Спускаюсь по обрыву к воде. На солнцепеке у муравейника краснеет земляника. На
песке отпечатки перепончатых лап. Эге! здесь бывает и другой рыболов, – это выдра
наследила.
Разматываю поплавочную удочку. На крючок насаживаю сразу трех червяков, – так
заманчивей для рыбы, и забрасываю в прозрачный поток. Приманку помчало за поворот.
Мгновенно потонул поплавок, повело его под водой. Подсекаю. Так и взыграла рыбина!
Выбрасываю... пустой крючок. Ловко! Это скорей всего форель. Она умеет чисто снять
червяка.
Где же она? Осторожно заглядываю под берег. В подмыве на дне лежит обломок доски.
Не иначе как здесь. Ладно, пусть успокоится, не уйдет.
Иду вверх по течению. Вода падает с переката в яму и кружится. У того берега коряжина,
а под ней темнеет глубина. Возможно, достану туда! Распускаю всю жилковую леску,
нанизываю червяков, делаю из-за куста плавный взмах длинным удилищем, и крючок с
насадкой – у коряги. Из-под нее дугой вывернулась рыба, рванула и исчезла. Опять неудача!
Даже не накололась, а червяки сорваны.
Сразу, пожалуй, не повторит хватку, а всё же попробую. Вновь мечу в то же место, и
задергалась, заметалась пойманная форель. Леска так и режет воду... Рыба норовит под
корягу. Не уйдешь! Выбрасываю форель на берег. Она падает и срывается с крючка, бьется,
прыгает к воде. Подскакиваю к ней. В спешке задеваю банку с червяками, она летит в речку.
Хватаю и еле удерживаю скользкую рыбу – красивую, плотную, желтоватую, с красными и
темными пятнами по бокам. Недаром зовут её пеструшкой..
Слышу всплески. Хариус сыграл. Скрытно подбираюсь. Забрасываю кузнечика, –
расправив крылышки, он планирует с крючком к воде. Подхватываю хариуса. Серебристая
рыба с черными пятнами на спине. Высокий спинной плавник к хвосту загнут; если сложить
его – он чуть не достает до жирового плавника. Такой же плавник и у форели. Это
особенность всего семейства хариусовых.
У камня, на самом дне потока, вижу окуней. Забросил червяка – не берут. Рыба пятится,
и вдруг, как по команде, вся стайка исчезает в прозрачной воде.
Вспомнил о первой форели. Раз сорвалась на червяка, надо обмануть её другой насадкой.
Иду в поле. Среди трав пестрят цветы: красный и белый клевер, ромашка, колокольчики,
иван-да-марья; гудят шмели, пчёлы. Всюду цинкают кузнечики. Ищу их. Мне нужны
небольшие, а попадаются крупные – зеленые. Поднимаю голову и замираю. Под уклоном,
шагах в сорока, – красный лисовин. Занимается тем же, чем и я, – ловит жирных кузнечиков.
Увлекся так, что даже не озирается. Смотрю, что будет дальше, благо ветерок на меня. А лис
переступит раз-два, спугнет скачка и наблюдает, куда тот сядет. Заметит, где кузнечик, – уши
вперед, весь вытянется – раз лапой, и накроет. Для верности и второй прихлопнет. Да так
ловко, просто залюбуешься. Потом сунет морду в лапы и жует. Всё-таки спохватился лисовин
– обернулся, взметнул хвостом и умчался.
Возвращаюсь к речке. Налаживаю удочку. Забрасываю к повороту, где сорвалась форель.
Может быть, на кузнечика соблазнится... Он шевелит ножками, пытается скакать по воде...
Не выдержала – схватила приманку, и назад. Поздно, – обманул...
Веселая ловля! Но требует осторожности и ловкости.
А главное – сам не стой на виду. Закидывай против течения: рыба туда стоит головой.
Иначе толку не будет.
НА БАХЧЕ
Солнце так и печет. А сторожу колхозной бахчи жара нипочем. Под желтой соломенной
шляпой темнеет в кайме белой бороды загорелое, в морщинах лицо проворного и сухонького
Лукича. Ему бы на печке лежать, а у него всё заботы. Уже с конца зимы хлопочет, говорит
школьникам:
– Погодите, дождемся лета, опять на вольный воздух я выеду. Придете ко мне на бахчу,
такими кавунами угощу – оближетесь!
