Хозяинъ былъ Генералъ, гусаръ стараго времени, и давно знакомъ съ Вереинымъ.79 Онъ принялъ его хорошо, посадилъ80 на верхнемъ конц
ѣ
стола между адъютантомъ Главнок[омандующаго] и Ф. А. Во все время обѣ
да пѣ
ли пѣ
сенники, на другомъ концѣ
стола корнеты и поручики, сначала робко смотрѣ
вшіе на верхній конецъ — оживились и говорили громко. Крымское вино и портеръ замѣ
нились шампанскимъ. Адъютантъ спорилъ, что онъ выпьетъ больше всѣ
хъ. В[ереинъ] сталъ пить съ нимъ и выпилъ пропасть. За бланманже закурили сигарки, и разговоръ о Севастополѣ
и ошибкахъ начальства замѣ
нился разговоромъ о женщинахъ, лошадяхъ, не потому, чтобъ находили его веселѣ
й, но такъ, по привычкѣ
, будто такъ надобно.81 Притворялись, что интересны дѣ
ла военныя и справки, хотя всякой зналъ, сколько получаетъ дохода К. И.; теперь притворялись, что весело пить и говорить объ лошадяхъ.Вереинъ никогда не думалъ, что притворяются, но онъ ужъ такъ привыкъ къ этому, что зналъ впередъ все, что будетъ: какъ сниметъ сюртукъ одинъ, потомъ другой, какъ пойдутъ къ п
ѣ
сенникамъ, какъ будутъ пѣ
ть гусарскія пѣ
сни, какъ Р. Вал. будетъ махать руками, какъ будутъ пить за здоровье полка, за здоровье гостей почетныхъ, за защитниковъ Севастополя, а потомъ такъ будутъ пить за шуточныя здоровья, какъ подойдутъ къ пѣ
сенникамъ, какъ гусары будутъ комедію ломать. И пить ему не хотѣ
лось, но ужъ такъ вино на столѣ
, будто весело, и другимъ бы было непріятно. Другіе думали то же самое. Особенно такъ думалъ адъютантъ, но надо mettre другихъ en traіn,82 и пошелъ плясать. Генералъ притворился, что радъ и смѣ
ется, несмотря на то, что съ секунду въ глазахъ его при этомъ выразился испугъ, что это неприлично и не удержать ли его. Потомъ адъютантъ сказалъ Маіору, что онъ перепилъ его. Маіоръ сдѣ
лалъ, какъ будто, это ему непріятно, и выпилъ цѣ
лый стаканъ. Стаканъ этотъ былъ лишній. Голова у него закружилась, а тутъ адъютантъ потащилъ его плясать. Генералъ истинно устыдился; но онъ, злобно стиснувъ зубы на свою глупость, прошелъ таки казачка. Длинныя ноги зацепились одна за другую, и онъ упалъ. Онъ сдѣ
лалъ ужасную гримасу, будто смѣ
ется, бакенбарды мокрыя какъ то жалобно отвисли, онъ всталъ и пошелъ прочь отъ палатокъ въ садъ. Въ саду надъ канавкой онъ остановился, уперся головой объ дубъ и долго силой воли не могъ остановить круженья головы. Вода текла, камары по ней, трава, на которую онъ вдругъ открылъ глаза. Вдругъ ему вспомнилось дѣ
тство, семейство отца и старуха бабка. Онъ легъ головой на траву и мгновенно заснулъ.83 Проснувшись, онъ нашелъ въ палаткахъ игру. Пропонтировалъ 100 р. и, притворяясь, что ему все равно, съ мрачнымъ лицомъ пошелъ ужинать. Опять невольно всѣ
притворились, что празднуютъ что-то: Полкъ кавалеріи, духъ, и онъ выпилъ много, но нестолько. Почетных гостей не было, ужинъ былъ проще.84 Онъ пропонтировалъ еще 150, которыхъ у него не было, и поѣ
халъ домой.85 Дорогой опять привычная грусть начала сосать его. Какой то непонятный вопросъ — зачѣ
мъ? безпрестанно представлялся ему, и ему было все грустнѣ
е и грустнѣ
е, и вмѣ
стѣ
съ тѣ
мъ онъ вспоминалъ, что говорилъ про справки и говоритъ: хорошо [у] бабушки, и дремля твердилъ это теперь. Шинель становилась сырѣ
й и сырѣ
й, лужи больше и больше. Но вотъ кусты, кажется эти.86 Да, надо завтра взять деньги изъ ящика, отдать, этаго каналью фуражира выпороть, что сѣ
