Пусть тайга ко мне привыкнет - Кошурникова Римма Викентьевна 9 стр.


Телефон зазвонил звонко и неожиданно, так, что Витька вздрогнула. Кто мог ей звонить? Папа? Или мама?..

Она торопливо схватила трубку и закричала:

— Алло, алло! Это я! Мамочка?..

— Квартира Турабовых? — спросила трубка совсем не маминым голосом. — Вика, это ты?

— Ну конечно, я, а кто же ещё? А вы кто?

— Диспетчер Галя.

Странно, какая-то неизвестная... «диспетчер Галя» называет её по имени, а она и знать её не знает. Витька так и сказала:

— Я вас не знаю.

— Я тоже, — в трубке засмеялись. — Приходи ко мне в нефтеразведку, познакомимся.

— А когда? — Витька считала: если тебя приглашают в гости, отказываться неудобно.

— Да хоть сейчас. Кстати, с батькой своим хочешь поговорить?

— Ой!..

— Значит, хочешь, — Галя была удивительно понятливым диспетчером. — Вот и беги быстренько. Найдёшь контору?

Витька хотела сказать, что вообще-то она не знает никакой конторы, но трубка уже тоненько пищала: «пи-пи-пи...» Это означало, что разговор окончен.

Выход оставался один: бежать к Матвейке и Саше Александровне. Так она и сделала.

— Матвейка дома? — спросила с порога Витька.

— К отцу помчался на стройку. А зачем он тебе?

— Мне сейчас нужно в контору, — объяснила Витька. — Буду с папой разговаривать.

— С папой? — удивилась Саша Александровна.— Он приехал?

— Не знаю, но Галя сказала: «Прибегай быстренько».

— Подожди, Вика, давай по порядку. Кто тебе сказал про папу?

— Галя... диспет...чер, — Витька чуть запнулась, произнося незнакомое слово.

— Когда?

— Вот сейчас, она звонила по телефону. И сказала «быстренько»... Почему-то моё имя знает.

— Она сказала, откуда звонит?

— Ну да. Из нефтеразведки. Познакомиться хочет, приглашала даже. Давайте пойдём! А то я не знаю куда.

— Вот теперь ясно. Сейчас будет разговор с буровой по радиотелефону. И Сергей Рашидович, наверное, попросил Галю позвать тебя: видать, соскучились родители по своей доченьке.

Странные люди — взрослые! Говоришь им, говоришь, а они еле-еле поймут через пять минут! Тут бежать надо быстрее, а они выспрашивают, выспрашивают, а потом собираются два часа...

Но Витька на этот раз ошиблась. Саша Александровна управилась гораздо раньше: выключила плитку, где, судя по аромату, варился грибной суп, сменила шлёпанцы на туфли, закрыла квартиру, и они помчались...

АЛЛО, АЛЛО, БУРОВАЯ!

В конторе нефтеразведки было тесно и шумно, как в детсадовской раздевалке после прогулки на свежем воздухе.

Входили и выходили какие-то люди, быстро, непонятно переговаривались, звонили многочисленные телефоны, которых, как насчитала Витька, было гораздо больше пяти. Очень громко кричало радио, но перекричать шум в конторе не удавалось, и оно, наконец, обиженно замолчало.

Саша Александровна и Витька прошли в дальний конец комнаты и постучали в дверь с надписью «Диспетчер». Им никто не ответил (разве что-нибудь услышишь в таком шуме?), и Саша Александровна приоткрыла дверь.

— Можно?

Они вошли.

На высоком стуле спиной к ним сидела девочка с чёрными хвостиками волос, перетянутыми над ушами резинками с красными шариками, и разговаривала по телефону. Голос у неё был сердитый и требовательный.

— Нет, нет, нет. Не буду я вас защищать. Сами не маленькие — придётся отвечать за свой брак!

В это время зазвонил другой телефон, и она, бросив первую трубку, взяла новую.

— Алло, буровая. Нефтеразведка слушает...

«Ну и влетит ей, если кто-нибудь войдёт, — подумала Витька. — Распоряжается, как большая».

А девочка разговаривала теперь весело и по-прежнему непонятно.

— Какая у нас погода?.. Начальство приказало помочь передовикам. Почему — вам? Разве вы передовики? Ах, недельную норму уже прошли? Тогда, наверное, про вас шёл разговор. Да, отправим вам механика. Сегодня, вертолётом!.. Королевна ваша где? — девочка на высоком стуле вдруг повернулась и улыбнулась Витьке.

