Роберт обхватил голову руками и невидящими глазами смотрел прямо перед собой. Лицо его было бледнее обычного, но выражение прежней жестокости уже исчезло.
— Прости, — тихо проговорил он. — Я просто потерял голову… Получил такую телеграмму… приезжаю и узнаю о таком… а потом заявляешься ты.
— Я был в больнице, — заметил Круг, — но меня к нему не пустили. Хотел ему передать… — Он вытащил из кармана плитку шоколада и, повертев ее в руках, положил на стол.
Гит встала и, пробормотав что-то о кофе, вышла из комнаты.
Кофе пили молча.
— Вот так, Роберт, — Круг поднялся. — Я буду ежедневно справляться о его здоровье… — И вышел, оставив в комнате запах бензина и машинного масла.
Гит начала убирать со стола, а Роберт углубился в свои мысли.
«Почему Круг, которого никто не видел, вдруг сам пошел и заявил на себя, хотя он хорошо знал, что его ожидают большие неприятности. Мог бы смыть капли крови с крыла, и все… — Роберту стало стыдно собственных мыслей. Он отогнал их от себя. — Откуда у меня такие мысли? Уж не оттого ли, что сам я всего сутки назад совершил обман? К черту сомнения: ведь я сам шофер!»
Сжав руки в кулаки, он подошел к окну и выглянул на улицу. Солнце садилось за горизонт, и легкий ветерок шевелил гардины.
И вот Роберт снова в поезде. Прислонившись спиной к стенке вагона, он смотрел в окно и пытался считать телеграфные столбы, но все время сбивался. Мысли его то и дело перескакивали с Гит на сынишку, затем на заставу и снова на жену, и так без остановки.
Гит рано проводила его на вокзал. Прощаясь, она улыбнулась и обещала часто писать ему о здоровье сына. Роберт остался доволен расставанием и тем, что жена постаралась как-то смягчить его.
Позже он пытался все свои мысли сосредоточить на службе. Товарищи будут расспрашивать его о том, что случилось с его сыном, как он себя чувствует.
Затем мысли его перескочили на случай с нарушением границы, и он с неприязнью вспомнил о Геймане. И хотя никто не мог доказать их виновность, совесть мучила Роберта все сильнее и сильнее. Инстинктивно он начал понимать, что случай, происшедший на границе, в какой-то мере связан с тем, что случилось с его сыном.
Вынув изо рта сигарету, он закрыл глаза. Монотонный перестук колес навевал усталость и сон. И Роберт задремал.
Ему приснился сон, что он ведет большой автобус. Рядом с ним сидит Гейман и спит. Роберт пытается его разбудить, но безуспешно. Он гудит, толкает его в бок, но тот продолжает спать. Машина несется навстречу высокой серой стене. Он резко тормозит и, вздрогнув, просыпается.
— Вам нехорошо? — участливо спрашивает его соседка по купе.
— Нет, нет, ничего, — смущенно пробормотал Роберт, пытаясь привести в порядок свои мысли. Спустя несколько секунд в голове вырисовывается четкий четырехугольник:
Круг, Гейман, нарушение границы и дорожное происшествие с сыном. А еще лучше так: на месте Фрица Геймана оказывается Роберт Венде. Да, да, Роберт Венде!
«Круг не терпел ошибок. Он, когда я у него был в учениках, нес за меня полную ответственность. А вот я не такой, я не пожелал нести ответственность за своего часового, когда он заснул на посту. Так кто же, спрашивается, виноват: он или я?
Круг остался верен самому себе. А вот я смалодушничал, струсил, проще говоря, побоялся ответственности…»
Роберт встал и, бросив взгляд в окно; заметил, что он уже почти приехал. Он снял свой чемоданчик из багажной сетки и, поправив ремень, направился к выходу.
Как только Роберт вошел в комнату своего отделения, в ней воцарилась мертвая тишина.
Унтер-офицер Йонас на мгновение выпрямился, пока Роберт докладывал ему о своем прибытии, а затем по-дружески протянул ему руку.
Роберт рассказал о том, что случилось с его сыном, рассказал, ничего не умолчав, о Круге. Не скрыл он и своего спора с учителем. Рассказывая все это, он то и дело посматривал в сторону Геймана, который, однако, держался так, как-будто он давным-давно забыл о случае на посту.
