голодными.
– Забыл. Да и зачем оставлять? Собака – она долго без еды терпеть может. Неделю
другой раз, а то и поболе без еды сидит. И ничего!
Яшка разозлился:
1 Ловля песцов капканами – почти единственный способ добычи этого зверя на Новой Земле. Охота загонами и
на подход, как это практимуется в тундрах, на Новой Земле неприменима. Это потому, что Новая Земля –
гористый остров и, кроме того, там с 14 ноября по 1 февраля стоит «тёмная пора». Самый же ценный мех
песцов, изловленных в декабре – феврале.
– Куда на таких поедешь? Далеко ли уедешь? Много ли увезёшь, когда неделю не ели?
Собаку надо кормить каждый день.
– Тебе кто сказывал?
– Кто сказывал? В школе сказывали.
– В школе, в школе!.. Много промышленников – таких, как Ефим Тайбарей, – учится в
школе?
Яшка понял: бесполезно разговаривать об этом с дедом. Он знал: дед всегда кормил
собак кое-как. Бросит им, когда есть, целую нерпичью тушу, и ладно. Собаки из-за туши
грызутся. Одни сыты бывают, а другие остаются голодными. Ефиму было это безразлично. И
Яшка решил не спорить с ним о кормёжке собак. Решил сам кормить их так, как учили в
школе: каждый день, и рубить мясо на мелкие кусочки, чтобы каждой собаке доставалась
своя доля, чтобы каждая собака каждый день была сытой.
– Ты русакам не говори о нашей добыче, – сказал Ефим, когда вынесли из лодки все
шкуры убитых зверей.
Но Яшке хотелось бы поделиться своей радостью.
– Почему не сказывать?
– Они никогда не сказывают. Никогда у них ничего не узнаешь, сколько кто чего добыл.
– Пойдешь к агенту еду просить да припасы – как не скажешь?
Но Ефим перевел разговор на другое:
– Печь иди топи! Чайник согрей! Еду тоже свари! Весь день ехали, есть хочется...
Яшке тоже хотелось есть. И он пошёл топить печь, варить еду.
А Ефим нарочно дал ему это дело: больше, мол, устанет и не пойдет утром к русакам
рассказывать про поездку, про приваду: проспит с устатка.
В первых числах ноября выпало очень много снега. Появился лед на губах, на заливах.
Яшка и Ефим повезли к привадам капканы.
Оба радовались наступлению зимы – началу промыслового времени. Ефим вспоминал
удачи прошлых лет, рассказывал об этом Яшке:
– В прежние годы мы ловили по сотне, по две да по три песцов этих. Приедешь, бывало,
к капканам – ни одного пустого нет. А мало раньше за песца платили. Не бывало, видно, ходу
ему: по три да пять рублей за шкурку давали. А вот за медведей большие деньги давали. Мы
с сынами со своими по три да больше десятка голов в зиму добывали. А придёт когда
пароход, навезет товару всякого – бери что хошь! Не то что в эти годы. Тяжелые, ой-ой,
тяжелые годы пошли. Зверя мало стало, а товару и вовсе не стало.
– Война была. Война всё съела. Все товары война съела. Новые товары теперь делают. И
жить стало лучше. Товаров стало больше. Верно?
– Да лучше, как быть, последние годы стало маленько, – неохотно соглашается Ефим.
– Будем больше добывать мы, ещё лучше будет. Так я читал в книжках. А в книжках
правду пишут. Про нашу землю я тоже читал книжки. Тоже правда написана. Будем больше
добывать – лучше будет всем жить. И надо всем вместе добывать, тогда легче. Ты зря в
артель не пошёл. В артели...
– Молчи!.. Молчи об артели! Что добыл – все моё. Так у одного бывает. В артели всё друг
на дружку, а на работу – никого!
Не мог ещё Яшка спорить в этих делах с дедом. Дед знал больше, опытнее был. Яшка
много слышал в школе о новом. И в школе всё понимал. А деду пересказать об этом не умел.
Не было близко учителя, и не у кого спросить. Книжек тоже не было. Ушел из Белушьей,
ушел от школы, от книжек, от учителя – и всё забывать стал.
«Худо это, – думает Яшка, – забывать. Надо книжек достать из школы. Надо ближе к
школе жить, тогда ничего не забудешь».
И говорит Яшка деду:
– Поедем весной на соборку.