Вот и дождались. Ходит дед по бахче, любуется.
«Надо отобрать кавуны, какие поспелее, и на колхозный стан отослать. Они там в степи
ещё не пробовали их», – думает Лукич.
Бахча у дедушки загляденье Чего только здесь нет!
Меж узорчатой листвы будто разложены круглые шары арбузов – темнозеленых,
полосатых, больших, маленьких. С толстых плетей вверх тянутся трубчатые стебли под
широкими, как у кувшинок, листьями. Средь их зелени выпячиваются огромные белые
тыквы. К ботве, вроде огуречной, поприцеплялись хвостиками длинные дыни – желтые,
темнобурые, рябые.
Щелкает Лукич по арбузам пальцем, на звук определяет спелость. Зрелую дыню на
взгляд угадаешь: на своей корке она трещинки кажет, – готова, значит. Прикоснись к такой,
сама от хвостика отвалится.
Хороший арбуз чуть тронешь ножом, так и расколется, обнажая красную, сочную,
сладкую мякоть, а рябая дыня, так та даже с треском развалится пополам, – отведайте её,
сахарную! Впрочем, и тыква, ежели её запечь, медовой становится.
Кругом бахчи – лакомство ребят: горох, подсолнухи, мак
Душа радуется у старого, глядя на всю эту благодать.
И вдруг перед Лукичом алеет дырка в арбузе.
– Ах ты паршивец! Опять напакостил. Погоди ж, попадешься мне в руки, оборву я тебе
длинные уши! – ворчит на кого-то дед.
Как тут не браниться? Что ни лучший арбуз, то с погрызом.
Кто же тот «длинноухий», что портит добро?
Будьте покойны, – дед хорошо знает, кто пакостит ему в сумраке ночи! Связал старый две
палки крест-накрест, натянул на них свитку и водрузил чучело на бахче, чтобы остерегались
любители сладких арбузов. Вору надо бы пугаться страшилища с распростертыми руками и
кубышкой вместо головы, а он преспокойно разгрыз арбуз под самым пугалом.
Вот и размышляет старый, что бы ещё такое придумать, чтобы отвадить непрошенного
гостя?
Воюет Лукич с «длинноухим», и невдомек ему, что воришка днем таится в пучке ковыля
вблизи от стариковского жилья. Самое безопасное место!
Случайно наткнулся на него дедушка. Как выскочит из-под ног здоровенный русачина-
заяц, и ну удирать! Дед в ладоши захлопал, жару поддает зайцу:
– Вот я тебе, вору! Держи его!
Скрылся косой на другой загон и попал в беду – наскочил на собаку.
Скачет русак, заложив уши. Вихрем летит за ним борзая. Туго приходится зайцу, не уйти
ему от погони. Заметался из стороны в сторону, а пес настигает, как рулем правит длинным
хвостом на крутых поворотах. Оттого охотники и называют хвост борзой «правилом».
На короткой угонке пружиной развернулась борзая и сделала сокрушительный бросок,
наметив для удара заячий хвост. Но косой не сплошал, – взял да и припал к земле. Не
встретив точки опоры, собака кубарем полетела через голову. Пока пришла в себя да
выровнялась – умчался заяц далеко вперед, держа путь прямо к бахче. Потянуло его к
привычным кустикам ковыля, где всегда находил он мирный приют.
Окно в избенке Лукича наравне с землей темнеет, показалось оно измученному русаку
спасительным отверстием. Ударился заяц с разбегу в стекло, пробил его и очутился... на
столе. Полетел на пол разрезанный арбуз. Лукич только ахнул, а беглец в испуге махнул под
кровать.
– Попался-таки, плут, в мои руки! Не бойся, не бойся, уши я тебе не оборву. А вот в
плену у меня посидишь, пока бахчу не уберем.
