А воробьи по-прежнему что-то обсуждали.
Я присел на землю. Макс все еще возился с могилой, переворачивая камни, испачканные кровью. Он напоминал преступника, убийцу, который пытается скрыть следы своего ужасного преступления…моего преступления. Я не знал — благодарен ли я ему или ненавижу. Я решил не думать об этом. Мне захотелось перевести мысли в другую сторону, но как только я начинал думать о чем-то другом, воробьи, словно специально заводили песни и возвращали мои мысли обратно.
— Пойдем отсюда, — сказал я, удивившись тому, как твердо звучит мой голос. — Пошли в дом, пожалуйста.
Макс посмотрел себе под ноги и, убедившись, что там ничего нет и ответил:
— Пойдем.
Темнело. Окно в моей комнате выходило на задний двор, как раз на дуб. Я просто смотрел в ту сторону, боясь отвести взгляд от дерева. Макс стоял у меня за спиной и смотрел туда же.
— Может, нужно рассказать? — спросил я скорее сам у себя.
— Нет, — ответил Макс и я понял, что не стоит спорить.
— Вы здесь?
Дверь открылась и вошла мама. Создавалось впечатление, что она по-настоящему сияет от счастья. Если бы кто-то в этот момент взглянул бы на нас с Максом, он увидел бы нечто серое и помрачневшее. Но мама, похоже, ничего такого не заметила. Оно и к лучшему.
— Спускайтесь кушать, — сказала она и улыбнулась.
— Идем, — ответил Макс.
И я пошел, думая о том, что мне все равно никогда больше не захочется есть.
***
За ужином мама рассказывала нам о каком-то кухонном комбайне, который она увидела по телевизору и в который влюбилась с первого взгляда. Батяня постоянно кивал, поддакивая, хотя его взгляд был нацелен в маленький экран его смартфона. Макс сидел молча, вяло двигая по тарелке картофель. Есть не хотелось, но еще больше не хотелось, чтобы мама что-то заподозрила или чего хуже — начала расспрашивать. Не знаю, что бы я ответил. Но она болтала, ничего не замечая, а батяня все никак не мог оторваться от своего мобильника.
— Там сегодня показывали про экстрасенсов, — говорила мама, — и один такой талантливый попался. Он сразу все понял, понял, кто убийца. Может, записаться к нему как-то? — она вздохнула. — Времени бы побольше!
— Это точно, — добавил батяня, все еще пялясь в экран.
Мне было так плохо: в какой-то момент я даже подумал, что не выдержу и расплачусь. Кое-как запихнув в себя остатки ужина, я встал из-за стола, положил тарелку в раковину и сказал, уходя в комнату:
— Спасибо. Было очень вкусно.
— Пожалуйста! — крикнула мама, сияя еще сильнее, чем раньше.
Я закрыл дверь в комнату и повалился на кровать. Вошел Макс и тоже упал на свою. Наверное, он чувствовал то же, что и я, но говорить об этом не хотелось. Мы лежали молча, а затем он произнес:
— По-другому нельзя было, согласен? Мы ж не сделали ничего такого плохого?
— Наверное, — ответил я, чувствуя, что слезы где-то близко.
— Слушай, — сказал он после небольшой паузы, — достать тебе комиксы про зеленого фонаря? Я могу выкупить их и подарить тебе, чтобы не надо было возвращать.
— Нет, — ответил я, — мне больше не хочется читать комиксы.
Мне хотелось только одного — заснуть и проснуться через несколько дней, когда все это забудется. Когда я забуду тот дикий хруст.
— Спокойной ночи, — сказал Макс, отвернувшись к стене.
— Спокойной.
Сон стал неожиданностью. Я не понял, что заснул, пока меня не разбудило легкое, но настойчивое постукивание в окно. Чтобы разглядеть что это: ветка, колышущаяся от ветра или еще что-то другое, мне пришлось включить лампу, стоящую около кровати. Стук продолжался, но я все равно не мог ничего разглядеть. Я взглянул на Макса, он спал и, похоже, ничего не слышал. Но стук становился все громче. И тут, в самом углу окна я смог разглядеть кое-что…это была птица, которая шаталась вперед-назад, цепляя стекло клювом.