Товарищи внимательно слушали Роберта и спокойно вздохнули и зашевелились только тогда, когда он сказал, что с мальчиком ничего опасного.
— Могло кончиться худшим, — заметил один из пограничников.
— А у вас что нового? — спросил Роберт и внимательно посмотрел на Шустера.
Тот молчал, покусывая уголки губ.
— У нас все в порядке, товарищ Венде, — твердо сказал Йонас. — Соревнование идет полным ходом. Выяснилось, что граница была нарушена не во время вашего дежурства. Я это и раньше знал. Но сомневающиеся были… — Унтер-офицер бросил беглый взгляд в сторону Шустера.
— А как была нарушена граница? — поинтересовался Роберт.
— Нарушителя задержали на шоссе полицейские. На допросе он показал, что перешел границу около четырех часов утра. Двое суток он скрывался в селе Нордхаузен, а когда пытался уехать в Эрфурт, был задержан… Вот и все. Все подозрения с нашего отделения сняты, и мы претенденты на одно из первых мест в соревновании. Все ясно!
— Не все ясно, — заметил как бы нехотя Шустер. — Что было с сигнализацией?
— Вот только об этом на допросе и не спросили нарушителя.
Шустер встал и попросил разрешения выйти из комнаты.
— Желаю скорого выздоровления вашему сыну, — сказал Йонас Роберту и добавил: — Приведите свои вещи в порядок, завтра мы заступаем на дежурство.
— Слушаюсь! — сказал Роберт, а сам никак не мог отделаться от мысли, что Шустер оказался прав. Правда, теперь ни к нему, ни к Фрицу никто никаких претензий не имеет. Оба признаны невиновными. Еще несколько недель, и он демобилизуется. До свидания, ребята! Будьте счастливы!
К вечеру дождь перестал и ветер принес с полей запах спелого хлеба.
Роберт Венде ловко закрепил на дереве датчик сигнализации и отошел в сторону.
— Будем надеяться, что зверь не нарушит нашей сигнализации, — сказал он Гейману, с которым он снова попал в пару. — Пошли дальше.
Гейман взял Альфу на короткий поводок, и они пошли дальше почти по самой опушке леса.
— Знаешь, Роберт, по этой тропке мы до следующей точки незамеченными не пройдем: местность слишком открытая. А не лучше ли нам пойти лесом? — предложил Гейман.
Роберт на миг задумался и, посмотрев на небо, сказал:
— Согласен. Осторожность нам не помешает.
Спустя минуту они уже шли под прикрытием леса и густых кустарников.
Вдруг Фриц дернул Роберта за рукав:
— Смотри туда! Кто-то зажигает там спички!
— Где?
Гейман рукой показал на северный склон горы Танберг.
Теперь и Роберт видел, что кто-то действительно зажигал там спички.
Пограничники залегли. Роберт приложил к глазам бинокль и увидел за кустами человеческую фигуру. Через минуту загорелась третья спичка.
— Видишь?
— Да не шуми ты так, — шепнул ему Роберт. «Не подача ли это сигналов кому-то, кто находится на нашей стороне? — подумал он. — Или, может, просто человек неудачно прикуривает сигарету?»
Роберт передал бинокль Гейману.
— Продолжать наблюдение! — приказал он. — Если сигналы повторятся, то, значит, даются они для того, кто находится в Бургхагене. Ты наблюдай, а я отойду немного назад и посмотрю.
Роберт отошел назад и остановился на месте, откуда ему как на ладони было видно все село. На фоне темного неба вырисовывалась башенка собора. Свет горел всего лишь в окнах нескольких домов. Но никаких миганий огнем Роберт не заметил.
Прошло несколько Минут. Роберт уже хотел подойти к потайному телефону и доложить о замеченном на заставу, как услышал шепот Геймана:
— Роберт! Тут кто-то есть!
Альфа ощетинилась и глухо заворчала.
— Смотри сюда, там кто-то есть!
«Значит, это все же не сигарета, а световой сигнал, — мелькнуло у Роберта. — Только подавался он не для того, кто сидит в селе, а находится совсем рядом с ним».
— Человек на горе все еще стоит? — спросил Роберт у Геймана.
— Не знаю, не видно: луна за тучу зашла.
— Возьми овчарку и пройди немного вправо по опушке. Только тихо.