Да это, наверное, и есть Галя-диспетчер! А Галя сказала в трубку:

— Здесь ваша королевна, возле меня стоит...

«Почему она так странно называет меня? Королевна да королевна! У меня же имя есть!» — Витька хотела было возмутиться, но не успела: Галя крепко прижала к Витькиному уху трубку и сказала:

— Говори! Батька твой на проводе!

Сквозь писк и какие-то шорохи Витька услышала ужасно знакомый, ужасно родной голос.

— Папочка, папочка! Это я, Витька! Папочка! Алло!

— Здравствуй, девочка! Как на вахте?

— Нормально! — Витька засмеялась. Папа так всегда спрашивал, когда она возвращалась из детского сада. Вопрос означал: нет ли у неё нарушений, или замечаний, или ещё чего-нибудь «такого». — Папочка, я хочу к вам! Я соскучилась!

— Мы тоже, Викуша! — раздался голос Людмилы Петровны.

— Мамочка, когда ты приедешь?

— Мне ещё придётся задержаться. Человеку тут одному очень плохо.

Витька зашмыгала носом, и там, на другом конце провода, совершенно правильно истолковали подозрительные звуки.

— Э, нехорошо, — сказал папа. — Подожди слёзы лить. Галя, Эдик здесь?

— Сейчас посмотрю.

Галя выскользнула из комнаты и через минуту вернулась с высоченным, под потолок, человеком в лётной форме. «Ничего себе Гулливер!» — отметила про себя Витька.

А Гулливер говорил что-то про погоду и про начальство, которое, если узнает, «по головке не погладит», но в конце концов вздохнул и согласился:

— Ладно, Серго, только для тебя. Возьму твою королевну на борт, залягай меня комар! Не забоится, говоришь? Ну-ну...

Трубка снова вернулась к Витькиному уху, и она услышала:

— Витёк, хочешь ко мне на буровую?.. Чего молчишь? Язык проглотила?

Язык Витька, конечно, не проглотила, но поняла, о чём говорит папа, не сразу.

— Так хочешь или не хочешь?

— Папочка, миленький, хочу, хочу! Очень-преочень!

— То-то! — папа Турабов рассмеялся. — Эдик — мировой парень, на вертолёте тебя повезёт. Чур, не хныкать! Я поручился за тебя.

— Есть, товарищ командир!

— Ну, до свиданья, девочка! Ждём тебя с мамой.

Трудно вот так, сразу, поверить в счастье, которое нежданно-негаданно сваливается тебе на голову. Витька обвела всех сияющими глазами. Слышали? Она полетит к папе на буровую!

Саша Александровна улыбалась. Диспетчер Галя накручивала на палец чёрный «хвостик» из волос и тоже улыбалась. А вертолётчик Эдик почему-то потирал шею, будто она у него болела.

— Давай, Виктория Сергеевна, собирайся. Через часок двинемся, залягай меня комар! Не опаздывай, — предупредил он.

«Да что вы, товарищ Эдик! — хотела сказать Витька. — Как вы можете так подумать! Разве опаздывают на вертолёт, который повезёт тебя к папе и маме? И куда? — на буровую!»

Но она ничего такого не сказала, только отрицательно замотала головой, и, схватив за руку Сашу Александровну, потащила её домой собираться...

ВЕРТОЛЁТ — НЕ САМОЛЁТ

Про вертолёт Витька знала немного: видела его на картинке, читала про него в какой-то книжке и однажды с Назимкой даже сочинила стишок:

Вертолёт — не самолёт,

Отправляется в полёт:

Винт раскрутит посильнее

И летит осы быстрее.

Потом Назимка предложил переделать конец: «Винт раскрутит посильнее — стрекозы летит быстрее!» Она сразу согласилась, тем более что в книжке вертолёт напоминал большую стрекозу.

Когда Витька увидела его близко, то подумала, что вертолёт и в самом деле не самолёт. Ростом чуть повыше автобуса «Икарус», а может, и пониже; красоты никакой, салон только один, кресел, которые как кровать делаются, вовсе нет, а про бесплатные «с холодком» конфеты здесь, наверное, и не слышали...

— А конфеты будут давать? — спросила она своего соседа, молчаливого пожилого и усталого на вид человека.

Он удивлённо посмотрел на Витьку, потом поискал что-то в одном, другом кармане и протянул ей карамель в красной обёртке.

— Вот завалялась одна... — сказал он и снова замолчал.

