После листопада начинается охота с чучелами. Она бывает особенно удачной, когда поля
покрываются снегом и полевики в поисках зерна перестают посещать их, а перемещаются в
березняки.
На некоторые деревья тетерева садятся охотнее и чаще, чем на другие. Среди такого вот
присадистого леса, на пролётном пути птиц – с ночлега на кормежку, и сооружается шалаш.
Мудрено заранее узнать, если деревьев много, какие из них понравятся птицам. Трудно
сказать, почему среди, казалось бы, совершенно одинаковых деревьев тетерева предпочитают
садиться на одни и те же. Во всяком случае, присадистость отдельных сосен, елей, осин,
берез определяется после одной-двух охот.
Пролётные пути чернышей на кормежку регулярны, и если найдены, то успех обеспечен
и без загонщиков. Инстинкт стадности притягивает птиц к чучелам, и они садятся на деревья.
Выставив до рассвета чучела, надо подождать восхода солнца и подать голос, чуфыкая с
промежутками. Утренний лёт длится часа полтора. Во второй половине дня можно снова
посидеть в шалаше. На время перерыва чучела следует снимать.
С загонщиками можно охотиться весь день.
Шалаш пристраивают в березняке или смешанном лесу, по возможности к хвойному
дереву, на закрайках, в перелесках, но непременно в таком месте, чтобы выставленные
чучела были видны издали со всех сторон. Присадистые деревья не следует занимать
чучелами. В вершинах высоких берез чучела закрепляют на подчучельниках – жердях,
перевернутых комлевой частью вверх. Для этого комель заостряют, на него насаживают
«птицу», а специально оставленным сучком жердь навешивают на ветку дерева. При низком
лесе чучело натыкают уже на тонкий конец жердины и такой подчучельник просто
приставляют к дереву. Если его прислоняют к хвойному дереву, нужно следить, чтобы
«черныш», возвышаясь над хвоей, не торчал на голой палке, а находился в березовых
веточках, которые следует подвязать к шесту.
Очень важно, чтобы чучело изображало спокойно сидящую, как бы нахохлившуюся
птицу. Высоко поднятая голова и длинная шея у чучела будут настораживать подлетающих
полевиков. Крутая «ястребиная» посадка, как и «сорочья», тоже не годится. Следует
помнить, что в тихую погоду тетерев любит сидеть зобом к восходу, а в ветреную – никогда
не сядет хвостом к ветру. Расправляя на чучеле хвост, нужно пригнуть его немного вниз.
Лучшее чучело – из черного сукна с синеватым отливом. Неплохо, если оно крупнее птицы, –
издали заметней.
Любопытные случаи приходилось мне наблюдать во время охоты с чучелами.
Однажды, успешно поохотившись, мы с товарищем снимали чучела. Внезапно из-за
маковки сосны вынырнул ястреб-тетеревятник. Ловко извернувшись в сторону
искусственной тетёры, он в мгновение ока вонзил в неё когти. Нас поразила дерзость
азартного хищника: в нескольких шагах от нас он смело и открыто напал на «добычу».
Как-то на моего косача бросился ворон. Вытянув вперед лапы, неуклюже кинулся он на
чучело, норовя долбануть его.
Меньше всего подобного поступка можно было ждать от вороны. Бывало, пролетая мимо
чучел, эта наблюдательная птица с тревожными криками покружится над моими
«тетеревами» и скорее летит дальше. А был случай, что и ворона поверила, будто перед ней
всамделишние полевики (значит, хороши чучела!), плавно подлетела и стала... драться с
«тетеревом». Клюнула его несколько раз и, пораженная безучастным поведением «косача»,
1 Кстати, чуфыканье и бормотанье нельзя считать исключительно весенним явлением. Косачи молчат только в
период линьки, а в другое время старые самцы, наиболее сильные, токуют, и эту игру надо отнести к
естественному проявлению их жизненной энергии. Всё зависит, видимо, от погоды. В теплую зиму 1948/49
года, если не было ненастья или сильных ветров, всегда слышался голос черныша. А летом 1949 года игру
приходилось слышать в конце июля и в августе. В 1953 году было очень дождливое лето, тетерева забормотали
только в сентябре. Следует отметить, что летнее токование было и на заре, а зимою – только после восхода.
