Ашраф яростно затормозил. Трактор сполз по берегу и остановился в двух метрах от воды. От растерянности и стыда Ашраф не смел поднять головы. Подбежавший уста Мейрам обошёл трактор, словно проверяя, цел ли он, и сдержанно спросил:
— Что случилось, Ашраф? Ты болен?
Ашраф молчал. Ему казалось, что сейчас все смотрят на него с негодованием. Смотрит и Тогжан. Ашраф ступил на землю, как после сильной, качки на корабле. Несколько шагов он сделал, боясь, что упадёт. Уже ревел мотор, и следующий курсант садился за руль.
— Куда ты идёшь? — перед Ашрафом неожиданно появилась Тогжан. — Что случилось?
— Не знаю… Плохо. Очень плохо…
— Не говори глупостей! Так бывает. Я знаю. Это как болезнь. Понимаешь?
Ашрафу было стыдно. Но в голосе Тогжан было столько тревоги и смотрела она с таким доверчивым ожиданием, что Ашраф, наконец, улыбнулся:
— Спасибо, Тогжан! Ты просто вылечила меня… Сам не знаю, что со мной.
— Ну вот, так-то лучше. И потом ведь говорят, что цыплят по осени считают. Да?
— Ты хорошая, — неожиданно сказал Ашраф.
— Пойдём! — сердито сказала Тогжан. — Посмотрим, как сдают другие…
Как раз в это время Саша Михайлов крикнул с деланным испугом:
— Держись, кореша! За рулём — Тося! Спасайся, кто может!
Парни побаивались задиристую и резкую Тосю; старались не затевать с ней словесной перепалки — она обычно отбривала их так, что только уши горели! Но, услышав слова Саши, Тося посмотрела на него растерянно.
— Ничего, Тося, не робей! — ободрил её Саша. — С нами не пропадёшь!
Она села за руль подавленная и непривычно тихая. Бестолково хватаясь за рукоятки, она заглушила мотор, потом завела его, стронула трактор с места, но он тут же остановился и окончательно замолк.
Уста Мейрам что-то говорил ей, советовал, но Тося остекленело смотрела перед собой, ничего не замечая и не слыша. Потом она слезла и, ни на кого не глядя, отошла в сторону.
Когда испытания кончились, Тося, кусая губы, слушала, что говорит Соловьёв, обращаясь к курсантам:
— Вы ещё не знаете всех трудностей работы и её тонкостей. За короткий срок всему не выучишься, всего не предусмотришь. Вы узнаете, что такое бессонные ночи, что такое капризы мотора или подгонка новой детали. Вы будете часами ждать помощи и потом, сжав зубы, навёрстывать упущенное. Вы будете плакать от злости и радоваться, как дети. Вам надо закалиться и стать настоящими мастерами своего дела. Много огорчений и испытаний вас ждёт впереди. И всё-таки это хорошо, потому что вы начинаете большую, трудную жизнь…
Саша повёл трактор к совхозу. Соловьёв и уста Мейрам шагали, окружённые трактористами, которые предлагали завтра же начать пахоту.
— Байтенов не велит, — отшучивался Соловьёв.
Под лучами солнца влажная земля сверкала и искрилась. Небо было чистым и глубоким. Настроение у людей было приподнятым.
Только Тося горько плакала, забившись в вагончик. Как всё получилось обидно и нелепо. Ей очень хотелось доказать, особенно Саше, что она ничуть не хуже ребят, что она тоже может стать настоящим трактористом. И вдруг Сашина насмешка выбила её из колеи. Добро бы Асад пошутил — с ним считаться нечего, но Саша… И Тося разволновалась, забыла, что надо делать. А услышав обидные смешки, окончательно растерялась. Она так боялась опозориться, что от одного этого страха ничего уже не понимала.
Теперь, конечно, над ней станут ещё больше смеяться. И правильно сделают! Скорей бы уж перебираться в степь, чтобы не торчать на виду у всех!
Незадолго до рассвета Соловьёв проснулся: началась метель. Холодный ветер ворвался в приоткрытые окна вагончика, захлопал дверью.
Валил густой снег. Всё потонуло в мутном и сыром воздухе весеннего бурана.
Соловьёв ходил по вагону и курил одну папиросу за другой. Хмурый уста Мейрам стоял перед окном в пёстром ватном халате и, поглаживая бороду, смотрел на снежные космы, хлеставшие по стеклу.
