— Смотри, — сказал он.
Деревья как-то враз расступились, и она увидела трактор, ползущий по небольшой полянке. Но что он делает, Витька не могла понять.
— Кедры оббивает! — сказал Матвейка. — Вот вредители... Не смейте!! — срываясь с места, вдруг закричал он. — Не смейте!!
Куда он? Что с ним?
А Матвейка бежал через полянку, размахивая руками, и кричал не своим голосом. Витька, хоть ещё и не сообразила, что к чему, но бросилась следом, чтобы на всякий случай быть поближе к товарищу.
Их заметили. Рёв смолк, и из кабины высунулась круглая краснощёкая физиономия. За ней показалась вторая — длинная, бледная. Витька с ходу придумала для них прозвища: Синьор Помидор и Малосольный Огурец.
— Чего надо? — обратился Помидор к Матвейке.
— Вы зачем кедры бьёте?
— Орешков захотелось, — Синьор широко улыбнулся, и его толстые щёки уползли к ушам. — Ты, небось, тоже их любишь? И пацанка твоя? Что это у вас в майке?
— Не ваше дело, — хмуро сказал Матвейка.
— Грубит, поганец, — сказал Помидор Огурцу. — Видно, плохо учил его батька, не умеет он со старшими разговаривать... Ну-ка, проваливай отсюда!
Но Матвейка и не думал проваливать.
— Не трогайте кедров! Они же растут очень медленно, а вы их калечите! Свои вырастите, а потом и оббивайте!
— На наш век и этих хватит, — ухмыляясь, показал жёлтые зубы молчавший до сих пор Огурец. — Двигай, Вася! Чего ты с мелюзгой трени-брени разводишь?
— Люблю детей, — неприятно засмеялся Помидор, берясь за рычаги машины.
Дальше всё произошло, как в кино. Фырчавший потихоньку мотор взревел, и трактор двинулся к ближайшему кедру. Матвейка отбросил в сторону майку с шишками и кинулся наперерез, Витька — за ним. Возможно, он в чём-то был прав, когда называл её «принцессой на горошине», но товарищей в беде она не бросала. А сейчас была беда — Витька чувствовала, хоть и не совсем понимала, почему Матвейка так разговаривает с этими дядьками.
Синьор Помидор приглушил мотор и, высунувшись, спросил злым голосом:
— Жизнь надоела — под машину лезете? А ну, брысь!
Но Матвейка подбежал к кедру и вдруг начал карабкаться вверх по стволу, ловко перебирая руками и ногами, Витька никогда по кедрам не лазала, поэтому она раскинула руки и прижалась к дереву, заслонив его собой.
Помидор сплюнул, выпрыгнул из кабины и неторопливо пошёл к ним. Огурец остался в кабине.
— Задай им горяченького, — лениво посоветовал он.
— Бедные дети, — покачал головой Помидор. — Плохие у вас родители: до сих пор не объяснили простого правила — «не спрашивают — не сплясывай». Придётся сделать это за них, — закончил он, снимая ремень.
И тут Витька завизжала. Она вообще хорошо визжала. Если это случалось в детском саду, сбегались воспитатели соседних групп, ещё — директор и музыкальный работник. Если дома — из сто двадцать пятой квартиры приходили дядя Самед и тётя Диляра, а по воскресеньям — жильцы с пятого этажа поднимались к ним на шестой и тревожно спрашивали: «Что случилось?»
Но сейчас Витька визжала так, что стоять рядом, с открытыми ушами, было просто-напросто опасно: можно оглохнуть.
Синьор Помидор от неожиданности икнул и испуганно посмотрел на неё.
— С ума сошла, ей-богу! Замолчи ты! — вдруг закричал он. — Я же тебя пальцем не тронул!. Чокнутая девчонка!
— Да брось, — подал голос Малосольный Огурец. — Давай сматываться, покуда их мамаша с папашей не явились. Не докажешь потом, что не обидел.
Помидор чертыхнулся и побежал к трактору. Но тяжёлая машина вдруг зачихала и осталась на месте.
На тракторе заволновались: Огурец кубарем вывалился из кабины и начал лихорадочно дёргать какой-то ремешок — заводил мотор. Мотор фырчал, но не заводился.
Витька для верности продолжала визжать. И вдруг она увидела большую серо-рыжую собаку, которая выскочила из-за деревьев и огромными прыжками помчалась к обидчикам.