удивленная пересела на соседнюю осину и даже каркнуть забыла...
Охота с чучелами удачнее всего в тихий осенний день с мягкой, но нетуманной погодой.
Не мешает охоте и мелкий дождик. В такое время тетерева, нахохлившись, весь день
отсиживаются на деревьях. Хороша охота в оттепель, но без снегопада, иначе чучела
забелеют и испугают чернышей: на живой птице снег не держится.
В большой ветер тетерева появляются неожиданно и неслышно. Тихим же утром черныш
предупредит о своем появлении мелодичным и частым свистящим звуком «вси-всивсивси» и
характерным «фрк», при складывании крыльев. Подсевшего черныша нужно бить сразу, пока
не подоспели другие. Иногда удается сделать несколько выстрелов, если растянувшаяся
стайка подлетает постепенно. Выстрел, сделанный до посадки приближающихся птиц, не
пугает их, лишь бы они не видели человека. Тетерева, севшего далековато, лучше спугнуть
выстрелом вверх, не то он рассмотрит своих неподвижных «собратьев» и больше уж не
подлетит сюда.
Часто охотясь из одного шалаша, необходимо изменять количество чучел и переставлять
их к разным деревьям. Иначе, приглядевшись к одной и той же выставке чучел, черныши
начинают относиться к ней недоверчиво.
В зимнюю пору, утром или вечером, когда тетерева кормятся на березах, мы с товарищем
успешно охотимся на них с подъезда: один сидит в санях с ружьем наготове, а второй правит
лошадью, – но не прямо на птиц и не в тыл им, а будто мимо проезжает.
Своеобразна прелесть этой охоты. Тихо в зимнем лесу. Заиндевевшие березы увешаны
чернышами. Нахохлившись, отдыхают птицы, иные, трепеща крыльями и осыпая иней,
срывают почки. Глядишь, забеспокоились косачи, сейчас снимутся, – пора стрелять.
Но вот зачастили снегопады. Пушистой гладью заровнялись рытвины, пни и кочки
лесных полян и вырубок. Мягкий покров так глубок, что не пройти и не проехать. Зато на
лыжах – всюду путь. Тут уж и охота на тетеревов становится иной. Только сначала надо
выследить их.
Издали виднеется стая полевиков на березах. Зашевелились они на ветвях, вытягивая
шеи и посматривая вниз, и вдруг с разлету, сложив крылья, ныряют под снег...
Бесшумно скользят лыжи... Впереди на чистинке уже заметны ямки. Неожиданно из-под
самых ног охотника, вздымая белую пыль, с треском вылетают из лунок черныши...
Всё плотнее становится снежная толща, всё крепче делается корка на ней. Не пробить её
полевикам, и они забиваются в хвойник. Кончена зимняя охота по тетеревам.
Гудит, завывает февральская вьюга, а охотнику уже рисуются заманчивые картины охоты
на весенних токах.
ГЛУХАРЬ
1
На переломе ночи к рассвету дремотный мрак будто сгущается. В такую пору идешь по
подмороженной мшаге. Только крошится ледяная пленка в мягком мху под ногой. Всё дальше
углубляешься в незаметно редеющую мглу кочковатого болота, в темень соснового острова.
То и дело отводишь рукой от лица колкие лапы хвои.
В посветлевшем небе уже округляются очертания сосновых маковок. Скоро наметятся и
просветы меж ветвей.
Чутко вслушиваюсь... Что это? То ли запоздалое журчанье в ямке мшарины,
затягивающей мокрый след моих шагов, то ли трель из щебетанья ласточки, то ли дятел
постукивает? Но ведь ласточек здесь не бывает, а дятлу рано, – спит он ещё.
Это в лесной глуши запел глухарь. Даже не охотнику, а просто любителю природы, стоит
послушать удивительную и простую песнь глухаря. Без ружья и наблюдать лучше:
подметишь то, что неминуемо проглядишь в пылу «охотничьей лихорадки».
