Каждый вечер, укладываясь спать, Котел вокруг себя поливал жидкость от насекомых, но те ползли по стенам палатки до потолка и прыгали на него сверху. И кстати, только на него. Нас с Кукиным они не трогали.
И со мной, и с Кукиным Котел разговаривает бесцеремонно, язвительным тоном, и громко, почти кричит в уши; так обычно говорят с дураками, думая, что до них быстрее дойдет (я не раз убеждался, что он нас недооценивает. Например, расскажет анекдот и объясняет, что в нем смешного).
Другое дело — почитатели джазовой музыки, их Котел любит всем сердцем; разговаривает с ними умиленно-размягченным тоном и веселится в их обществе до неприличия. А этих самых почитателей-обожателей, фанатиков-меломанов у него целая туча. Он чуть ли не ежедневно шастает из компании в компанию, бренчит на гитаре, «оживляет общество», как массовик-затейник. Наблюдая за Котлом, я сделал открытие: человек неизбирательный в дружбе, имеющий слишком много знакомых, не может быть порядочным человеком. Пояснить? Не надо! Вот именно!
Все, что касается собственных успехов в джазе, Котел беззастенчиво преувеличивает. Он закоренелый врун, то есть врет с подробностями. Послушаешь его, так именно он родоначальник русского джаза, что его ансамбль «в тяжелых условиях пробивал искусство импровизации».
— Что только с нами не делали, — говорит Котел (в своей обычной заковыристой, въедливой, какой-то липкой манере). — И писали угрожающие записки и портили инструменты. Многие музыканты не выдержали и бросили джаз, устроились в рестораны, кое-кто уехал за границу, а мы выстояли. И теперь на наши концерты давка… Теперь джазу покровительствуют отдельные композиторы, даже устраиваются фестивали. И вот, скажите мне, кому нужно было это надругательство, эти зажимы?!
Признаюсь, в этом монологе есть относительная правота — то, что на концерты ансамбля Котла нельзя попасть. Но почему? Объясню. На мой взгляд, популярность подобных оркестров создается тем, что они исполняют странную музыку, да в каких-то зачуханных клубах. А нелегальность порождает ажиотаж, форменные легенды. Дай им официальный концерт, у настоящих ценителей музыки завянут уши.
Но не вздумайте усомниться в проповеди Котла и перебить его. Начнет все сначала и загнет похлеще, обрушит на вас неиссякаемое словоизвержение. Лучше всего ему поддакивать и делать вид, что верите. А еще лучше удивиться: «Ну и ну, скажи, пожалуйста!». Неплохо также вставить: «Бесспорно!». Котел сразу опустит глаза и замолчит. Но не думайте, что ему стыдно. Если Котел опускает глаза, ему ни капли не стыдно — он обдумывает новую липу. В это время можно уйти. Другого способа нет, поверьте мне. Однажды очень вежливо я напомнил Котлу:
— Учти, Бог видит все твои злодейства. Ты наверняка попадешь в ад.
И знаете, что он мне ответил?
— А я туда и хочу. Там общество лучше.
Последний и самый ужасный недостаток Котла — безумные идеи. Он весь набит идеями, как сделать нашу страну процветающей.
— Не надо изобретать велосипед, — вещает он. — Есть страны с отлаженной экономикой. Чего проще — скопировать ее один к одному, и дело с концом. Так нет, нашим чиновникам подавай особый путь. Они служат идеям, а не людям. Причем старым идеям, и получается — мертвые управляют живыми.
Я человек осторожный, выслушиваю разные мнения и терпим к чужим взглядам. Может быть в идеях Котла что-то и есть, но пусть от них трещит только его голова. Беда в том, что когда Котлу втемяшивается новая идея, он становится опасен для окружающих — ведь он не успокоится, пока не изложит ее приятелям и не проверит их реакцию — такие у него драконовские методы.
Вот, кажется, о Котле все. Все плохое, конечно. Хорошее в нем тоже есть, иначе он не был бы моим другом, вы же понимаете. Только добрые дела Котла настораживают, даже вызывают подозрение — все привыкли к его подвохам. Его достоинства вы увидите дальше — хорошее в людях всегда видно, ведь они скрывают только плохое. Вот я и вывел Котла на чистую воду, чтобы вы не строили иллюзий на его счет.