– В Белушью?
– В Белушью.
– Доживем наперво до соборки. Тогда будет видно.
Собаки залаяли и стрелой метнулись влево, под пригорок.
– Песец! – первым заметил Ефим удирающего от собак зверька и остановил собак. – К
привадам нашим ходит, верно.
– А зачем собак остановил?
– Не догнать всё равно. Снег рыхлый ещё, собаки вязнут. А он, вишь, налегке бежит. Да
и от капкана не уйдёт. . Сейчас наши привады будут.
Около привад было много следов песцовых. А одна привада была уничтожена:
разбросаны тяжёлые камни и съедено всё мясо.
– Медведь приходил! – уверенно сказал дед. – Хорошо – одну, а не все привады сожрал.
Всё сожрёт! Худо дело, Яков!
– Давно был: следов нет. Не придет больше.
Ефим внимательно осмотрел снег. Заметил неровности на снегу. Показал на них Яшке.
– Не так давно приходил. Снег был уж. Сегодня за ночь много снега выпало. Вчера,
наверно, приходил. Придет ещё. Надо отвадить, а то все привады съест.
Яшке немного холодно стало. Не любит Яшка белых медведей. С тех пор как рассказал
ему дед о смерти отца, побаивался он встречи с медведем. Видал два раза, как дед
пристреливал случайно встретившихся медведей. Но тогда ещё был маленьким и не знал о
силе медведя, не знал о смерти отца.
А дед спокойно говорит:
– Завтра приедем к капканам и погонимся за ним, как следы около капкана увидим.
Но назавтра не пришлось ехать к капканам. Не пришлось ехать и ещё три дня: выла буря
в горах, сдирала снег с гор, заравнивала ущелья.
Установилась погода. Окреп снег, разбитый ветром в пыль. Не проваливаются собаки.
Легко скользят окованные шинами санки. Весело бегут собаки. Изредка грызутся друг с
другом. Ефим поколачивает злючек хореем.
А Яшка нервничает. Он ждет встречи с медведем. И молчит.
Ефим, как всегда, когда молчит Яшка, про старину рассказывает. Думает тогда Ефим, что
слушает его Яшка.
До капканов медведя не встретили. А у первого, же капкана нашли мёртвого песца. Во
втором – тоже.
Яшка и забыл о медведе. Да и какой медведь? Не было медведя, не приходил он!
Кубарем скатывался Яшка с саней и бежал вынимать песца из капкана.
– Хороший! Большой! – кричал деду, сверкая зубами.
Ефим тоже был доволен. Привязывал к санкам песцов, приговаривая:
– Хорошо, хорошо! Редкий год так-то бывает. Пять песцов попало в шесть капканов.
– Другую упряжку собак надо заводить, – сказал Яшка, когда поехали обратно.
Ефим посмотрел на него. Подумал. И согласился:
– Пора... Тебе пора свою упряжку. Ты – большой. Двоим на одних санях меньше толку.
Будем другую упряжку заводить.
Ноябрьский день быстро укорачивался: ночь обгрызала его с обоих концов. И к половине
ноября уже не было солнца. Но сумеречный день ещё оставался. Потом и сумерки проглотила
ночь. Ночь закрыла всё: землю и море, зверей и людей, дома и горы.
Ефим много спал в это время.
Много спал и Яшка.
Но каждый день, когда не было ветра, они выезжали на промысел: били на море нерпу,
осматривали капканы.
Хорошо били нерпу, и хорошо ловились песцы: редкий день возвращались с пустыми
руками домой.
Яшка приставал к деду:
– Купим еще капканов!
И купили ещё десять капканов, поставили их.
Купили и шесть собак – Яшкину упряжку. Хотели больше купить, да не было больше в
Крестовой лишних. И те, что купили, худые это были собаки: одна хромая, другая молодая, у
третьей одного глаза нет. А Яшка был рад и таким инвалидам. Хвастался перед дедом:
– Из худых хороших сделаю!
И каждый день кормил каждую собаку отдельно. Рубил мясо морских зверей на мелкие
куски и давал собакам. Собаки были сыты, а Яшка был доволен. Две упряжки не так
уставали, как одна, когда они ездили с дедом на промысел. Добычу тоже раскладывали на две
упряжки.
Из-за собак у Яшки раз даже большая перепалка с дедом вышла.