Огромная птица с таким увлечением играет, что совсем не слышит в это время. А отчего
глохнет – никто точно не знает. Одни утверждают, что отросток нижней челюсти глухаря
заслоняет при пении слуховой проход. Другие указывают на набухание от прилива крови
особой складки, которая под давлением черепной косточки закрывает ушное отверстие. Есть
мнения, что причина потери слуха кроется в весеннем возбуждении петуха.
Словом, загадка глухариной глухоты до сих пор толкуется по-разному.
Крупная и тяжелая птица глухарь, а взгляните на него в лесу, на воле: перо приглажено,
осанка статная. Особенно, когда, чуть подавшись вперед, он готов слететь, невольно
залюбуешься стройным силуэтом каштаново-бурого красавца. Большая темносерая в крапе
голова его, с изогнутым по-орлиному клювом и пучком перьев, вроде бородки, украшена
полудугой алых бровей над черными глазами. Зоб черный, с блестящим зеленоватым
отливом. Грудь чернобурая. На темных перьях длинного хвоста пестрят ряды белых
пятнышек. Пальцы оперенных ног в оторочке из роговых пластинок, – чтобы грузный петух
не проваливался в снегу и не скользил по обледенелым веткам. Среди лесной дичи нет
равных ему по величине.
Коричневатая с рыжей грудкой глухарка выглядит проще.
Глухой певец очень удачно назван глухарем. Но есть у него и другое имя – «мошник».
Оно дано ему за его привязанность к лесам, где раскинулись моховые болота.
Часто говорят о каком-то неимоверном весе глухарей – в семь, восемь и больше
килограммов. С этим нельзя согласиться. Никогда не приходилось мне встречать весенних
мош-ников тяжелей четырех-пяти килограммов, и то – старых. Молодые легче. Осенью
упитанные глухари могут весить на килограмм больше.
Полная захватывающих впечатлений весенняя охота на глухаря несравнима ни с какой
другой охотой по перу и надолго остается в памяти охотника.
2
На краю боровой гривы стоят небольшие сосенки, засыпанные снегом. Их зеленые
верхушки маленькими кустиками выглядывают из белых сугробов. С хрустом обрывая
хвойные побеги, бродит здесь по плотному снегу стайка глухарей, Среди них не видно
глухарок: они обычно живут отдельно.
Вот самый большой длиннохвостый мошник перестал дергать пучки зеленых игл и
напыжился. Вдруг он встрепенулся и ни с того ни с сего бойко клюнул подвернувшегося
соседа. Под скупыми лучами февральского солнца задира преобразился: вскинув голову и
волоча крылья, он жесткими концами их бороздил снег и на ходу пощелкивал. Похоже на то,
что дело идет к концу зимы!
И хотя снежный груз всё ещё лежит на ветвях, лучистое солнце день ото дня выше и ярче
светит над лесом. Отошел припай зернистого снега, рушатся с сосен белые «гирьки»,
пробивая рыхлеющий наст, с шорохом сползает еловая навись, то там, то здесь, качнувшись,
выпрямляется ветка. Ночью березы и осины стоят обледенелые, днем – кора их влажна.
Как только утреннее солнце озаряло маковки сосен, мошники спешили к местам своих
постоянных токов. Тут они рассаживались по верхушкам деревьев, будто ожидая чего-то.
Самые старые петухи первыми отзывались на увеличение дня: они слетали вниз и с
прищелкиваньем разгуливали по болотине, оставляя на снегу следы лап и черточки – метки
от распущенных крыльев.
Это – вступление к предстоящим токовым играм. Раз глухари «зачертили», – недолго
осталось ждать начала их весенних песен.
Следы с «чертежами», замеченные охотниками, заранее указывают места токовищ.
Тока чаще всего бывают в хвойном лесу, затем – в смешанном и реже – в чернолесье.
Как правило, глухари играют в глуши лесных просторов. Обычней всего, это влажные
моховые болота то с плотным, то с редким корявым сосняком. Закраины таких низменных
мшаг, незаметно повышаясь, переходят в острова соснового бора, поросшего кое-где
ельником, осинами, березами. Примерно по кромке боровой гряды и рассаживаются по
деревьям птицы.