Да, чуть не забыл! У Котла есть еще один недостаток — он закончил мединститут и работает в НИИ; не знаю, как вас, а меня вид халата и запах лекарств выводят из равновесия. Вот уж кто мастера морочить голову, так это врачи! Сколько раз я от них слышал: «Примите это, примите то, хуже не будет». Или: «Это может помочь, но может и навредить». Короче, я знаю только один способ выздороветь — внимательно выслушать врача и поступить наоборот.
Теперь о втором моем приятеле — толстяке по прозвищу Кука, которого я тоже знаю, как облупленного.
Настоящие его имя и фамилия — Александр Кукин. Он сокурсник Котла по институту, тоже врач. Кука — это сто килограммов жира, втиснутые в широченные брюки и женскую кофту (он почему-то всегда носит кофты своей бабушки и при этом говорит: «красиво то, что удобно»). Лицо у Куки круглое, как сковородка, его щеки виднеются из-за спины, глаза водянистые и мутные, а губы выпячены и кажется, что он все время лезет целоваться. Кука рыжий, со светлыми ресницами и бровями — точь-в-точь огородное пугало. Пальцы у Куки толстые и мягкие, как сардельки, но когда он их сжимает, его кулачищи внушают трепет. Рядом с Кукой мы, безусловно, чувствуем себя в безопасности: чуть что посылаем его вперед, как танк.
При встрече Кука невероятно крепко пожмет вам руку, так, что у вас захрустят пальцы — здороваясь с ним, будьте начеку. Но не думайте, что он рад встрече — просто дает понять, что занимался борьбой и намерен разговаривать с позиции силы. В этом вы убедитесь с первого же вопроса. Например, спросите:
— Не знаешь, какая завтра будет погода?
А он тут же бестактно:
— А ты знаешь?
То есть сразу заставляет вас обороняться. В этом сквозит какая-то болезненная подозрительность, вызванная, как мне кажется, общением с Котлом (у них не просто витиеватые отношения — все значительно сложнее — об этом дальше). Прощаясь, Кука непременно хлопнет вас по плечу (или обнимет медвежьей хваткой) и пожелает удачи, но не очень большой — гораздо меньшей, чем обычно желает самому себе.
У Куки тоже набирается целая охапка отрицательных черт. Меньше, чем у Котла, но все же штук пять или шесть есть. Сейчас их перечислю.
Прежде всего у Куки излишняя фантазия. Подогретый болтовней Котла, распалив воображение, он по вечерам бегал вокруг палатки, надувался, принимал устрашающие позы, пинал воздух, делал выпады и фырчал — пугал невидимых врагов. Днем он носился по окрестностям и палил из ружья в воздух (днем он был гораздо смелее, чем ночью — Котел это называл «преувеличенным почтением к темноте»).
Все путешествие этот холерик изнывал от тоски. Его кипучая натура тянулась к подвигам, он все время хотел, если не переделать весь мир, то хотя бы столкнуться с опасностью, но это ему никак не удавалось.
Напористый Кука постоянно ходил увешанный охотничьими доспехами (с утра напяливал патронташ) и, чтобы поддержать в себе воинственный дух, горланил марши. Из своих вылазок он приходил взлохмаченный и помятый, ложился на землю, пыхтел, сопел и хрипло тянул:
— Ничего, когда-нибудь призовут к ответу всех, кто измывался над природой, рубил живые деревья, загрязнял реки.
Куке всюду мерещатся грабители. Как-то я возвращался с грибной прогулки и он, безрассудный, приняв меня за разбойника, выстрелил. Хорошо, что попал в корзину, а ведь мог и в меня! Когда же мы на самом деле засекли браконьера, он естественно промазал. Вот это воинственность Куки, его безответственность в поступках — огромный недостаток. Я думаю, вы согласны со мной. За него Куку рано или поздно упекут в тюрьму.
По ночам Куку мучили кошмары: во сне он хрюкал и свистел, и улюлюкал, и лягал нас, и бил, и вопил какие-то команды. Первое время я толкал его в бок. Но разве этот деревянный чурбан что-нибудь чувствовал! Он переворачивался и гремел еще громче. Тогда я будил его и посылал за чем-нибудь, и пока он ходил, успевал заснуть.
Главное, Кука спал с открытыми глазами. Поэтому, никогда нельзя было сказать с полной уверенностью: спит он или бодрствует. Тем более, что спал он где попало. Прикорнет, например, у дерева, ему орешь, а он не слышит. Подходишь, а он спит стоя, как лошадь. Один раз так уснул и свалился в костер, но мне, к сожалению, не довелось увидеть этого интересного зрелища. Знаю только, что Котел еле стащил дымящегося Куку с углей.