Я не испугался только потому, что мне казалось, это просто сон, я все еще сплю. Но я не проснулся, когда ущипнул себя за руку, и только тогда я испугался по-настоящему. Птица продолжала стучать, раскачиваясь туда-сюда, словно какая-то игрушка, которую завели и оставили у меня за окном. Я попятился. Мне хотелось закричать, но голос исчез, как в кошмарном сне. Я добрел до кровати Макса, потряс его за плечо, и в этот момент окно разлетелось вдребезги, а в комнату влетела большая серая птица. Я закричал так громко, как не кричал никогда.
Птица носилась по комнате, переворачивая все подряд. Она врезалась в стены и вела себя так, словно была слепой.
На мой крик прибежала мама, а за ней забежал и отец.
— Что такое? Что случилось?!
— Я не знаю….— произнес Макс, глядя заспанными глазами на то, как птица носится по комнате.
— Она разбила стекло! — заорал я. — Она хочет отомстить!
Отец, не обращая внимания на мои слова, попытался поймать птицу, но та, почувствовав, что к ней кто-то прикасается, подпрыгнула и попыталась улететь. У нее ничего не получилось и она, ударившись в стену, рухнула в осколки. Тут отец накрыл ее руками и крепко прижал к полу. Но птица больше не пыталась улететь, казалось, у нее не осталось сил.
— Она слепая, — произнес отец, — бедняга…и что с ней теперь делать?
Это был голубь грязно-белого цвета.
Я подошел ближе, стараясь не наступить на стекло. Взглянув на птицу, я понял, что она была не только слепой, у нее вообще не было глаз. «Что тебе нужно? — подумал я». Я посмотрел на Макса, он тоже был напуган.
— Это просто кошмар, — произнесла мама и ушла. Она вернулась спустя мгновенье, держа в руках совок и веник. — Отойди, — сказала она все еще стоящему на том месте отцу и начала подметать.
Кошмар, подумал я.
Еще дальше
Более менее я отошел недели через три. Перестал думать об этом, вернее перестал думать об этом постоянно. Отец сказал, что той же ночью, когда голубь решил влететь в наш дом, он отвез птицу за город и выпустил. Я спросил тогда:
— А если он не сможет жить в новом месте?
— Ты слишком переживаешь, — сказал он равнодушно, — я думаю, он не пропадет. Сказал это и ушел, словно пытаясь убежать от вопросов, которые я мог задать.
Я не был уверен, что голубь выживет, но старался об этом не думать. Но как только я пришел в норму что-то произошло.
Мы были на заднем дворе. Я и Макс. Как всегда. Я просто лежал на траве, рассматривая облака, пытаясь отыскать что-то более интересное, чем зайчик или индеец с трубкой мира; а Макс сидел на кресле, которое вытащил из дома и читал какой-то комикс с каким-то роботом на обложке. У Макса на телефоне играла музыка, что-то не очень красивое и не очень музыку напоминающее, но она не раздражала меня. Все было хорошо. Я лежал, время от времени чихая, когда солнце выглядывало из-за тучи и резко било в глаза. Мне это нравилось. Но внезапно я услышал пение птиц. Они пели и до этого, но раньше их пение сливалось со всем вокруг, и я его не замечал. Воробьи, будто, напуганные диким зверем, сбились в кучу на ветке и затрещали в один голос, словно пытаясь отпугнуть того несуществующего зверя. Я приподнял голову и увидел. Под деревом, где шумела куча воробьев, сидела грязно-белая птица. Она двигалась странно, то и дело спотыкаясь о камни, а один раз она даже ударилась о дерево. Я разглядывал ее, смотрел как она двигается и внезапно до меня дошло — птица слепая. Это был тот же голубь.
— Макс! — крикнул я не слишком громко, чтобы не спугнуть птицу, но так, чтобы он меня услышал. — Макс, смотри! — я показал пальцем на голубя, который вдруг начал разгребать камни своими лапками.
Не знаю, почему и как я об этом догадался, но я был уверен, что это та же птица, влетевшая в наше окно. Она ходила по «могиле», словно пыталась что-то отыскать. Мы в ужасе смотрели на происходящее, оба отлично понимая, что именно она ищет.