Помидор тоже заметил пса и что-то крикнул Огурцу. Тот дёрнулся, мотор взревел, и Огурец, словно его подбросило пружиной, влетел в кабину. Но собака оказалась проворнее: успела-таки тяпнуть беглеца за штаны! Трактор с рёвом развернулся и рванул с поляны. А следом, оглушительна лая, кинулся пёс.
— Лайка! Ура! — крикнул Матвейка, спрыгивая с дерева. — А вон — мамка! И дедуля.
Витька увидела Сашу Александровну и незнакомого высокого человека. Матвейкина мама почти бежала, а её спутник шагал широко и скоро. На нём были высокие сапоги, а на плече висела винтовка.
«Дедуля?» — Витька внимательно посмотрела на него. Голова лохматая, как у Матвейки, рыжая до пояса борода, а ручищи! — наверное, Витькиных четыре надо сложить, чтобы одна его получилась. Действительно, Карабас Барабас! Только семихвостой плётки не хватает. А впрочем, этот Карабас, наверное, добрый, иначе не называл бы его Матвейка так ласково.
Витька еле слышно поздоровалась с дедулей Барабасом. Он строго взглянул из-под нависших бровей и спросил басом:
— Кто кричал?
— Она, — показал Матвейка.
— А чего?
— Мужиков пугали на тракторе.
— А я уж невесть что подумала, — облегчённо вздохнула Саша Александровна и улыбнулась. — И как, испугались мужики?
— Ещё как! Завели свою тарахтелку и рванули! Чуть гусеницы не потеряли!
— И Лайка ваша помогла, — добавила Витька. — Как выскочит! Как схватит одного!..
Пёс, только что вернувшийся из леса, услыхав своё имя, отрывисто гавкнул: мол, так всё и было.
—Асчего это вы на людей кидаетесь? — поинтересовался дедуля.
— Они кедры мучали, — пояснил Матвейка.
— Вон оно что! А мне, старому глухарю, и невдомек, чего трактор бурчит. Кедры, значит, губили...
— А мы не дали! — гордо сказала Витька. — Они только один успели.
— Молодцы! — похвалила Саша Александровна.
— Они-то молодцы, да я не молодец, — сокрушался дед. — И то не подумал, что у нас отродясь никто вредительством не занимался. Кто такие, не знаешь? — спросил он Матвейку.
— А это чужие, весной которые приехали, — Матвейка говорил так уверенно, будто те, на тракторе, рассказали ему о себе. — И ещё я номер трактора запомнил.
— А я — морды, — вставила Витька.
— Лица, — поправила Саша Александровна. Но Витька стояла на своём:
— Один, как помидор, а другой — огурец... малосольный.
Саша Александровна рассмеялась:
— По таким приметам, дед, в одночасье найдешь!
— Найду, однако, — и дедуля направился по следу трактора.
Лайка, словно почуяв, что предстоит настоящее дело, помчалась впереди хозяина. Нос она держала низко, к самой земле, как и подобает умной собаке. И по всему виду её чувствовалось, что она нисколько не сомневается в успехе! преступники будут схвачены.
В ГОСТЯХ У КАРАБАСА БАРАБАСА
Из кедрача Витька вместе с Матвейкой и его мамой попала прямо в дом Карабаса Барабаса — Матвейкиного дедули.
Домик у него был совсем крохотный: сенцы да комната, где хозяин, видимо, и спал, и ел, и гостей встречал. Но чудес в этой избушке — полным-полно! Витька вошла и ахнула. Матвейка не ахнул, потому что бывал здесь бессчётное количество раз, но и у него загорелись глаза, как только он переступил порог. Он привык, что к каждому его приходу дедуля припасал что-нибудь новенькое, сюрприз, одним словом. У них даже игра была такая: если прямо с порога Матвейка отыщет новинку, отгадает, дедуля тут же отдаёт её внуку. Если нет — значит нет: «сюрприз» остается в избушке.
Как потом узнала Витька от Матвейки, по дереву резать дедулю обучил его отец, а отца — его отец, Матвейкин прапрадед. Вырезает дедуля по вечерам, а когда увлечётся, так и ночью сидит, до самого утра. Витька верила, что так вполне может быть. С ней ведь тоже иногда случается: сидит она, например, лепит или рисует и не слышит, как бабушка зовёт её обедать. Бабушка Фатья сердится, думает, что Витька не слушается, а она просто увлеклась...
Да, чего только не было в избушке!
Олени с раскидистыми рогами, зайцы хитроглазые, медведи толстопятые, а птицы — совсем живые! Кажется, неосторожно взмахни рукой — и улетят.