— Я постоянно не высыпаюсь, — говорил Кука. — У меня накопленная усталость, дел невпроворот. Это Котел в институте лишь бумажки перебирает, а я в больнице оказываю людям конкретную помощь, — Кука смеялся довольный своим благородством.
Кука невероятный обжора — еда для него важная часть жизни; пищу он уминает с рычанием и копает ложкой, как экскаватор. Похоже, у него пять желудков, и ничего нет удивительного, что его разнесло. Сам Кука так объясняет свое пламенное пристрастие:
— Я все послевоенное детство недоедал и привык есть про запас. На всякий случай. (Кстати, он может одновременно есть самую контрастную пищу: суп с печеньем или селедку запивать сладким чаем. «В желудке все встретится», — говорит).
Бывало, набьет себя, погладит живот, «червячка заморил», — пробасит. Я ни минуты не сомневаюсь, что при определенных условиях Кука стал бы людоедом, то есть умял бы и нас с Котлом… С ним стыдно ходить в приличные компании — за столом сжирает все в радиусе метра; что не успевает съесть, забирает с собой. Такие замашки! Разумеется, второй раз в гости Куку не приглашают. Однажды захожу к нему, а стол ломится от еды, прямо ножки трещат от всяких яств.
— Чтой-то у тебя за праздник? — спрашиваю.
— Никакой не праздник, — бурчит. — Легкий завтрак. Решил отведать экзотических штуковин. Садись, лопай! Небось, такое видел только на картинках. И правильно, нечего баловать себя, от этого может быть изжога… Но, скажу тебе, сейчас наемся и больше мне этих деликатесов и даром не надо. Я живу по-пиратски и ем то, что под рукой. И скажу тебе, как врач, простая пища полезней всего. Простая пища и бодрящий, лечебный неслабый воздух.
Четвертый недостаток Куки — полное отсутствие музыкального слуха, но как все люди без слуха, он особенно много и громко поет, вернее, воет. У каждого есть любимая песня, у Куки ее нет. Он любит марши и барабанный бой; в поездке он ежедневно вскакивал ни свет ни заря и во весь голос распевал бравурные куплеты. А голос у Куки — гул из погреба, и разумеется, я постоянно не высыпался и при случае отчитывал горлопана.
— Марши у меня вырываются непроизвольно, — оправдывался он. — Хочу что-нибудь лирическое, поймать кайф, а вырывается марш.
Кука страшный спорщик. В основном с ним спорит Котел. Они постоянно сцепляются, и я удивляюсь, как за годы совместной учебы в институте не прибили друг друга. Стоит, например, Котлу привести сомнительный факт о том, что у нас мало производится лекарств, как Кука встает в боксерскую стойку.
— Зато придумали инструмент для сшивания сосудов! И вообще России во многом принадлежит первенство: Кулибин изобрел микроскоп и прожектор. Мы изобрели молниеотвод, радио и телевизор… И ледокол, и трехфазный ток, и полупроводники… И конвейер до Форда придумал Мосин. Да у тебя пальцев не хватит, если я начну перечислять! Нашими талантами питается весь мир!
— Кое-что изобретали, но что толку?! — повышал голос Котел. — Полупроводники объявили ненужными. Генетику тоже. От всего нового отмахивались, а потом, когда на Западе развивали наши открытия, начинали лихорадочно наверстывать упущенное, да не тут-то было — уже отброшены назад. Сейчас в технике и медицине отстаем на несколько лет. О чем ты говоришь?!
— Мы и сейчас во многом неслабые! — не сдавался Кука, растопырив руки. — Возьми гидростанции, суда на подводных крыльях, ракеты, атомные ледоколы!
Я не ввязываюсь в споры с Кукой. Для меня он слишком мелок как соперник, да и что это за спор, если я только припру его к стенке, как он набрасывается на меня с кулаками и тупо бормочет:
— Давай, давай защищайся! Сила — лучший довод в споре!
Поднаторевший в словесных баталиях, Кука спорит по каждому пустяку и при этом клянется дурацкими клятвами, вроде: «Упади мне на голову кирпич, если вру!». Но допустим, ладно — он что-нибудь докажет, на этом спору и закончиться бы, так нет — Кука внезапно все объявляет наоборот. Во время спора Кука ужасно распаляется: в горячке сбрасывает рубашку, башмаки, а после особенно затяжных споров, вообще остается в одних трусах (его коронный номер). И постоянно демонстрирует бицепсы, давая понять, что в критический момент любому противнику даст оплеуху.
