И в
ѣ
дь за что я получала тогда такія награды, обхватывавшiя всю мою душу счастіемъ? За то, что я говорила, какъ трогательна любовь старика Григорья къ своей внучкѣ
, что какъ онъ по своему хорошо любитъ ее, и что я прежде этаго не понимала. Или за то, что мнѣ
совѣ
стно бываетъ отчего-то гуляя проходить мимо крестьянокъ, когда они работаютъ, и хотѣ
лось бы подойти къ ихъ люлькамъ, но не смѣ
ю. Или что Бетховен поднимаетъ меня на свѣ
тлую высоту, что летаешь съ нимъ, какъ во снѣ
на крыльяхъ. Или за то, что слезы у меня навернутся, читая «Для береговъ отчизны дальней». И все это, какъ теперь вспомню, не мои чувства, а его, которыя смутно лепетали мои дѣ
тскія уста. И удивительно мнѣ
подумать, какимъ необыкновеннымъ чутьемъ угадывала я тогда все то, что надо было любить, и что только гораздо послѣ
онъ открылъ мнѣ
и заставилъ полюбить.* № 3 (I ред.).
Но хотя я не см
ѣ
ла признаться себѣ
, что люблю, я уже ловила во всемъ признаковъ его любви ко мнѣ
. Его къ концу лѣ
та больше и больше сдержанное обращеніе со мной, его частыя посѣ
щенія несмотря на дѣ
ла, его счастливый видъ у насъ наводили меня на эту догадку. Но чуть-чуть я взглядомъ, словомъ показывала свою радость и надежду, онъ спѣ
шилъ холодно-покровительственнымъ тономъ, иногда больно и грубо разбить эту надежду. Но я еще сильнѣ
е надѣ
ялась, чувствуя, что онъ боится меня. — Къ концу лѣ
та онъ сталъ рѣ
жеѣ
здить, но на мое счастье нашъ прикащикъ заболѣ
лъ во время самой уборки хлѣ
ба, и онъ долженъ былъ пріѣ
зжать на наше поле и не могъ не заѣ
зжать къ намъ.* № 4 (I ред.).
— Какже, неужели вы никогда не говорили: — Я васъ люблю, — спросила я см
ѣ
ясь.— Не говорилъ и не буду говорить нав
ѣ
рное, и на колѣ
но одно не становился и не буду, — отвѣ
чалъ онъ. <А черезъ недѣ
лю онъ мнѣ
говорилъ эти слова и говорилъ невольно, изъ всей души, и были знаменья, и слова эти были эпохой въ нашей жизни. И въ словахъ этихъ было все лучшее счастье и моей, и его жизни. Ему, казалось, былъ непріятенъ разговоръ на эту тему, онъ подозвалъ Соню и сталъ ей разсказывать сказку.— Да вы хорошенькую разскажите, чтобы и нам слушать можно было, — сказала Маша.
— Хорошо, постараюсь.
— Исторію разскажи, — сказала Соня, — чтобъ похоже было.
— Хорошо, самую похожую. Я вамъ исторію разскажу, и онъ взглянулъ на меня. Я ус
ѣ
лась подлѣ
него и стала слушать. Соня сѣ
ла къ нему на колѣ
ни. Онъ обращался къ ней и не смотрѣ
лъ уже на меня. Вотъ что онъ разсказалъ.— Въ н
ѣ
которомъ царствѣ
, въ нѣ
которомъ государствѣ
жила была одна принцесса.56— Какъ ее звали? — спросила Соня.
— Звали ее..... Никитой.
Соня захохотала.
— Только у барышни Никиты не было ни отца, ни матери.
— Какъ у насъ, — сказала Соня.
— Да ты не перебивай. Была только у нея волшебница, которая очень полюбила ее. Волшебница разъ пришла къ ней ночью и сказала: — Ты хорошая принцесса, я тебя люблю и хочу дать счастье. Чего ты, говоритъ, хочешь? — А Никита не знала, чего она57 хочетъ, и говоритъ: — Я не знаю. — А ежели не знаешь, такъ вотъ теб
ѣ
два пузырька,58 въ нихъ самое лучшее счастье. — Что же, говоритъ, съ ними дѣ
лать? — А вотъ что. Носи ты всегда эти пузырьки при себе, подлѣ
сердца, и когда тебѣ
захочется счастья, возьми голубенькой пузырекъ, выпей сама, а красненькой дай выпить какому нибудь человеку, который бы былъ не много старше тебя, и будешь счастлива.— Отчего? — спросила Соня.