ЛОСОСЬ
Много у нас водится разных пород лососевых рыб. Славится лосось Каспия, Черного и
Аральского морей, некогда приплывший из Ледовитого океана. Лосось Дальнего Востока –
кета, горбуша – во время нереста несметными косяками запруживает русла рек. В такую пору
на рыбу охотятся с берега даже звери. Медведь, например, без труда подхватывает добычу
лапой и выбрасывает её наземь.
В реках Сибири, в озерах Байкал, Зайсан плодится таймень, ленок.
В прибрежных водах Ледовитого океана, от Онеги до Колымы, обитает нельма. На
икрометание она устремляется в наши реки.
Из Каспия в Волгу и Урал поднимается белорыбица.
В северные реки и в Финский залив входит кумжа; попадает она и в реки Лугу, Нарев. В
Ладожском и Онежском озерах живет местный озёрный лосось, мечущий икру в реках,
впадающих в эти озёра.
У рыболовов-любителей большой популярностью пользуется спиннинговая ловля
драгоценной красной рыбы – семги – в Туломе и Коле, которые впадают в Кольский залив
Баренцева моря, в Варзуге, убегающей к Белому морю, в Кеми, что течет в Онежскую губу, в
Ниве, берущей начало в озере Имандра.
Заслуженную славу «лососевых» имеют реки Вуокса, Тайпелен-йоки, впадающие в
Ладожское озеро, и Нева, куда входит атлантический лосось. Здесь за ним укрепилось
название «невский».
Морской лосось, поднимаясь из океанских пучин, немало поскитается, пока доберется до
нерестилищ в верховьях наших рек. Ихтиолог Сабанеев писал о поимке у нас лосося со
шведским, немецким и датским крючками во рту.
Ещё задолго до икрометания лосось идет к истокам наших рек. Ни бешено крутящиеся
водовороты, ни бурные пороги не останавливают стремительного бега серебристой рыбы.
Нет равных ей по быстроте и неутомимости в преодолении преград. Отталкиваясь упругим
хвостом, она, подобно распрямляющейся пружине, мгновенно разгибает собранное в дугу
тело и гигантским броском берет грозные водопады. В избранных местах лососки мечут
икру, а самцы поливают её молоками.
Много «охотников» до лососевой икры; вьется около неё форель, ворует её и ёрш.
Лосось засекается на крючках иногда чем попало – боком, брюхом, хвостом. Один ры-
болов поймал на Вуоксе «бывалого» лосося: на боку у него висели четыре блесны. Как
видно, не одного любителя огорчил этот огромный лосось. Так случается, когда блесна
попадает в гущу стаи и рыба, как говорят спиннингисты, «забагривается» якорьками. Обычно
же лосось налетает на подброшенную ему приманку, принимая её за рыбешку, которой
питается.
Ловят лосося с весны до ледостава. Охота на него так волнующе увлекательна, что
несравнима ни с какой другой ловлей. Тут всё зависит от искусства, ловкости и терпения
рыболова. Для успеха важно и то, куда заброшена блесна. Она должна упасть к стоянке
рыбы, например, за подводный камень, сдерживающий напор быстрины, – в затишье его
обычно отдыхает лосось. Такое место легко угадать: скрытый валун вздымает воду, оставляя
на поверхности её две разбегающиеся полосы.
На пути к верховьям рек лосось останавливается на отдых и за изгибом быстрого
течения – там, где после удара в излучину берега вода замедляет свой бег. Днем стоянка
бывает у средины реки, ночью – ближе к берегу. Здесь же держится и утомленная нерестом
рыба. Если мчится стая, – блесну направляют туда, где рыба сыграет или разрежет плавником
поверхность воды...
Бурно в порожистой речке. Шумной чередой несутся волны к гряде валунов. Широкому
потоку не втиснуться сразу в узкий проход меж камнями. Хлестко ударяя в преграду,
откатывается вал за валом, лишь пенистые гребни, взлетая вверх, рассыпаются брызгами. И
вот уже гулко мчится в скалистой теснине река. Вырываясь из каменистого горла на простор,
вода растекается плесом.
Делаю взмах удилищем, блесна описывает в воздухе полукруг и падает в воду... Рывок!
