой смекаю: не знаю, за что топить? Кому польза от
утопления?
Варницын еще раз усиленно поскреб в голове.
– Вот какое нехорошее дело выходит!
– Худое дело, – согласились оленеводы. – Что теперь делать будем?
– Ледков тоже за то, чтобы судить Проигрышева сына? – спросил Павел Иванович:
– Да, ишь ты, так-то гладко да хорошо говорил Апицын... За сердце всех нас так и
щипали его слова!.. Шаманит, ишь ты, он. А – сами знаете! – шаманы другой раз сами с ума
сходят и других сводят. На первых порах я тоже поверил в правоту его слов. До того поверил
– сам вызвался других оповещать.
– И нас тоже? – подмигнул своим учитель.
Стыдно Варницыну. От стыда краснеет его обветренное лицо, а глаза, как вороватые
мышата, торопливо пробегают по лицам колхозников, прячутся от учителя.
– К вам, ишь ты, я уж дорогой надумал ехать... Как вспомнил, что Апицын Ледкову
сказал: «Дробовик тебе дам, а зиму вместе с нами будешь охотиться»... Как вспомнил эти
слова, так и подумал: «Суд и всё это ему на выгоду. Другим всем – никому не будет выгоды
от суда, только ему – Апицыну».
– Так... А чем же всё-таки, ты думаешь, мы молжем помочь? – пытает учитель.
– Так я думаю, что судить вы должны, а не Апицын со стариками.
– Почему так думаешь? Нас тоже судьями никто не выбирал.
– То правда: не выбирали вас. Только у вас – власть.
– Какая власть?
В пот бросило Варницына. Неужели учитель не понимает? Уж не со стариками ли он
заодно? И он смущённо объясняет:
– Я так думал – вы власть. Ты сам – в исполком тебя на соборке опять в члены выбирали.
Вам, выбранным нашим, дело с парнем Проигрыша и разобрать надо.
– Так, – улыбается Павел Иванович. – Все сказал? Тогда я буду говорить. Можно?
– Говори, говори! – обрадовался Варницын.
– Стоит ли нам вмешиваться в это дело? Как думаешь ты, председатель тундрового
Совета?
– Как не стоит? – удивился тот. – Соборка нас выбирала, чтобы в тундре мы порядки
новые соблюдали и ничего такого не допускали, что было бы против закона. Шаман Апицын
идет против нынешних законов. Шаман Апицын – за старые порядки. Мы – за новый закон.
Так я говорю? Шаману надо помешать.
– Так, так! – хором ответили жители пармы.
– Я тоже так думаю, – сказал после этого учитель. – Вижу, что вы дружно будете
держаться на собрании. Это значит – мы победим шамана Апицына! Надо только
уговориться вперёд, что и как нам делать. Надо ли дать Апицыну говорить перед
собравшимися ненцами, или мы запретим это от имени Совета?
– Подумать надо... Поговорить надо, – хором заговорили колхозники.
– Кто первый будет говорить?
– Я скажу, – поднял руку Варницын.
– Ну?..
– У нас есть свой Совет. Собрания только он может собирать. Пусть Совет скажет
Апицыну, что у него нет права собрания собирать и суд производить...
– Неладно сказываешь, – перебил председатель тундрового Совета. – Сделаем так, как ты
советуешь, – опять Апицыну одна польза будет. Он по всем тундрам прославит, что
Советская власть рот зажимает. Надо другое что придумать. Шаман Апицын – хитрый
человек. Нам надо супротив его хитрости тоже что-нибудь да похитрее придумать.
– Кто придумал самое хитрое? – шутит Павел Иванович.
– Я придумал! – храбро кричит парнишка лет четырнадцати.
Колхозники удивились:
– Ты?
Парнишка смутился, но учитель подбодрил:
– Ты не робей. Покажи отцу и всем нам, что твоя голова лучше всех наших голов
работает.
– Ххх-а, – расплылся парнишка от похвалы. – Так, я думаю, надо сделать... Хха-а-а!.. Все,
которые здесь есть, на собрание приедем и будем смотреть да слушать. Когда старики начнут
парня к утоплению приговаривать, тогда вот он, – показал пальцем на учителя, – пусть слово
скажет. Он – умеет!.. Ха-ха-ха... Он похитрее шамана будет.
Долго хохотали колхозники над прытким мальчишкой. И решили сделать так, как
советовал маленький дипломат.
– Лучшего исхода – три года думай – не придумаешь! – смеется Павел Иванович. –
Шаман Апицын будет побит не бумажкой из Совета, а решением общего собрания. Слава его
как шамана через это убавится. Только уговор: действовать на собрании всем дружно.
4
В просторном чуме старого Апицына полно народу.
Четырех оленей зарезал Апицын для угощения собравшихся, и все айбурдали парное
мясо, пили теплую оленью кровь.
Сын Апицына и два его работника давно уже уехали за Степаном и его отцом
Проигрышем. Шаман наказывал сыну:
– Проигрышу скажи так: «Твоё стадо растёт с тех пор, как ты перестал ездить в
Тельвиску. И стадо у тебя будет так велико, как море, если ты выполнишь все обычаи,
которые твой отец выполнял. Сын твой Степан нарушил старый обычай ненцев, и ты должен,
если хочешь, чтобы стадо твое умножалось, как умножаются куропатки, привезти сына на
суд ненецкого народа».
– Что буду делать, как сам он откажется ехать и откажется привезти Степана? – спросил
сын.
– Тогда зайди в чум к Василью Ивановичу. Василий Иванович хоть и не нашего рода,
хоть и ижемец он, а обычаи наши уважает. Василий Иванович скажет дочке своей, как
заставить Проигрыша привезти Степана на суд.
– Так... – сказал сын. – Ещё спрошу тебя: как быть, если Ваня-Вась не присоветует