В молодёжной палатке Саша Михайлов ножом отрезал кусок картона, чтобы вставить его на место выбитого окна. Ветер бил в картон, когда Саша стал его прилаживать, вырывал из рук, осыпал грудь и плечи колким, как стекло, снегом.
— Байтенов был прав, — сказал Саша, — тут климат с сюрпризами.
Ильхам и Ашраф в одних рубашках выскочили из палатки, чтобы закрепить угловой кол, вырванный ветром. Фотографии любимых красавиц Асада летали по палатке, как голуби.
Девушки, кутаясь в одеяла, прижимаясь друг к другу, с тоской смотрели в окна своего вагончика, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть за бураном.
— Не успели начать, — с сожалением сказала Тогжан, — теперь на целую неделю.
Утром захрипело радио совхоза. Радист сипел и кашлял:
— Внимание! Внимание! Ввиду неблагоприятной погоды работы в степи отменяются.
Девушки развеселились:
— Вот это новость!
— И как это он заметил?!
— А сам-то охрип. Продуло — вот и догадался, что буран!
— И это называется «неблагоприятной» погодой!
Один Байтенов совершенно спокойно работал в своём вагончике, размечая карту совхозных земель.
Все дни, что бушевал буран, работали только в мастерской. Остальные отсиживались в своих помещениях. Ожидание томило всех. Глаза, устремлённые в степь, словно хотели отогреть землю.
Люди по очереди бегали к Байтенову, чтобы узнать, сколько ещё может продолжаться вынужденное безделье.
Однажды Байтенов, посоветовавшись с уста Мей-рамом, уверенно сказал:
— Завтра буран кончится и станет тепло. Тогда ещё два-три дня — и земля поспеет!
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
ПЕРВАЯ БОРОЗДА
После бурана на полевые участки стали перегонять технику. Пришли новенькие полевые вагончики для тракторных станов. Бригады переселялись в степь. Машины возили горючее, воду и продукты. Бригадиры получили мотоциклы.
Стан бригады Саши Михайлова расположился недалеко от совхоза, на северном берегу озера. Этой бригаде было предоставлено право первой начать вспашку.
Десятого мая на рассвете сюда пришло много людей из посёлка. У края участка, отведённого под пахоту, Саша и Ильхам, привязывая к двум колышкам ленту, шутили, что сейчас состоится открытие целины.
Соловьёв, Байтенов, Захаров и уста Мейрам, стоявшие в стороне, спорили, кому из трактористов проложить первую борозду.
Байтенов предлагал сделать это самому уста Мейраму — по праву старшинства. Соловьёв советовал поручить бригадиру Саше Михайлову. Захарову было всё безразлично, и он отделался общей фразой: «Пусть трактор поведёт достойнейший».
Но вдруг раздались крики «ура», и в лучах восходящего солнца один из тракторов медленно и торжественно двинулся вперёд, порвав ленточку.
— Это Геярчин! — воскликнул уста Мейрам.
Соловьёв помахал Геярчин платком. Девушка в ответ сорвала с головы косынку, и она взлетела вверх, как язык огня.
По всей степи загрохотали тракторы и стальной лавиной двинулись на целину.
Слежавшаяся, ещё как следует непрогретая почва была тверда, как панцирь. Трактористы прислушивались к вою моторов.
Начало было трудным и беспокойным. Люди работали, приноравливаясь к непривычным условиям, как бы испытывая силу земли. К обеду все уже порядком устали, но никто не — прекращал работы.
В полдень в бригаду Саши прибыла машина с бидонами и термосами. Рядом с шофёром сидела Шекер-апа. Узнать, как прошли первые часы пахоты, приехали Имангулов и уста Мейрам. Но бригаду не так-то просто было собрать на обед. Саше пришлось чуть ли не силой стаскивать ребят с тракторов.
Измученная Геярчин сказала, опустившись на скамью:
— Земля как бетон.
Её поддержал Ильхам:
— Тут не трактор нужен, а паровоз. — И он шутливо пожаловался уста Мейраму: — Профессия тракториста была хороша до экзаменов.
Уста Мейрам усмехнулся.
— Ты думаешь, сынок, что сдал экзамен — и всё? Вот сейчас-то и начинается настоящая проверка: кто истинный тракторист, а кто так… никчёмный…
Шекер-апа сокрушённо вздохнула.