Это лосось «сел», как говорят рыбаки, – схватил приманку. Подсекаю! Ошеломленная
глубоко впившимися в её губы крючками, рыба завертелась, но уже в следующее мгновенье
прыжком вылетела из воды, потом сделала такой стремительный бросок, что леска,
прожужжав, наполовину сбежала с катушки. Кинувшись против течения, семга сама себя
утомляет, – облегчает мою задачу. Вдруг остановилась, – ни туда, ни сюда! Подматывая
шнур, приближаюсь насколько возможно. Легкими рывками дергаю удилище. Не понравился
мой прием, – опять мчится, опять сматывает леску. Мощно сопротивляется пойманная рыба,
– бросается то вниз, то в пороги, то в глубину, за камни. Я не уступаю, держу катушку на
тормозе – затрудняю ход семге, а удилище ставлю почти вертикально, чтобы пружинило,
предохраняя этим от разрыва леску. При каждом удобном моменте подматываю шнур.
Управляя снастью, отвожу добычу от опасных мест, где она легко может сойти с крючков или
порвать шнур. Не сдается сильный противник... Ага! всё короче и слабее рывки. Наконец,
выбившись из сил, рыба уступает, – послушно идет к берегу. . Багориком подхватываю её...
Готово!
Это мой первый лосось.
НА РЫБАЛКЕ
Сегодня воскресенье, и два друга – Женя Борисов и Николай Васильевич – целый день
провели с удочками на реке. Укрывшись в тени черемух, они внимательно наблюдали за
поплавками. Рыба здесь непуганая, ходко клюет. Поплавок то набок ляжет, то запрыгает и в
воду погрузится. Успевай только подсекать да выбрасывать поблескивающую рыбу. А с
крупной приходится повозиться, пока «выводишь», утомишь её и она ввалится в
подставленный сачок
Чудесный отдых рыбалка! Время идет незаметно. Вот и солнце зашло. В притихших
сумерках особенно громко раздается рокот уборочных машин на полях и всплески играющих
рыб.
В ближнем селе зажглось электричество. Искорками вспыхнули было звёзды и уже
мигают синевой. Всё краснее и краснее, просвечивая вершины сосен, над холмистым бором
засветилась луна.
Пора варить уху!
Как ни люба вчерашнему ремесленнику Жене Борисову рыбная ловля, но у него есть
радость и по другой причине. Он выдержал «пробу» и получил «пятый разряд». Шутка ли,
теперь он настоящий токарь! На заводе он всего несколько дней, но уже говорит: «У нас в
цехе...» Его друг, седоусый кассир Николай Васильевич, в который уж раз с понимающей
улыбкой слушает, какую отличную деталь выточил Женя, и одобрительно кивает головой:
– Молодец! Так и надо. Мастером будешь... Я вот тоже сорок лет на своем деле, а – скажи
ты – ни одного просчета не сделал...
Женя разыскал полено и подал его Николаю Васильевичу. Не сидеть же старому на
корточках! А сам, полулежа, облокотился на руку. Сидят рыболовы у огонька и мирно
беседуют.
Юноша рассказывает, как однажды не повезло ему здесь. На утренней зорьке поймал он
нескольких язей. Посадил их на кукан – леску с палочкой. Опустил свой улов в воду и
привязал другой конец лесы к колу, воткнутому в берег. Пришел за язями, – кол на месте,
леска оборвана, рыбы нет!
– Это скорее всего сом поживился твоими язями! – решает Николай Васильевич и
делится случаем из своего далекого детства: – Вот, помню, за излучиной нашей южной речки
Рясны была яма. На пути к ней вода мчалась, завихряясь воронками, а под кручей теченье
плавно поворачивало вспять и кружило медленным водоворотом. Всё, что сюда попадало,
засасывалось в глубину. На дне омута обитал огромный сом. Темный этот хищник с желтым
брюхом иногда выплывал из своего логова и, гуляя в прозрачном потоке, бил по воде
длинным хвостом.
Нас, ребят, не пускали купаться вблизи омута, стращали сомом. Говорили, что он таскает
гусей, уток, утопил даже плывшую собаку. Передавали, что как-то взрослый парень, купаясь,
разбежался, прыгнул с берега и... оседлал скользкую спину сома, гревшегося на солнце.
Наконец нам самим довелось увидеть это страшилище.