В начале января было это дело,
После десятидневной бури выехали Ефим и Яшка осмотреть капканы и на морских
зверей поохотиться.
В капканах ничего не нашли. На море тоже никого не убили.
Ефим был очень зол по этому случаю. Ворчал на артель, на русаков, на Яшку, на школу.
По словам Ефима выходило, что все виноваты в том, что около Новой Земли – в море и на
Новой Земле мало зверя стало. Больше же виноваты были в этом Яшка и школа – так
выходило, если слушать Ефима.
Яшка старался не слушать его. Но кое-что из воркотни деда больно задело и его. И он
сказал деду два-три колючих словечка:
– Я учился, и ко мне – к ученому зверь не выходит. Ученых звери не любят. Ты не
ученый. Ты стоишь рядом со мной. Перед тобой тоже зверь из воды не выходит.
Совсем вышел из себя старик после таких слов. Плюнул на воду:
– К лешему! Понеси чёрт дьявола с таким промыслом! Весь день стоишь-стоишь,
мёрзнешь-мёрзнешь и ни одной головы даже в глаза не увидишь! Так разве в прежние годы
было? – И засеменил старческими шажками к санкам.
Яшка на своей шестерке поехал следом.
Около дома сцепились Ефимовы собаки грызться. Запутались в постромках.
Соскочил с санок Ефим и начал колотить собак хореем по спинам, по головам... Одной
хребет переломил, другой – ногу. Обезумели от ударов собаки, заревели от смертной боли. А
бежать не могут: перепутались, друг друга связывают.
Подбежал Яшка к Ефиму, когда заревели собаки. Увидел, что дед натворил, и ослеп от
ярости.
– Самого убью! – кричит Ефиму.
Старый Ефим поворотливым оказался: успел схватить Яшкин хорей левой рукой, а
правой сдернул сюму с головы – и за волосы.
Под визг собак начали охрипшими голосами кричать друг на друга.
Едва-едва разняли их двое русских промышленников, тоже возвращавшихся с промысла.
– Уйду от тебя! – хрипел Яшка. – Живи один! Не буду больше с тобой.
Русские, распутав собачью упряжку, ругали Ефима:
– Дурак старый! Двух собак порешил! На чём ездить будешь?
– Не ваши собаки! Мои собаки! Что хочу, то делаю!
Но не прошло и часа, как Ефим сам понял глупость своего поступка, ненужность
жестокости. Яшке говорил:
– Затемнила злоба глаза, что поделаешь! Не собак наказал – себя наказал. На чём теперь
ездить буду? Двух лучших собак убил, а?
– Себя зачем не убил? – мрачно посмотрел на деда Яшка.
Ефим как будто даже обрадовался:
– Правду, правду сказываешь! Себя... и себя надо было убить!
Смешно стало Яшке:
– Глупый ты, глупый, дед...
– А не накопил ума, Яков Михайлович. Не накопил, хоть и долгонько прожил на земле.
Это ты тоже правду сказываешь. Глупость... большую глупость сделал сегодня. Придётся,
видно, опять на одних с тобой санях ездить. Ты сам теперь правь, а я не буду.
Смягчилось Яшкино сердце от этих слов. Помирился он с дедом.
И стали они с этого дня опять на одних санках ездить.
– Всех двенадцать запряжем – больше потянут, – такой дал совет Ефим.
Яшка не согласился.
– Две, – сказал он, – пусть без запряжки за нами бегают. Когда какая устанет или
заболеет, другой заменим.
Ефим не стал спорить: он чувствовал себя виноватым перед Яшкой.
Так они и ездили до солнца: десять собак в упряжке, а две – свободные.
Опять вынимали из капканов песцов. Опять били морских зверей.
В конце января Яшка подсчитал весь промысел. С довольной улыбкой сказал Ефиму:
– Хороша была темная пора в этом году: шестьдесят одного песца добыли.
– Но-но?! Саво, саво. А другого промысла сколько опять?
– Не считал. Нерпичьих шкур у нас пятьдесят три, заячьих – четыре. Сала не знаю,
сколько выйдет. Совсем не брито сало. Брить надо сало начинать.
– То правда, правда. Надо. Будем брить.
– Не сегодня – завтра, надо быть, солнце покажется. Пойдёшь встречать? – спросил
Ефим, когда пришёл февраль.
– Пойду.