— Что ж будет дальше, если уже сегодня наши трактористы совсем выбились из сил?
— А что говорить о нас, стариках? — посетовал Имангулов.
— Постыдись ты! Привык ездить на машине, а это, знаешь, совсем не то, что самому сидеть за рулём!
Первые дни пахоты показали, какие тяжкие испытания выпали на долю трактористов и шофёров. Дни стояли переменчивые: то пекло солнце, то лил дождь. «Погода как сварливая свекровь», — говорила Шекер-апа. Некоторые участки приходилось перепахивать: Байтенов ездил по полям и вниматель но проверял качество вспашки. Шофёры возили горючее и воду даже ночью, чтобы тракторы не простаивали.
Когда забарахлил мотор одного трактора, его пришлось на буксире тянуть в совхозную мастерскую. Комсомольцы волновались, что теряют много времени. Ещё два таких случая — и во время обеда на борт машины, привёзшей еду, прикрепили боевой листок, который привлёк всеобщее внимание.
Уста Мейрам писал, что давно необходимо оборудовать ремонтную летучку. Тогда не будет простоев.
Под статьёй поместили карикатуру: ленивый начальник отмахивается от ценных предложений, как от назойливых мух.
— Правильно написано! — раздавались голоса. — Верно!
— Главный инженер виноват! Надо было раньше сообразить!
— Он и соображал: насчёт выпить и закусить!
— Нечего нам таскаться на усадьбу — надо здесь всё делать!
Боевой листок отправили в совхоз, и вечером, когда Байтенов и уста Мейрам проверяли качество вспашки, к ним приехал раздражённый Захаров.
— Товарищ Байтенов! Мне надо с вами поговорить.
Байтенов, сидевший на корточках над бороздой, размял в руках комок земли и поднялся.
— Я вас слушаю.
— По какому праву меня позорят перед всем коллективом?!
— Никто вас не позорит, товарищ главный инженер. Предложение уста Мейрама, по-моему, вполне разумное.
— А карикатура? — возвысил голос Захар. — Теперь всякий мальчишка будет надо мной смеяться!
— Значит, вас обижает не критика, а лишь карикатура?
Захаров не ответил и повернулся к уста Мейраму.
— Неужели же вы не могли обратиться ко мне лично?
— Я уже обращался. Вы сказали, что я перестраховщик.
— Не помню такого случая!
— Не понимаю, Иван Михайлович, чего вы волнуетесь? — спокойно спросил уста Мейрам. — Признайтесь, что допустили ошибку, и на этом кончим. Лучше дело делать, чем ссориться из-за пустяка.
— Не читайте мне лекций! Подумайте лучше, когда это мы успеем оборудовать летучку?
— Да хоть сегодня: выделим крытый грузовик, поставим на него верстак, сложим инструменты и запчасти да и отправим в степь.
— Сегодня мне некогда этим заниматься, — сердито бросил Захаров.
— Хорошо, Иван Михайлович, я попробую это сделать сам.
— Что ж… Делайте… А насчёт карикатуры поговорим у директора.
В диссертации Захарова ни слова не говорилось о ремонтных летучках, и он не видел для себя никакой пользы в том, что будет заниматься ещё одним «лишним» делом. Ему и так хватает забот! Если уста Мейрам берётся за летучку, тем лучше.
Он сел в машину и уехал в совхоз. Байтенов «посмотрел вслед и вздохнул:
— Что поделаешь, уста Мейрам?! Легче, кажется, поднять вот эту целину, чем образумить человека…
Всю ночь дул резкий ветер, временами шёл дождь. С гор неслись мутные потоки талой воды, поднимая воду в озере, в котором ещё плавал лёд.
Саша Михайлов на рассвете вышел из вагончика. С высокого берега хорошо была видна вся центральная усадьба. Вагон директора стоял, как островок, посреди огромной лужи.
Саша разбудил трактористов:
— Пора вставать! Скоро вернётся ночная смена!
Все высыпали на берег, с изумлением глядя, как по озеру бежали серые, хмурые волны, неся на гребнях битый лёд. У берега с грохотом сталкивались и крошились большие льдины. Видно было, как вода набегает на совхозный берег, подбираясь к строениям.
Вдруг налетел шквальный ветер, ударила молния, хлынул ливень. Началась весенняя холодная гроза.