— Оттого, что будешь всю [жизнь] любить другъ друга съ этимъ челов
ѣ
комъ.— И вкусно это, что въ пузырьк
ѣ
59 было? — спросила Соня.— Вотъ увидишь. Только вотъ что, — говоритъ волшебница, — ежели ты не сразу выпьешь свой пузырекъ и тому челов
ѣ
ку не весь отдашь, то вмѣ
сто счастья будетъ тебѣ
несчастье и тѣ
мъ, кому ты будешь давать пить, и еще говоритъ, ежели ты перепутаешь и сама будешь пить изъ красненькаго, тоже будетъ тебѣ
несчастье. А ежели прольешь, разобьешь или понемногу раздашь изъ пузырьковъ эту воду, то ужъ другихъ тебѣ
не будетъ. — Ну хорошо. Только у принцесы былъ одинъ пріятель, тоже Принцъ,60 который часто къ нейѣ
здилъ въ гости и очень любилъ ее.— Она съ нимъ и выпьетъ? — спросила Соня.
— Н
ѣ
тъ, съ нимъ нельзя, потому что онъ былъ старый, его нельзя было любить, а волшебница сказала, чтобы съ ровесникомъ выпить, котораго можно любить. Только старый Принцъ, когда узналъ про пузырекъ,61 очень обрадовался за Принцесу и сталъ учить ее, какъ принять эту воду и какъ угостить ей кого нибудь. Но принцеса отвѣ
дала немножко своей водицы, изъ голубенькой, и, чтобъ попробовать и посмѣ
яться, подлила потихоньку въ супъ, из красненькой, старому принцу. Принцъ былъ уже старый хрѣ
нъ.— Хр
ѣ
нъ! — засмѣ
ялась Соня.— Да, старый хр
ѣ
нъ, и ему случалось пивать этой воды, онъ зналъ ее вкусъ, и она уже мало дѣ
йствовала на него. Но это ему было ужасно пріятно. Онъ зналъ, что вредно, a съѣ
лъ целую тарелку супу. Однако ему стало немного больно.— Животъ забол
ѣ
лъ?— Да, а главное — ему жалко стало Принцесу, что она такъ, изъ любопытства, потеряетъ свое счастье. Онъ не сталъ больше
ѣ
сть супу и говоритъ ей: вѣ
дь я знаю, чтò вы сдѣ
лали, вы мнѣ
подлили волшебной водицы, а помните, что вамъ сказала волшебница, — чтобъ пить и давать пить всю разомъ; а то будетъ худо. Вамъ худо, а не мнѣ
, я уже привыкъ и мнѣ
не почемъ, а вы растратите даромъ, жалѣ
ть будете, потомъ не воротите. A поѣ
зжайте-ка лучше въ другое государство и сыщите себѣ
хорошаго принца и все ему дайте выпить, тогда я опять буду у васъ супъѣ
сть, а то ни чаю, ни супу, ни воды, ни вишень отъ васъѣ
сть не стану. — Всталъ и уѣ
халъ.>* № 5 (I ред.).
— Какже, неужели вы никогда не говорили: — Я васъ люблю, — спросила я см
ѣ
ясь.— Не говорилъ и не буду говорить нав
ѣ
рное и на колѣ
но одно не становился и не буду, — отвѣ
чалъ онъ.— Какіе вы пустяки говорите, — сказала я р
ѣ
шительно.— Вотъ те на, — проговорилъ онъ.
Мы съ Машей засм
ѣ
ялись.— А знаете, что я нынче зам
ѣ
тила, сказала я: — Вы ужасно ненатуральны. Вы самыя простыя вещи хотите сдѣ
лать еще проще и отъ этаго запутываете ихъ.— Вотъ воспитанница какъ своего учителя учитъ! — сказала Маша.
— И я знаю отчего, — сказалъ онъ.
— Отчего?
— Знаю.
— Ну разскажите.
— В
ѣ
дь это не легко, — сказалъ онъ, не глядя на меня.— Ну дайте понять, я, право, ничего не понимаю.
— Хорошо, постараюсь. — Онъ задумался. — Я вамъ исторію разскажу, — и онъ взглянулъ на меня.