Фриц что-то пробормотал и неохотно встал с земли. Раздался металлический щелчок, по звуку которого Роберт понял, что, когда Фриц лежал, ремень у него был расстегнут.
«Черт бы его побрал! Да как он может расстегивать ремень, находясь на посту!» — Роберта охватило раздражение.
— Вперед! — шепнул он Гейману, решив, что сейчас не место и не время делать ему внушение.
Держа автоматы наизготовку, они двинулись вдоль опушки, от дерева к дереву.
Альфа, натянув поводок, буквально тащила Фрица за собой.
Как только луна на минуту выплыла из-за тучи, Гейман остановился и прошептал:
— Смотри, там человек!
Метрах в ста от них от леса к контрольно-следовой полосе бежал мужчина.
Роберт бросился за ним, крикнув на ходу мужчине, чтобы он остановился, но тот от крика побежал еще быстрее.
— Пускай собаку! — приказал Венде Гейману, доставая из патронташа белую сигнальную ракету.
— Альфа, возьми его! Возьми! — крикнул Фриц, спуская овчарку с поводка.
Овчарка, делая громадные прыжки, настигла нарушителя и схватила за руку, но в тот же миг с визгом покатилась по траве. Нарушитель же бросился бежать. От заграждения его отделяло не более двадцати метров.
— Ложись! — крикнул Венде Гейману и, подняв автомат, дал из него короткую очередь.
Нарушитель остановился и поднял вверх руки. Сопротивления он не оказывал. При обыске у него были обнаружены финский нож, письмо, схема местности и маленькая коробочка с перцем.
Венде внимательно осмотрел место задержания и нашел еще портфель.
Роберт повел задержанного обратно в лес, а Фриц нес на руках жалобно повизгивавшую собаку.
Выпустив сигнальную ракету, пограничники стали дожидаться машины с заставы.
В окно Роберт видел, как Фриц ухаживал за овчаркой. Утром на заставу приезжал ветврач. Внимательно осмотрев овчарку, он сказал, что при умелом уходе она быстро выздоровеет.
Роберт вышел во двор и, подойдя к Фрицу, уселся на траву.
— Что сказал врач?
— Сказал, что через несколько дней все войдет в норму: он сыпанул ей перцу в глаза… Повезло еще Альфе, что oh не ударил ее финкой.
— Повезло, говоришь ты? — Роберт вскочил с травы. — Хотя ты, конечно, прав. Ей больше повезло, твоей заслуги в этом нет.
— Что ты хочешь этим сказать?
— А то, что если бы не Альфа, то еще вопрос, задержали бы мы нарушителя или нет. Одна минута промедления могла бы дорого нам обойтись.
— Как так?!
— А вот так! Если бы ты не расстегивал ремень, мы на минуту раньше догнали бы нарушителя.
— Это еще как сказать, — заупрямился Фриц. — Сейчас можно говорить что угодно.
— А кто тебе разрешил расстегивать ремень? — спросил Роберт таким тоном, что Фриц даже вздрогнул. — Кто, я тебя спрашиваю! Вот и вышло, что овчарка оказалась умнее тебя!..
— Ну ладно, хватит! — перебил Роберта Фриц. — Во-первых, я ремень с себя не снимал, а только ослабил его, так как он больно врезался мне в живот. А когда я встал, он сам упал на землю. А во-вторых, ты не подумал о том, что если бы мы сами догнали нарушителя, то он и нам бы с тобой засыпал глаза перцем.
— Снова теория, которую ты придумал на ходу для того, чтобы оправдать свой проступок! По-твоему выходит, что нам с тобой как раз поэтому и повезло, что ты расстегнул свой ремень.
— Думай как хочешь. А сейчас оставь меня в покое! — Фриц повернулся кругом и хотел снова отойти к овчарке, но Роберт схватил его за руку и так дернул, что тот даже испугался.
— Нет уж, выслушай меня до конца! — продолжал Роберт. — Если ты совершаешь проступок, то будь любезен держать за него ответ. Два раза я тебе спускал, но третий раз нечто подобное тебе дорого обойдется!
— Почему два раза? — Фриц вырвал руку.
— Ты, я вижу, все забыл, так я тебе, так и быть, напомню. Прошлый раз ты заснул на посту! Заснул у меня на глазах. Тогда тоже за тебя службу несла Альфа? Какой же ты пограничник! И что из тебя будет, я не знаю!