В свете вспышек и степь и озеро слились в одно море воды, вскипавшее то голубым, то лиловым светом.
Все попрятались в вагон, следя за этим внезапным безумством ветра, воды и электрических разрядов.
— Небо рассердилось на нас, — вдруг сказал Ильхам.
— За что? — серьёзно опросил Саша.
— Небо — брат земли. А мы победили землю. Не устояла, сдалась. Вот небо и мстит за своего брата.
— Ничего, мы и небо обломаем, — пообещал Саша.
— Скоро на Марс полетим, — без тени улыбки добавил Ильхам.
Вдруг сквозь грохот донёсся крик:
— Скоре-е-ей!.. Выходи-и-и!.. Наводне-е-ение!.. Все-е-е…
Воды озера выходили из берегов.
Оставив в вагончике Геярчин, Тосю и двух девушек-прицепщиц, ребята бросились вдоль кромки растекающегося озера.
В потоках воды, смывающей строительный мусор, в тумане брызг под ветром Соловьёв и Байтенов выкрикивали распоряжения.
Все, кто находился в усадьбе, работали, укрепляя берег, роя канавы, чтобы отвести в сторону потоки обезумевшей холодной воды.
Под дождём оседали, как будто проваливались сквозь землю, остатки почерневших от копоти слежалых снежных сугробов. А ветер продолжал гнать на берег воду.
В это время послышался рокот, и из тумана появились тракторы. Это Геярчин и Тося привели на усадьбу ночную смену. Тракторы шли, захлёстнутые потоками воды, с налипшей на гусеницы мокрой жёлтой травой, похожие на волосатых чудовищ, вышедших из озера во время бури.
Ночная смена тут же включилась в спасательные работы. Силуэты людей метались в дождевой мгле, как призраки. Все промокли до нитки, от людей валил пар, но никто не уходил.
Буря бушевала до вечера, но дождь стал стихать. Тракторы подогнали к берегу и включили фары, освещая ими, как прожекторами, кипящую кромку озера.
До глубокой ночи шла борьба с водой. Тугими кулаками била она в грудь, ледяными пальцами схватывала ноги до ломоты в костях, колкой изморозью секла лицо. И всё же воде пришлось отступить…
Измученные до предела трактористы вернулись на свой стан и тут же заснули, повалившись на койки. Утром, перед тем как выйти в поле, Асад ворчливо жаловался:
— Не успели покончить с паводком, а нас уже в степь гонят.
— Кто тебя гонит?! — возмущался Ильхам. — Не стыдно?
— Могли бы и отдохнуть… Полдня хотя бы…
— Саша! — крикнул Ильхам. — Я не могу с ним говорить. Объясни, пожалуйста!
— И чего вы придираетесь? — удивился Асад.
— Он боится, что не выполнит норму, силёнок не хватит, — заметил кто-то.
— Ладно! — сердито сказал Асад. — Сегодня я вспашу десять гектаров. Тогда поговорим.
Ильхам посмотрел на него с удивлением.
Девушки уже поставили на стол шумящий самовар. Трактористы умывались, бежали завтракать.
За едой Саша сказал:
— Директор объявил благодарность псом, кто боролся с наводнением. Думаю, что надо ответить делом. Что скажете, ребята?
— Асад уже пообещал вспахать десять гектаров, — сказал Ильхам. — Мы приложим псе спои силы, чтобы не отстать от него. Хотя мы тоже мало опали и работали на берегу.
— Эх, Асад, Асад, — с сожалением сказал Саша. — Не знаешь ты, сколько у человека сил. Больше, чем у машины.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
ОБЕЩАТЬ ЛЕГКО, ДА ВЫПОЛНИТЬ ТЯЖЕЛО
Тося сидела на прицепе, с завистью наблюдая, как Геярчин вела трактор. Тося следила за каждым её движением, ведь и она могла бы сейчас вот так же сидеть за рулём и вести трактор через степь, поднимая пласты нетронутой земли.
Недавно на мотоцикле приезжал Саша Михайлов. Он придирчиво следил за работой Геярчин, а на Тосю даже не посмотрел. Последнее время Тося избегала встречаться с Сашей. Ей казалось, что ои обязательно напомнит ей о провале на испытаниях. И она обрадовалась, когда он уехал. Тут ему делать нечего, у Геярчин всё в порядке.