— Разскажи, разскажи исторію, — сказала Соня и с
ѣ
ла къ нему на колѣ
ни. Онъ обращался къ ней и не смотрѣ
лъ на меня.— Ну, какъ бы вамъ это разсказать, — началъ онъ. — Есть такое царство, въ которомъ вс
ѣ
дѣ
вочки родятся заряженныя разнымъ вздоромъ — плясками, тряпками, романами и главное кокет<ствомъ и всякой дрянью>. И въ царствѣ
этомъ такъ устроено, что дѣ
вочки эти не могутъ быть счастливы до тѣ
хъ поръ, пока они не выпляшутъ весь зарядъ пляски, не выносятъ всѣ
тряпки и, главное, не выкокетничаютъ все кокетство.— Что такое кокетство? — спросила Соня.
— А ты у Лизы спроси, — отв
ѣ
чалъ онъ.— Вздоръ, ничего, — сказала я. — Ну....
— Только въ этомъ царств
ѣ
, — продолжалъ онъ, — была такая дѣ
вочка, славная дѣ
вочка, очень заряженная всѣ
ми этими штуками, и у нея былъ другъ одинъ — такъ, старичокъ, учитель, который каждый день ходилъ къ ней и старался потихоньку разряжать ее, чтобы ей легче было. Только разъ пришелъ этотъ учитель, хотѣ
лъ посидѣ
ть съ ней, учить ее, а она какъ обернется къ нему, какъ выстрѣ
литъ въ него, такъ что ему и больно немножко сдѣ
лалось, а главное онъ испугался, чтобъ она себѣ
вреда не сдѣ
лала. Онъ и говоритъ: — Зачѣ
мъ вы въ меня стрѣ
ляете, я вѣ
дь съ вами не воюю, вы стрѣ
ляйте въ другихъ, а то ужъ я лучше уѣ
ду отъ васъ. — А она такъ разсердилась, что стрѣ
ляетъ себѣ
и ничего слышать не хочетъ и все думаетъ, что это очень просто, и что напрасно старичокъ ее учитъ. Стрѣ
лять хочется, ну и стрѣ
ляй. Старичокъ подумалъ, подумалъ да взялъ и уѣ
халъ отъ нее. — Дай, говоритъ, вамъ Богъ счастья, а ужъ я вамъ не товарищъ, коли вы такъ хотите со мной обращаться.Голосъ его немного дрожалъ, когда онъ кончилъ, и все время онъ изб
ѣ
галъ моего взгляда.— И вся? — спросила Соня.
— Вся.
— Ну, это не хороша. А что же д
ѣ
вочка? — сказала она.— Посл
ѣ
разскажу, когда увижу, — сказалъ онъ и всталъ.Онъ смущенно улыбался и взглянулъ на меня, какъ будто ему сов
ѣ
стно было за то, что онъ сказалъ. Я ничего не могла говорить и чувствовала, что неестественный румянецъ стоитъ на моихъ щекахъ. Мне страшно и больно, и досадно на него было. Тысячи мыслей кружились въ моей головѣ
, мнѣ
хотѣ
лось и по своему закончить сказку, хотѣ
лось сказать ему, что онъ видитъ то, чего нѣ
тъ, и все ищетъ трудностей, гдѣ
все ясно и легко, но что-то сковывало мой языкъ, и я только смотрѣ
ла на него. Онъ подалъ мнѣ
руку и хотѣ
лъ уйти.53-й лист рукописи второй редакции „Семейного счастья“.
Размер подлинника.
Я кр
ѣ
пко сжала его руку и страннымъ шопотомъ, который удивилъ меня самое, спросила, когда онъ будетъ...* № 6 (I ред.).
Былъ успенскій постъ, и я въ то же утро, къ удивленію Маши, объявила, что буду гов
ѣ
ть, и поѣ
хала въ Церковь. Онъ ни разу не пріѣ
зжалъ во всю эту недѣ
лю, и я не тревожилась, даже не жалѣ
ла и спокойно ждала его къ дню моего рожденья. <Никогда ни прежде, ни послѣ
, я не говѣ
ла такъ искренно и добросовѣ
стно.> Я говѣ
ла для своей души <для Бога>, но отчего не признаться — и, надѣ
юсь, Богъ проститъ меня — я говѣ
ла тоже для него, для того чтобы снять съ себя всѣ
старые грѣ
хи, все то, что я дѣ
лала дурнаго до него, и явиться ему раскаявшейся, спокойной и чистой и достойной его. Въ сравненіи съ свѣ
тлымъ состояніемъ моей62 души какъ черно мнѣ
казалось тогда мое дѣ
тское невинное прошедшее. Часто въ эту недѣ
лю я думала о немъ, но совсѣ
мъ не такъ, какъ думала въ ночь, когда узнала про его любовь. Я не желала, не боялась его какъ пре[жде], я была убѣ
ждена, что онъ мой, и думала о немъ, какъ о себѣ
, невольно примѣ
шивая мысль о немъ къ каждой мечтѣ
, къ каждой надеждѣ
. Подавляющее вліяніе, которое я испытывала въ его присутствіе, изчезало совершенно въ моемъ воображеніи, когда его не было. Я не только чувствовала себя равной ему, но съ высоты того духовнаго настроенія, въ которомъ я находилась эту недѣ
лю, я даже спокойно судила и жалѣ
ла его. Судила за его непростоту и жалѣ
ла за его притворныя,63 какъ мнѣ
казалось, спокойствіе и холодность.* № 7 (1 ред.).