Витька имела в виду совсем другое, когда задала вопрос, но отказаться не посмела.

— Спасибо. Вы тоже на буровую?

Человек хмуро, без улыбки, взглянул на неё и односложно ответил:

— Да.

— Вы, наверное, механик? Которого Эдик обещал доставить? — Витька сделала ещё одну попытку завязать разговор. Ведь скучно лететь молча, тем более, если немного боишься, а в салоне вас только двое.

Но сосед что-то промычал, упёрся затылком в стену и прикрыл глаза клетчатой кепкой.

Неожиданно вертолёт задрожал, загудел и начал подпрыгивать на месте. Витька схватилась обеими руками за скамью, на которой сидела: больше держаться было не за что. Вертолёт ещё раз сильно подпрыгнул, качнулся хвост, и кабина медленно начала «всплывать».

— Полетели! — крикнула Витька и скосила глаза на соседа.

Механик спал! Даже слегка посвистывал во сне. Как же должен устать человек, чтобы уснуть в таком ужасном шуме, когда тебя трясёт, и качает, и подбрасывает, и стукает головой об стенку!..

Но, оказывается, ко всему можно притерпеться. Очень скоро и Витька перестала замечать тряску и даже начала смотреть в окно-иллюминатор.

А внизу будто карту огромную расстелили. Синей змейкой извивается река, по краям её — жёлтые полосы, наверное, берега. Зелёного цвета на карте больше: луга, леса или болота тянутся, и оттенки самые разные, как у карандашей в коробке: тёмный, посветлей и совсем светлый, как листья весной. А среди зелёного моря голубые блёстки озёр словно парусники плывут...

Витька так увлеклась, что не заметила, сколько времени прошло. Ей показалось — совсем немного. Но вдруг карта начала расти, словно Витька смотрела через увеличительное стекло. Стали видны отдельные деревья, полянки среди леса, и неожиданно прямо под ними, как иголка из зелёной подушки-игольницы, высунулась из тайги буровая вышка.

— Вот она! Дядя Эдик, снижайтесь! — закричала Витька.

Она очень разволновалась: если вертолётчики там у себя в кабине заговорились, то могли и не заметить буровую.

Но, видно, не зря папа Турабов называл Эдика «мировым парнем»: разглядел он вышку, и вертолёт стал резко снижаться. У Витьки сердце подползло к самому горлу: ох, не слишком ли торопится Эдик?

Но боялась она напрасно: полёт закончился замечательно. «Стрекоза» села очень мягко. Эдик, а за ним второй пилот, спустились по лесенке из своей крошечной кабины, открыли люк и спрыгнули прямо на землю.

А Витька прыгнула и оказалась в руках папы Турабова, и тут же снова взлетела вверх, чуть ли не выше вертолёта. И снова: вниз — вверх, вниз — вверх...

Не правда ли, странная привычка у некоторых пап встречать своих любимых дочерей?

БЕЛЫЙ БАНТИК — ИЗ ЧЁРНОЙ НЕФТИ?!

Надо ли говорить, сколько было смеха, шуток в маленьком тесном вагончике, где жили Витькин папа и — временно — Витькина мама?

Дочь рассказала им про деда Матвея — дедулю, и про лопоухого Чебурашку (а Чебурашку она тут же показала, потому что взяла с собой), и про хулиганов, которые мучали кедры, и про то, как они с Матвейкой их защищали... И как она скучала, тоже рассказала.

— Нормальная была вахта,— похвалил папа.

— Молодец, дочка! — поцеловала её мама.

— Кстати, папочка, — вспомнила Витька, — почему меня все обзывают «королевной»?

— Наверное, называют, а не обзывают?

— Всё равно не хочу! — надула губы Витька. — Матвейка говорит, «принцесса на горошине», а эти — Галя, Эдик — «королевной» дразнятся... Я — хорошая девочка, вот!

— Может, ты и хорошая девочка, но хвастаться этим не следует, — сказала Людмила Петровна. — А королевной тебя величают потому, что твой папа — король.

Глаза у Витьки стали круглыми. Король?! Папа Турабов?! А... где же корона? И царство... то есть королевство?

— Слышала песню «Мы — короли, мы — нефтяные короли...»? Так вот, это про нас и про таких, как мы. А королевство наше самое богатое в мире.

— Самое-самое?

— Самое-самое. У нас всё есть: и топливо, и еда, и одежда, и лекарства, и игрушки...

— То есть, как?

— Ты сюда на вертолёте добралась?

Витька кивнула: ну, да.