— Кыш отсюда! — заорал Макс, подбегая к дереву. — Пошла вон!
Слепой голубь резко поднялся в воздух и, громко захлопав крыльями, улетел, ловко огибая все препятствия…Но не успел я успокоиться, как он вернулся, сел на могилу и начал разгребать камни лапками. Ни я, ни Макс не решались подойти к нему ближе, было в нем что-то пугающее.
— Пошла вон! — закричал Макс снова, но уже не так громко. Теперь его голос звучал не так твердо, я понял, что он испугался. Но птица не реагировала, казалось, она не только слепая, но и глухая. И здесь я заметил еще кое-что. На самой верхушке дуба было небольшое гнездо. Я никогда не замечал его раньше, и я был уверен, что оно появилось недавно.
— Смотри, — сказал я Максу, указывая на гнездо. — Ты видел его раньше?
— Нет.
Около гнезда сидела ласточка. Она не двигалась, и создавалось впечатление, что она смотрит на голубя, который все еще разгребал камни. Я хотел позвать отца. Или маму. Но что бы они сказали, узнав обо всем? А если бы они перестали меня любить, узнав, какие несчастья и беды я привлек на нашу семью? Эти мысли крутились в моей голове, как этот ужасающий аттракцион, на котором Макс должен был сойти с ума. Внезапно голубь поднялся в воздух, и в клюве у него было тело убитой нами ласточки. Это произошло так быстро, что я даже не успел ничего понять, не успел даже испугаться как следует.
Слепой голубь поднялся к самой верхушке дерева и аккуратно, как бы с любовью, уложил мертвую птицу в гнездо. А затем улетел. Я видел неподвижное тело, крыло, измазанное засохшей кровью. Тогда я не понимал, что возможно вижу самую удивительную вещь в своей жизни, тогда я думал только об одном — что родители могут увидеть крыло и могут обо всем догадаться.
Макс спросил:
— Ты ведь тоже это видел?
Его голос звучал так, будто он открыл шкаф и увидел там привидение.
— Да. — еле слышно произнес я. Мой голос звучал точно так же.
— Что им нужно от нас?! — закричал Макс. Его лицо стало другим, оно превратилось в какую-то озлобленную и разъяренную гримасу.
Он подбежал к дереву и начал на него взбираться. Я пошел за ним, не совсем понимая, что он собирается делать. Я тоже полез на дерево, использовав глаз дуба как ступеньку. Макс был уже высоко, и мне хотелось догнать его. Но он поднимался слишком быстро, будто окрыленный злобой. Откуда она взялась? Я не понимаю и до сих пор.
— Подожди! — закричал я. Но он не слушал или не хотел слушать. Он был почти у гнезда. И тут раздался оглушающий хруст. Макс ухватился за ветку, на которой лежало гнездо, но та не выдержала и сломалась. Я не успел даже закричать. Я опустил голову — Макс лежал лицом вниз на камнях под деревом, свернувшись в какой-то неестественной позе. Камни, на которых он лежал, в тот же момент окрасились в красный цвет. В ушах звенело.
Макс не двигался. Не двигался и я.
— Макс, ты слышишь?
Я хотел спуститься, но боялся. Мои руки тряслись, а сердце словно перестало биться.
Потихоньку я начал спускаться, поглядывая на Макса. Он так же лежал, не двигаясь. Двигалось только красное, почти черное пятно под ним. Словно кто-то открыл кран…Рядом с ним, буквально в двух шагах лежало гнездо. А возле него — убитая нами птица.
Оказавшись на земле, я, трясясь от страха, подошел к Максу и попытался перевернуть его на спину. Это был кошмар. Его лицо было залито кровью, которая сочилась из огромной раны на лбу. Я не боялся крови, во всяком случае тогда. Меня пугало только то, что я не понимал, дышит ли мой брат или нет.
— Макс! Ты слышишь? — спросил я еще раз, в этот раз очень сильно надеясь получить ответ.
Ответа не было. Я услышал только одно — щебетание у себя над головой.
Еще дальше
Я знаю одного ребенка, который до смерти боялся собственной тени. А еще когда-то я познакомился с мальчиком, которого пугало его отражение в зеркале. Если дети пугаются даже таких вещей, то можете себе представить, что происходило со мной после всего этого. Все вокруг казалось мне чужим, каким-то незнакомым.