<Вотъ какъ я думала тогда о нашей будущей жизни. —
Мы женимся въ деревн
ѣ
, пріѣ
дутъ его и мои родные, привезутъ музыку из города; дней 5, 6, недѣ
лю мы повеселимся, потомъ съ нимъ и съ Машей поѣ
демъ къ нему въ его хорошенькой домикъ, который будетъ такой свѣ
женькой, веселинькой, съ коврами, гардинами и колонками. Онъ введетъ меня въ мой кабинетъ, убранный, какъ игрушечка, и спроситъ:— Что, не скучно теб
ѣ
будетъ тутъ со мной, моя фіалочка?И мы одни будемъ въ комнат
ѣ
. Я обхвачу его руками, я встормошу его волосы.— Ежели бы тебя не было, мн
ѣ
бы было хорошо, а съ тобой мнѣ
вездѣ
скучно, — скажу я.И онъ улыбнется своей улыбкой и уйдетъ, чтобы мн
ѣ
не скучно было съ нимъ и чтобы я не путала его волосы, и я побѣ
гу за нимъ черезъ весь домъ и въ садъ, и въ рощу, и нигдѣ
не уйти ему отъ меня. Онъ кончитъ свои дѣ
ла поскорѣ
е. Я ему помогу ихъ кончить, и къ зимѣ
мы поѣ
демъ за границу, и дорогой будемъ одни съ нимъ, только двое сидѣ
ть в каретѣ
, и въ Римѣ
и въ Парижѣ
только одни, двое будемъ ходить иѣ
здить между толпой, которая будетъ любоваться нами. Такой сильный, мужеств[енный] человѣ
къ и стройная, милая и мило одѣ
тая женщина. И вездѣ
будутъ радоваться моей красотѣ
и говорить, что счастье съ такой женой, съ хорошенькой женой, за которой многимъ бы хотѣ
лось поволочиться, ежели бы не видно было, что его однаго она любила и всегда любить будетъ. И ежели будутъ у него заботы, онъ придетъ и раскажетъ ихъ женѣ
, и жена обниметъ его, поцѣ
луетъ добрые глаза, и заботы пройдутъ, и сядетъ жена за фортепьяно и съиграетъ ему то, что онъ любитъ, и онъ потихоньку подкрадется и въ шею поцѣ
луетъ ее. Одна Маша будетъ съ нами вездѣ
, и его сестра будетъ моимъ другомъ. И много новыхъ знакомствъ и друзей у меня будетъ. И все, что онъ будетъ любить, буду любить и я. И ничего для меня не будетъ скрыто въ его жизни. Потомъ мнѣ
приходило въ голову, что кто-нибудь влюбится въ меня, скажетъ мнѣ
, что я хороша или что-нибудь такое, и эта мысль больше всего радовала меня. Я приду, скажу ему:— Serge! знаешь, чтò мн
ѣ
сказали?Онъ разведетъ руками и скажетъ:
— Боже мой! какая прелесть!