Но больше всего Витьке понравились сказочные зверята.
Вон Михайло Иваныч с Настасьей Петровной: вышагивают, а за ними плетётся Мишутка. И такая у него грустная мордашка, что сразу становится ясно: наказан за какую-то проделку.
На полке пониже — терем-теремок, а в нём мышь-норушка зерно толчёт, лягушка-квакушка пироги печёт, колючий ёжик сидит на скамеечке, а петух играет на гармонике... Витька, наверное, полчаса стояла, всё разглядывала теремковых жителей.
Матвейка в это время у порога топтался. Ничего удивительного, если бы Витьке пообещали любую игрушку из дедулиных, она и до утра бы простояла, выглядывая новую.
— Чебурашка! — радостно завопил Матвейка. — Чебурашка! Чебурашка! Отгадал.
— Однако, верно, — подтвердил появившийся на пороге дедуля. — Бери, твой зверёнок.
Чебурашка, лупоглазый, ушастенький, с крохотными ручками и ножками, в белом берестяном передничке сидел на Матвейкиной ладони и с любопытством таращился на Витьку. Ей стало так завидно, что она закусила губу и отвернулась.
— И ты, внучка, выбирай, что приглянулось, — сказал дедуля, словно прочитав Витькины мысли.
Ей послышалось? Или он шутит? Да нет, кажется, правда: вон, кивает головой, чего, мол, замешкалась — бери!
А как тут выберешь, если всё нравится, всё забрать хочется? Взяла в руки белочку, а с другой полки соболюшка хитрым глазом косит: «Неужели меня оставишь?» — а сама уж и спину дугой выгнула, прыгать приготовилась. А Мишутка — то ли полка качнулась, то ли удрать от матери медведицы задумал — сам к Витьке в руки свалился. Эх, если бы ещё один Чебурашка был!..
Дедуля посмеивается: а может, покашливает. У бородатых ведь не разберёшь. Но скорее всего, у него весёлое настроение: глаза совсем под брови спрятались, а ладонь бороду разглаживает, поглаживает...
— Я лучше после выберу, — сказала Витька.
— После так после, дело хозяйское... А что ж вы меня про шишкарей-то не пытаете?
— Поймал? — оживился Матвейка.
— Мотор у трактора забарахлил. Не то бы удрали. А ты, внучка, точно их описала: помидор и огурец, враз узнал! — Дед тихо рассмеялся. — Шишки-то Лайка в кабине нашла. Целый мешок. Так что на месте преступления, с поличным, как говорится, застукали.
— Им попадёт? — спросила Витька.
— Однако накажем! Тайгу никому не позволим губить. Никому! — Дед Матвей опустил на стол кулак, так что охнули доски, а у Витьки и Матвейки не осталось никаких сомнений: так и будет.
СКАЗКА ДЕДА МАТВЕЯ
Ужинали поздно.
За окном словно черничный кисель разлили — затемнело. Дед Матвей зажёг керосиновую лампу, и все сели к столу. А стол широкий, белый, ничем не крашенный, и вокруг него — такие же лавки.
Саша Александровна принесла миску с печёной картошкой, поставила глиняный горшочек с тушёными в сметане грибами, а чай, настоянный на смородиновых листьях, разлила в большие, низкие кружки. На середину стола дедуля водрузил берестяной туесок, полный густого, пахучего лесного мёда.
Витька ела-ела, пила-пила, пока в сон не потянуло — глаза сами собой начали закрываться. Она отложила ложку, отодвинула подальше туесок и крепко подперла голову руками, чтобы сон не одолел.
А Матвейке хоть бы что! Забрался к своему дедуле на колени и шепчется. Вообще-то, в обществе секретов не бывает...
— Что пригорюнилась? — наклонилась к ней Саша Александровна. — Эй вы, шептуны! Чего затаились! Смотрите, наша гостья совсем заскучала.
— Да я дедулю уговариваю быличку рассказать, а он упрямится, — отозвался Матвейка.
— И правда, расскажи, — поддержала сына Саша Александровна.
— Да я не помню уж, какие сказывал.
— Ничего, всё равно интересно! — теребил Матвейка дедову бороду.
— Ну ладно... Иди и ты, внучка, сюда, — позвал дед Матвей. — Садись около, слышней будет.
Витька послушно перебралась поближе к печке. В самом деле, хорошо: тепло, лампа светит неярко, и в сумраке, кажется Витьке, осмелели деревянные зверушки, возятся у себя на полках, шепчутся, хихикают...