Еще Кука — игрок-маньяк. Это его шестой недостаток. Он с детства имел ненормальные увлечения (игра в кости, карты), сейчас играет во все игры, да еще имеет разряд по теннису и потому считает себя на голову выше нас. Вернее, Котла. Я-то являюсь отличным спортсменом — об этом выскажусь чуть позднее. В путешествии Кука со всеми (и с нами, и с попутчиками) до одури резался в шахматы. Безотлагательно замечу — если вы не умеете играть в шахматы, не рассчитывайте на дружбу с Кукой, но если умеете, да еще будете ему проигрывать, станете его близким другом. Кука ужасно расстраивался, когда проигрывал — начинал нервничать, чесаться, грызть ногти, потом ложился на траву и подолгу неподвижно смотрел в небо, и отвечал односложно и зло, как будто проиграл не партию, а, к примеру, ружье. В такие минуты Котел снова пододвигал к нему доску и нарочно поддавался. И простодушный Кука, не распознав жалкой хитрости, снова начинал веселеть (вот первобытная наивность!), а выиграв, вскакивал и так сильно сжимал нас в объятиях, что ребра лезли наружу.
Последний, седьмой, недостаток Куки — пристрастие к технике. Я ошибся — недостатков у Куки не пять, не шесть, а семь. Я лучше о нем думал. Кука выписывает кучу технических журналов и при случае не прочь что-нибудь смастерить, починить. Дома у него все механизировано; попробуешь открыть форточку, а он сразу: «Подожди!» — и нажмет какую-то кнопку — раздастся треск, стены комнаты зашатаются и форточка с грохотом распахнется.
В качестве мастера на все руки Кука просто донимает меня: то предлагает залудить кастрюлю, то готов заменить проводку или наладить телевизор, который постоянно барахлит. Но я, конечно, не прибегаю к его услугам. Знаю я этих кустарей-самоучек! Все разбирают, от часов до автомашины, а соберут — вещь не работает.
Чем еще дополнить и усилить образ Куки? Ну, кроме всего прочего, он неряха и грязнуля. И грубиян — выражается крайне непристойно, к каждому слову добавляет ругательство — здесь у него обширный словарный запас, а любимое слово в его арсенале — «неслабо» (у него вообще какой-то замусоренный язык). И хвастливый Кука. Не такой, как Котел, но все же. Например, носит плащ с дыркой на груди, чтобы афишировать медаль «За спасение утопающих». И еще Кука не упустит случая посмеяться над другими. Однажды он простудился и на ночь Котел всучил ему горчичники. Наутро мы его спрашиваем:
— Ну как, помогли?
— Нет, — качнул головой Кука.
— Почему же, должны были помочь. Ты их снял через час?
— Нет. Они и сейчас на мне, — поворачивается, а они у него на куртке. И так заржал, что стал румяный, словно блин. Но попробуйте, вы посмеяться над ним, сразу его глазищи завращаются в орбитах — верный признак, что у него чешутся кулаки. Кука обидчив (обиды помнит по много лет) и не прощает шуток над собой.
Вот, пожалуй, основные пороки Куки. Это, конечно, не означает, что все остальное у него достоинства, хотя в общем Кука оптимист, как все разбойники, и добрый парень, ведь толстяки редко бывают злыми, а если они еще и рыжие, то не бывают вообще.
Я сторонник объективности, и в данном случае просто обязан сказать пару слов о себе. Понятно, о себе говорить трудно, но все же попробую. Я высокий, неплохого сложения и тонкой душевной организации; взгляд у меня открытый, на губах легкая усмешка, волосы мягкие, как у большинства добрых людей, душа благородная, отзывчивая, характер покладистый. Я культурный, деликатный, спокойный, обязательный, прекрасно воспитан, веду себя естественно и просто, со скромным достоинством. В разговоре удачно острю, в спорах противоборствовать мне (в смысле ума) не стоит — расчихвощу любого, и сделаю это без напряга. Мой ум непобедим, клянусь вам!
Что еще? В еде я непривередлив, ем все подряд, вот только от капусты расстраивается желудок. Галстуки предпочитаю большие, яркие, рубашки с отливом, ботинки лакированные, люблю смотреть как в них отражаются облака. По профессии я художник (закончил художественном училище и в творчестве достиг немалой высоты или глубины — не знаю, как лучше сказать. Дело в том, что я невероятно талантлив, но это отдельный серьезный разговор), ну а по призванию я путешественник.