А я притворюсь, что сержусь, что мой мужъ такъ холодно принимаетъ такое изв
ѣ
стіе. И ежели онъ заболѣ
етъ, какъ дни и ночи я буду просиживать у его постели, и онъ будетъ ловить и жать мою руку, поправляющую подушку, и слабыми глазами благодарно смотрѣ
ть на меня, и какъ онъ будетъ грустенъ и озабоченъ, и я все раздѣ
лю съ нимъ и утѣ
шу его! и какъ я на ципочкахъ буду подходить къ его двери и смотрѣ
ть, что дѣ
лаетъ мужъ мой. Да, онъ мужъ мой. Мой мужъ... «Подите спросите у мужа. Я съ мужемъ пріѣ
ду къ тебѣ
... Мужъ нe любитъ этаго». Кто лучшій и добрѣ
йшій и прекраснѣ
йшiй человѣ
къ на свѣ
тѣ
? Это все мужъ мой, мой мужъ. — Одна эта мысль и слово доставляли мнѣ
странное, невыразимое удовольствіе. Потомъ я думала, какъ мы опять вернемся въ деревню, опять милый домикъ, тишина, и мы одни другъ съ другомъ, и опять любовь, опять счастье. Опять у него какія-то дѣ
ла, заботы и ангелъ, который облегчаетъ всѣ
эти заботы и даетъ счастье. О дѣ
тяхъ я не думала, и, по правдѣ
сказать, мысль эта портила созданный мною мірокъ, и я отгоняла ее.>* № 8 (I ред.)
Перваго Сентября батюшка прі
ѣ
халъ по обыкновенію въ домъ служить молебенъ съ водосвятіемъ. Погода наконецъ разгулялась и была прекрасная въ первый разъ свѣ
жая, осѣ
нняя. Все было мокро, пестро и солнечно блестяще. — Одинъ изъ тѣ
хъ первыхъ осѣ
ннихъ дней, когда послѣ
дождей и холодовъ вдругъ разгуляется, и на холодномъ свѣ
тѣ
солнца въ первый раз видишь уже не лѣ
то, a замѣ
чаешь осѣ
ннюю желтизну, оголенность и свинцовую блѣ
дность неба. — Онъ предоставилъ мнѣ
назначить день сватьбы, объ одномъ прося только, чтобы не было никого гостей, не было вуаля невѣ
сты, флеръ доранжа и шаферовъ и шампанскаго. Машу это сердило; по его выраженью, ей хотѣ
лось бы натыкать мнѣ
цвѣ
товъ въ помаженную голову, шептать въ церкви, чтобъ не мяли вѣ
нцомъ прическу, и съ большимъ вкусомъ плакать, глядя на вуаль и бѣ
лое платье. Ей было точно досадно; но я понимала его. Мы не назначили день сватьбы, чтобъ никто не пріѣ
халъ, и я, которой онъ поручилъ это, обѣ
щала объявить этотъ день наканунѣ
. По правдѣ
сказать, я ожидала только хорошей погоды, и поэтому, какъ только барометръ поднялся, и перваго Сентября открылось все небо, я рѣ
шила, что ежели онъ согласенъ, то мы завтра же будемъ вѣ
нчаться. Онъ смутился, покраснѣ
лъ и какъ-то офиціяльно, чтобъ скрыть свою радость, поцѣ
ловалъ мою руку. Когда я ему объявила это, мнѣ
смѣ
шно стало. Мы объявили Батюшкѣ
о нашемъ желаньи, и старикъ поздравилъ насъ и въ сотый разъ разсказалъ ему, что онъ вѣ
нчалъ моего отца, крестилъ меня, и вотъ Богъ привелъ вѣ
нчать и дочку. Священникъ приготовился ужъ было служить, столъ былъ накрытъ, суповая чаша, стеклянные подсвѣ
чники съ восковыми свѣ
чами, кадило, крестъ съ мощами, все было на мѣ
стѣ
. Маша попросила подождать, побѣ
жала къ себѣ
наверхъ. Черезъ нѣ
сколько минутъ она принесла новый образъ Угодника Сергія въ серебряной ризѣ
, которой она заказывала въ Москвѣ
, чтобъ благословить меня, и только что получила. И я, и онъ — мы давно знали про этотъ образъ, но желанье ея благословить меня въ день сватьбы образомъ Ангела моего мужа, къ которому я имѣ
ла большую вѣ
ру, должно было быть тайной и сюрпризомъ для меня. И мы будто бы ничего не знали, не знали, какъ она сбила послѣ
днюю копейку на этотъ образъ, какъ посылала мѣ
рку, какъ получила ящикъ и совѣ
щалась съ нянюшкой, мы, стоя въ залѣ
и дожидаясь службы, даже не замѣ
тили, какъ толстая, кругленькая Маша легкими шагами сбѣ
жала съ лестницы и, не глядя на насъ, прошла залу и поставила образъ на столѣ
, такъ чтобы онъ не катился, шепнула батюшкѣ
: — и Угоднику Сергѣ
ю — и, строго взглянувъ на насъ, прошла къ своему уголку у двери, гдѣ
и стала, слегка пошевеливъ губами и сложивъ руки.