– Опять до светлой поры дожили. Отдохнуло солнышко и опять к нам придёт. Ох-хо-хо...
Вспомнил Яшка дедову сказку об отдыхающем солнце. Смешной кажется теперь эта
сказка. И, смеясь, спрашивает у деда:
– Ты все веришь в сказку о солнце?
– В какую сказку?
– Да ведь солнце-то и не отдыхало совсем. Никуда оно не уходило и спать не ложилось.
Земля сама так вертится кругом солнца, что одна сторона у неё то отворачивается от солнца,
то поворачивается к солнцу.
– Н-но?! Земля вертится?.. Ха-ха-ха... Что ты сказываешь? Земля – щенок? Щенок – тот
завсегда кругом своего хвоста вертится.
– А ты не слыхал, что земля, как голова у нерпы, круглая?
– Слыхал от русаков. А как им верить? Они и не такого ещё наскажут. Они сами завсегда
вертятся, и у них всё вертится. Они – и земля, думают, как они же, вертится. Поди и про
солнышко тоже так думают?
– А вправду, дед: солнце тоже вертится.
– Вот, вот! Ты теперь тоже вертись, как русаки.
– Ты говоришь, в тундре живал. Слыхал, наверно, что не везде бывает такая длинная
ночь, как здесь?
– Ну и слыхал! Видал сам раз по одну зиму: ни одного дня не было без солнца.
– Так. Вот и вышло: солнце не отдыхает, а всегда светит.
– Ну и светит! Не у нас светит. У нас не светит. У нас солнышко отдыхает. Так это у нас
говорится: нет солнышка на небе много дней – отдыхает оно. Так старики ещё говорили.
Совсем смешно стало Яшке. Выходило так: дед не верит в отдых солнца. А он – Яшка со
слов деда сочинил себе сказку о спящем в избушке солнце.
Рассказал, хохоча, деду о том, что думал о солнце, когда был ребёнком, до школы.
Похохотал и дед над сказкой, но в вертящуюся землю так-таки и не поверил.
На следующий день встретили солнце.
И оба радовались первому лучу. Кричали, как и прежде:
– Идёт! Идёт!
Махали руками. Улыбались.
И с ними, как и прежде, были собаки.
И лай собак смешался с их радостными криками.
И оба они любили солнце.
Но внук уже не так, как прежде, любил деда. Порою совсем не любил.
А дед всё ещё любил внука, как любил солнце.
Солнце и внук – вот двое, ради которых ещё хотел жить старый Ефим Тайбарей.
Не бросил бы в эту зиму школу Яшка, умер бы, наверно, с тоски Ефим Тайбарей.
Не показалось бы февральское солнце, тоже не перенёс бы этого старый Ефим Тайбарей.
Но и солнце и внук были с ним. И он хотел ещё жить. Он чувствовал себя молодым и
крепким для жизни. И когда показалось на горизонте солнце, сказал Яшке:
– Свежего мяса дикаря хочется. Солонина надоела. Хлеб тоже надоел. Пойдем на
Карскую дикарей искать?
Яшка не прочь: он тоже хочет свежего мяса.
– Пойдём!
НА КАРСКОЙ
Пристал Яшка к русским промышленникам:
– Продайте две собаки: у вас они без пользы бегают.
Те не продают:
– Собака никогда на промыслах не бывает лишней, как есть чем кормить её.
Яшка как смола липнет:
– Тогда на время дайте. Деньги заплатим за время.
– Ты лучше деда своего отучи калечить да убивать собак.
– А вы сами не убиваете? Не бьете собак? Больше, чем дед, бьёте.
Отмахнулись:
– Вот надоеда парень! Бери одну за пятьдесят рублей.
Яшка сунул уполномоченному артели, заведующему всеми расчётами с Госторгом за
всех обитателей Крестовой, книжку:
– Пиши!
Деньги на Новой Земле никакого хождения не имеют. Всё здесь – на карандашик, то есть
просто переписывается с одного на другого в заборной книжке.
Получил Яшка собаку. Бежит с ней к Ефиму. У самого – рот до ушей расплылся от
удовольствия.
– Собаку, дед, купил! На двух упряжках на Карскую пойдём: ты – на семи собаках, я – на
шести.
У Ефима около глаз забегали весёлые лучики-морщинки.
– Хорошо... То совсем хорошо ты опять сделал. На двух упряжках лучше ехать. На двух