Гейман молчал, стараясь не смотреть на Роберта.
— Так ты это тогда заметил? — спросил он после долгого молчания.
Роберт промолчал.
— Хорошо еще, что та история прояснилась. Да, я действительно на минутку задремал, но это не имеет никакого отношения к нарушению границы. И вообще, почему ты меня тогда не разбудил?
«Да, почему я его не разбудил? — подумал Роберт. — И почему я тогда об этом не доложил по команде? Сон на посту — одно из серьезных нарушений устава и воинской дисциплины. Почему он спал рядом со мной, когда я был назначен старшим дозора? И почему сегодня я не заметил вовремя, что он расстегнул ремень? Почему я не доложил об этом командиру отделения?»
— Давай забудем об этом, — Фриц подошел к Роберту. — Нет никакого смысла вспоминать сейчас об этом. Случай с нарушителем границы, слава богу, выяснился. И сегодня мы задержали нарушителя, хотя у меня и был расстегнут ремень. Все это мелочи!
— Мелочи? — Роберт чувствовал, как кровь прилила к лицу. Оп хотел оборвать Фрица, но решил выслушать его до конца.
— Давай будем откровенными, — тихо сказал Гейман. — Я думал, что ты тогда вовсе и не заметил, что я уснул на посту. Заснул я совершенно случайно, да и с ремнем тоже как-то так необдуманно получилось. Такое с каждым может случиться. Но если об этом узнают во взводе, то мне несдобровать. Тебе хорошо, ты скоро домой уедешь, а мне еще служить целый год!
Оба замолчали.
«Через полгода Фрица самого будут назначать старшим дозора и ему самому придется нести ответственность за себя и за подчиненного».
— А кто это «во взводе»?
— Как кто? Лейтенант, Йонас… ребята…
— А как поживает твоя овчарка?
— Выздоровела почти. Разрешите идти?
Когда Роберт пришел в свою комнату, Шустер протянул ему два письма:
— Это тебе, оба.
Роберт схватил письма: одно было от Гит, другое — от Круга.
Он надорвал оба конверта и, немного помедлив, принялся читать письмо жены.
Известия оказались приятными: Бернд чувствовал себя хорошо. Гит разрешили навещать его. Мальчик уже смеется. Врачи обещали выписать его через недельку домой.
Роберт с облегчением вздохнул и не спеша перечитал письмо еще раз.
Он посмотрел на Шустера, но его уже не было за столом, он лежал на кровати и читал. Роберту хотелось поделиться с ним своей радостью, но он не стал мешать ему, тем более что он еще не прочел письмо от Круга.
Он прочел письмо Круга тоже два раза, а потом, обращаясь к Шустеру, сказал:
— Не хочешь меня послушать?
— Хочу, а что случилось?
— Я прочту тебе несколько строчек из письма человека, который сбил моего сынишку.
Брови у Шустера удивленно полезли вверх.
— Прочти, я слушаю…
— «…Экспертиза дала заключение о моей полной невиновности. Но это согласно параграфам, однако ведь у человека есть еще совесть. Позавчера у нас было партсобрание, на котором мне дали поручение заниматься с молодежью правилами уличного движения. Это после этого-то случая? Ты понимаешь, Роберт?..»
— Да, любопытно… — пробормотал Шустер.
— А ты знаешь, что произошло в нашей группе?
— Нет.
— Садись поближе, расскажу.
И Роберт откровенно рассказал о случае со сном на посту, о расстегнутом ремие Фрица, рассказал честно, не щадя ни себя, ни его.
— Что мне теперь делать? — спросил он Шустера. — Я больше не могу молчать. А если обо всем рассказать, то это может отразиться на соцсоревновании.
— Сейчас ты говоришь, как Йонас. Разве самое важное заключается в том, какое место мы займем? Что же ты сделаешь?
Роберт пожал плечами.
— Думаю, что ты мне все это рассказал не только для того, чтобы найти во мне сочувствующего…
— Так что же мне делать?
— Решай сам.
Однажды в начале сентября после обеда унтер-офицер Йонас ознакомил солдат отделения с результатами соревнования. Он был доволен и с воодушевлением говорил о том, что коллектив у них сплоченный и сильный, не забыта ни критика, ни самокритика.