На мой крик выбежала мама, за ней прибежал и отец. Я все еще не мог понять, дышит ли Макс. Мне казалось, что происходящее меня не касается.
Он не двигался. Двигалось только красное пятно, которое расплывалось и становилось все больше. Мама больше не сияла, как раньше. Она выглядела так, словно постарела сразу на сорок лет.
В больнице было страшно. Я ждал маму, сидя с трясущимся отцом. Она все не появлялась и не появлялась, и мне приходилось просто сидеть. Я смотрел на людей, которые проходили мимо. Удивительно, но некоторые из них выглядели счастливыми, некоторые даже смеялись. Мне казалось, что трагедия одного человека — трагедия всего мира, но это было не так.
— Все будет хорошо. — тихо произнес отец, пытаясь меня успокоить. Но я в этом не нуждался, вернее нуждался меньше, чем он сам. Я и так знал, что все будет хорошо. По-другому и быть не могло. И я ответил:
— Я знаю, папа.
Когда Макса аккуратно уложили в носилки и унесли в машину скорой помощи, я обрадовался, потому что понял — он дышит. Я смотрел на красное, почти черное пятно на камнях, и удивлялся тому, что у человека может быть так много крови. Даже птицы, кажется, сочувствовали. Они пели как-то иначе. Или мне просто так показалось?
Мамы все не было. Отец попросил меня тихо посидеть, а сам куда-то ушел. В другой день, я бы перепугался до ужаса, но тогда я просто ответил:
— Я подожду.
Я ничего не боялся. Ни того, что остался один среди больных, незнакомых, несчастных и счастливых людей, ни того, что могло случиться с Максом. Я просто витал где-то в космосе, разглядывая скопления галактик.
— Ничего не ясно. Никто ничего не говорит. — сказал отец каким-то механическим тоном, расхаживая туда-сюда. — Ну разве можно так с людьми?
***
Я не знал значения слова «кома». Когда какой-то человек, наверное, врач, сказал, что Макс упал в кому, я подумал, что он упал в шахту лифта, когда его пытались отвезти в операционную. Врач говорил таким тоном, словно случившееся — обычная вещь. Наверное, для него так оно и было. Тяжелая травма черепа, перелом…что-то такое. Эти слова ни о чем мне не говорили. Я просто их не понимал. Травмы очень серьезные, говорил он, нужно ждать, пока он выйдет из этой проклятой шахты лифта.
— Нужно ждать. — повторил он сочувственно и ушел.
Доктору было лет пятьдесят, могу представить, сколько раз в своей жизни он говорил эти слова.
Когда он ушел, мама села на пол и заплакала. А отец просто стоял рядом и смотрел вслед стремительно удаляющегося доктора. Я стоял как бы в стороне от всего этого. Не знал, как я должен реагировать. Но я тоже начал плакать, потому что мне стало жаль маму, жаль папу, жаль Макса…Так продолжалось долгое время.
Мама все плакала.
— Так, — негромко сказала мама, поднимаясь, — вам пора домой. Приедете утром.
Она стояла, держась за стену.
Отец запротестовал, сказав, что никуда не поедет, но мама спокойно ответила, что сейчас не самое подходящее время для того, чтобы спорить.
— Хорошо, — согласился он, — мы приедем завтра утром. Он поцеловал ее в губы и мы ушли.
Ночью я долго не мог уснуть. А когда засыпал, что-то словно вырывало меня из сна. Я просыпался и звал Макса, забывая о том, что случилось днем.
— Ты слышишь? — спрашивал я. — Ты слышишь, Макс? Но, не получав ответа, отворачивался к стене и пытался вернуться в сон. Получалось плохо. В голове была настоящая каша, ничего конкретного, просто куча всего.
Сон опять стал неожиданностью.
— Вставай, сына.
Я открыл глаза, посмотрел в окно — уже светило солнце.
— Что случилось? — спросил я.
— Я еду в больницу, — ответил отец. — Ты пока спи, а чуть позже зайдет бабушка Катя, приготовит тебе завтрак и немного посидит здесь, ладно?