Дед Матвей огладил усы, бороду, сложил коричневые руки на коленях, прокашлялся и начал:
— Жили-были на свете два брата. Родные, а разные. Бок обок живут, а врозь. У одного дом, и у другого изба. Один в лес ходит, и другой в тайге кормится. Только один всё по уму делает, а другой по худу.
Первый брат ягоду по ягодке собирает, а второй — прямо с веткой ломает. Первый — гриб найдёт, большой срежет, меньшой оставит, чтоб подрос да новой семье начало дал. А другой— всё дочиста оберёт, с корнем повыдёргивает, да ещё и обуткой по грибнице пройдёт. Один — дерево срубит, взамен новое посадит и ходит, поливает его, землю рыхлит, пока не окрепнет деревце.
А брат его валит без разбору: и чахлые, и молодые — лишь бы горели хорошо.
Прошло лето, настала осень. Надо к зиме готовиться. Заторопились звери, работают от зари до зари. И то: зимы у нас длинные да лютые — не поевши, враз замёрзнешь! Ну, кто округ первого брата жил, богато справились: норы полные, дупла с верхом. А тем зверятам, что по соседству со вторым братом жили, и запасать нечего — пустая тайга.
И пошли они к Лешему, лесному царю, с жалобой. «Нет,— говорят,— больше нашего терпения рядом с дураком жить. Зарит он тайгу без огляда, крушит без разбора. Есть-пить нечего, укрыться-схорониться негде. Образумь неразумного или накажи! До земли тебе кланяемся!». «Дурака учить — сам дураком сделаешься,— сказал умню-чий царь.— А наказание вы и сами придумаете, вон сколько вас!»
Стали звери думать. День думали, ночь гадали, к утру решили в последний раз поговорить с безобразником. «Бери, сколько хочешь, но не мучай тайгу. Сам живёшь и другим жить дай, не хулигань, не разбойничай. А нет — уходи отсюда подобру-поздорову».
Засмеялся в ответ второй брат: «Что хочу, то и ворочу! Никто мне не указ!»
Но с той поры начались у него несчастья. То лесина упадёт — ногу отдавит, то сучок руку распорет, то гнус глаза залепит так, что не видать ничего. И стал он, разбойник, тайги бояться, тропки лесные путать, приметы ранешние не узнавать. А однажды зашёл в тайгу да и не вернулся. Может, обратной дороги не нашёл, может, в болото угодил... Всё одно — наказала его тайга. Осерчала, значит, на зло — и наказала!..
А первый брат жил долго, счастливо. Его тайга приголубила, ничего от него не прятала. Женился он, дети пошли, внуки, правнуки — теперь уж целый посёлок, поди...
Замолчал дед Матвей. За окном совсем черно стало — ночи в тайге глухие, тёмные, за порог и выходить страшно. А в избе хорошо, расходиться не хочется.
— Понравилась быличка?
Витька только головой кивнула: понравилась и даже очень-преочень!
— Ещё, — попросил Матвейка. — Ещё хочу, дедуля!
— Ишь, разохотились! Спать пора. — Саша Александровна старалась говорить строго, а получилось всё равно — ласково.
Витька не протестовала. Она так сегодня устала, как, наверное, устают за всю жизнь. Да и у Матвейки глаза слипались.
Из сеней по внутренней лесенке забрались они на сеновал, где Саша Александровна приготовила постели, и улеглись, вернее, бухнулись в мягкое душистое сено. Ноги их больше не держали. А сон только того и ждал...
Глава седьмая
ОЧЕНЬ ВАЖНЫЙ РАЗГОВОР
Домой они вернулись счастливые: корзинки полные, по туеску мёду — подарок деда Матвея, а у Витьки и Матвейки ещё и Чебурашки.
Оказывается, дед Матвей всю ночь вырезал для Витьки игрушку. Всю ночь вырезал! Теперь она поняла, почему его «дедулей» называют и Саша Александровна, и Матвейка. Хороший он, добрый, ласковый, хотя на вид — настоящий Карабас Барабас...
Чебурашка забился в угол дивана и таращит оттуда свои круглые глаза: куда, мол, я попал? И что это за зверь с такой нахальной мордой, который подкрадывается ко мне? А не спрятаться ли мне за диванную подушку? Очень уж тревожно трещат две птички в клетке... Ничего не бойся, милый Чебурашка! Степан Иваныч хочет поближе с тобой познакомиться, а может, пригласить поиграть. А Паша и Даша радуются, что вернулась их маленькая хозяйка...