Весна всё больше и больше дает себя чувствовать. В хвойном лесу ещё снег, но в голом
чернолесье на проталинах зацветают подснежники.
Петухи теперь с вечера торопятся лететь на ток, а на рассвете уже поют на деревьях.
Потеплеет, – они заиграют ещё раньше – затемно.
Тут и открывается охота на них. Начинать её следует с вечернего подслуха.
Мошники необычайно привязаны к своему токовищу. Они посещают его до тех пор, пока
не будут все перебиты, что, к великому сожалению, случается ещё довольно часто.
Впрочем, ежедневно тревожа певунов настойчивым и неумелым преследованием, можно
вынудить их временно рассеяться по окрестностям.
Но как только минует невзгода, глухари возвратятся на старое место. Новый же ток
образуется не сразу.
3
Весенним вечером, часа за два до захода солнца, прихожу к току на подслух, чтобы
проверить слёт глухарей. Удобно облокачиваюсь о ствол дерева. Защитный цвет одежды
сливается с окружающим фоном.
Стою в развилке сосны на грани боровой гривы и мохового болота с низкорослым
хвойником, охваченного, как подковой, островами высокого краснолесья. Осматриваюсь. Из
снега проглядывает кочка с серой осокой. Не пойму, отчего это на ней так ослепительно
искрится солнце. Просто глядеть невозможно, не сощурясь.
В такой хороший вечер мошники будут громоздиться по соснам и елям, на закрайках, а
не в глубине острова, как это случается в ненастье, в ветер.
Задолго до заката с шумом взлетает с земли и садится возле меня на сосну глухарь.
Хрюкнул. Видно, где-то вблизи дневал и «пешком» пришел сюда. Кося глазами, любуюсь
петухом. Меня ему не разглядеть меж стволов. Посидел-посидел мошник и занялся
«ужином»: срывает хвою и набивает ею свой зоб. Долго возился мошник, перепрыгивая с
ветки на ветку и выбирая пучки игл посочнее.
Солнце уже скрылось за лесом, но ещё не зашло; сбоку от меня, на рыжей коре, всё выше
и выше тлеет в голубой дымке солнечный луч. А вслед за ним поднимается тень. Вот красная
полоска осталась лишь на маковках самых высоких сосен... Погасла... В стороне заката горит
заря. Тускнеют и её отблески...
Слетаются мошники. То ближе, то дальше раздается хлопанье крыльев
подсаживающихся на деревья глухарей. Один сел невдалеке и вытянулся на суку, напряженно
застыв, чтобы при малейшей тревоге пригнуться к ветке и с толчка нырнуть в полумрак.
Неожиданно слышится сухой треск, похожий на пистолетный выстрел. Так – с хлестким
ударом крыльев – садятся некоторые глухари. Ещё один с шумом мелькает в просветах
вершин. Сел. И сразу, как бы давая ему знать о себе, за моей спиной громко хрюкнул ранее
прилетевший. Откуда он взялся? Не было слышно его посадки, – значит, бесшумно
опустился.
Глухари перелетают с места на место. Некоторые, собираясь запеть, щелкают. Доносится
то одиночное «док», то вздвоенное «тэ-тэк... тэ-тэк» или «тэ-кэ», но всякий раз это
вступление к песне заканчивается... хрюканьем.
Смолкли. Да и пора, уже поздно.
Ночевать иду в конец острова. Буду коротать ночь у костра там, чтобы не тревожить
глухарей.
Крадучись по заснеженной ветоши, прохожу под сосной, где кормился хвоей мой
пернатый «сосед». Втянув шею и положив голову на выпяченный зоб, он по-куриному спит
на ветке, поджав ноги...
Перед рассветом, до пробуждения глухарей, стараясь не хрустеть, приближаюсь к
окраине тока.
Хорошо, что пораньше пришел. Проснувшись, птицы становятся очень осторожными, а
заподозрив опасность, не запоют.
Песня мошника не отличается звучностью. Приглушенные тона её неуловимо
растворяются в сумеречной тишине. Охотник, ещё незнакомый с этой песней, если она и