— А раньше — на теплоходе плыла?

Витька снова кивнула.

— А ещё раньше — на самолёте летела? И на автобусе ехала?

— И вовсе не на автобусе, а на дядиарифчиковой «Ладе», — Витька была довольна, что может возразить, а то голова устала всё время кивать.

— Это неважно. Вы с мамой не доехали бы так быстро до своего короля, если бы у него не было такого королевства. Потому что бензин, и керосин, и мазут, которыми питаются моторы всех этих машин, делают из нефти.

— Правда?

— А твой беленький бантик из чего, думаешь?

Витька хмыкнула: кто ж этого не знает? Из синтетики, конечно.

— Из нефти!

Она была поражена: белый бантик — из чёрной нефти? Да папа просто шутит!

— А мамина шубка? Которая пушистая, тоже скажешь, из нефти?

— Точно.

— А кукла Лена, которую мыть можно и волосики заплетать — тоже? А мячик? А моя пластмассовая посуда? А ранец?

Теперь беспрестанно кивал папа Сергей Турабов, но делал он это с удовольствием.

— Что же это получается? Всё на свете — из нефти? Но сколько же тогда её надо? Целый вагон или поезд?

— Гораздо больше, — серьёзно сказал Сергей Рашидович.

— А хватит? — забеспокоилась Витька.

— Хватит, — успокоил он дочь. — Только найти её трудно.

— Почему?

— Потому что прячется она, понимаешь?

— Хитрая! А ты её, значит, ищешь?

— Разведываю.

— Как разведчик?

— Как нефтеразведчик.

Интересно! Папа — король-разведчик, выходит, она — королевна-разведчица! Пожалуй, не стоит обижаться, если её в другой раз так назовут...

О ЧЁМ ГОВОРИЛИ КОРОЛЬ С КОРОЛЕВНОЙ НА ЭКСКУРСИИ ПО БУРОВОЙ

К вышке они отправились вдвоём: Людмила Петровна с ними не пошла, ей было необходимо навестить больного Данилу Михайлова, который сломал ногу, а она её «отремонтировала».

Оказывается, когда говорят «буровая», то имеют в виду не только вышку, но и жилые вагончики, и столовую, и местную электростанцию, и площадку, где садится вертолёт, и многое другое, что необходимо нефтеразведчикам.

Витька и раньше видела буровые вышки — дома, на Каспии. Но издали, а так близко — ни разу. Пока маленькая была, папа не брал, а потом он уехал в Сибирь.

— А зачем вышка такая верхотурная? — спросила она, задирая голову.

— Чтобы свечам было где помещаться.

— Каким ещё свечам? — удивилась Витька. Сергей Рашидович рассмеялся:

— Трубы так называются, Витёк. Видишь, внутри вышки стоят?

Витька пригляделась, даже руку «козырьком» сделала: верно, стоят в ряд по бокам.

— Ну и что?

— Берём одну, приделываем к ней турбобур и бурим скважину,— начал объяснять Витьке папа, но та перебила:

— Папочка, ты не «бур-буркай», а говори нормальными словами. А то я ни-че-го не понимаю!

Последние слова Витька произнесла совсем как Людмила Петровна, и Сергей Рашидович, снова рассмеявшись, потрепал её по чёрным кудрям:

— Хорошо, постараюсь «нормальными». Ты знаешь, что такое «сверло»?

— Конечно. Которым дядя Ариф дырки в стенке делал, а бабушка Фатья ругалась. На дядю Арифа, я имею в виду, за то, что шумел.

— Вот. А турбобур — особенное сверло, чтобы в земле делать «дырки» — скважины, по-другому.

— Зачем дырки?

— Чтобы до нефти добраться. Она глубоко прячется. Километра два-три приходится бурить.

— Ничего себе, — удивилась Витька. — А дальше?

— Бур землю сверлит, а труба с ним спускается. Кончится одна, другую привинчиваем, а к ней третью, четвёртую... — целая колонна получается.

— Подожди, подожди, — снова перебила Витька. — А этот... турбобур, сам, что ли, крутится под землёй?

— Сам. — Сергей Рашидович объяснил, что по трубе сверху подаётся специальная смесь — глинистый раствор, она и вращает турбобур, как вода колесо в детской игрушке. А раствор этот — «на все руки мастер»: он ещё и лишнюю землю наверх выносит, и стенки скважины укрепляет, чтобы не обвалились!

— Так и сверлим, пока до нефти не доберёмся, — закончил папа.

Назад Дальше