но купилъ по 80, а у Генерала по 60. Пріѣ
ду домой — небось палатка насквозь промокла, и постель мокра, а Николаевъ пьянъ навѣ
рно, — и онъ снова закрылъ глаза. Сказано, что если вѣ
руешь, то горы подвигнешь. Господи, подумалъ онъ, дай мнѣ
семейную тихую жизнь, выведи меня отсюда.87Онъ посмотр
ѣ
лъ кругомъ, мѣ
сяцъ совсѣ
мъ уже выплылъ, но его перерѣ
зала тонкая черная тучка. Темная полоса тучи такъ же88 рѣ
зко отдѣ
лялась отъ горизонта. Мелкій дождь сыпалъ сверху изъ сплошнаго сѣ
раго неба. Направо ровная даль, налѣ
во огни Севастополя. Дорога бѣ
лѣ
ла рѣ
зче, извиваясь между чернымъ кустарникомъ, изрѣ
дка узкими тропинками огибая его. Такъ вотъ, за этими кустами, полверсты небольше будетъ, подумалъ онъ, снова закрывая глаза. Онъ совершенно забылся минуты на двѣ
. Когда онъ открылъ глаза, дождикъ переставалъ, едва сыпался, когда приносило его вѣ
тромъ изъ дальней тучи; было свѣ
тлѣ
й, тѣ
же кусты виднѣ
лись съ обѣ
ихъ сторонъ дороги, но кусты эти были выше и чаще, точно аллея. Чѣ
мъ больше онъ вглядывался, тѣ
мъ болѣ
е измѣ
нялись они; онъ поглядѣ
лъ на право: кусты мѣ
шались съ высокими деревьями, которыхъ, онъ твердо зналъ, небыло въ этомъ мѣ
стѣ
. За деревьями между ними блестѣ
ла вода, двигаясь между корней, которые сами бѣ
жали, одинъ застилая другой. Онъ сталъ вглядываться: это похоже было на садъ. — Онъ оглянулся на лѣ
во, гдѣ
не смотря чувствовалъ свѣ
тъ и принималъ его за огни выстрѣ
ловъ Севастополя. Эти дальніе огоньки не мелькали, а стояли на мѣ
стѣ
ровнымъ четвероугольникомъ. Не было сомнѣ
нья, это домъ съ освѣ
щенными окнами. Куда я заѣ
халъ? Однако онъ толкнулъ впередъ лошадь. Вотъ и въѣ
здъ въ аллею, по которой лошадь пошла сама какъ домой веселой иноходью. Онъ посмотрѣ
лъ на лошадь, — и лошадь была другая, вороная, съ толстой шеей и острыми ушами и длинной гривой. Въ ней чувствительна была сила и игривость, она бойко раскачива[ясь] потопывала по лужамъ и подкидывала спиной и подергивала поводья, поварачивая голову, то направо, то налѣ
во.89Едва она подъ
ѣ
хала къ крыльцу, какъ въ темное окно высунулась сзади освѣ
щенная женская фигура и по лѣ
стницѣ
послышался топотъ. Вышелъ старикъ дядька его и взялъ лошадь.— [1 неразобр.] промокнуть П. Н. — сказалъ онъ. Какая то собачонка съ визгомъ стала верт
ѣ
ться вокругъ лошади.— Нехорошо, Петръ Николаичь, — сказала женская фигура, — не слушаться жену: я говорила, что будетъ дождикъ. — Вереинъ тотчас узналъ голосъ М. Н., онъ понялъ, что она жена его, но странно, удивился очень мало. Онъ почувствовалъ себя дома и уже давно. Что-то прилило къ сердцу — счастіе. Онъ вошелъ на лъстницу. Все это было ему ново, но знакомо, ужасно знакомо и мило. Этотъ ларь, ручка двери и т. д. Онъ даже вспомнилъ, что у
ѣ
зжая изъ дома почти поссорился съ женой за то, что она не хотѣ
ла отнять отъ груди младшаго ребенка, дѣ
вочку, которой былъ ужъ 2-й годъ. — Она упрекнула его въ своеволіи, а онъ посмѣ
ялся довольно зло надъ нѣ
жностью, которую будто она афектировала. — Онъ вошелъ на лѣ
стницу. — Все было какъ слѣ
дуетъ.90 Жена встрѣ
тила его. Она много похудѣ
ла, лицо было прозрачно, руки ужасно худы, но та же милая добродушно веселая улыбка, волосы ея были зачесаны назадъ, на ней было пестрое голубаго цвѣ
та платье. — Я тебя послушала, мой другъ, — сказала она, цѣ
луя его въ щеку, — я отняла Машу. — Ахъ напрасно, — сказалъ онъ недовольно, — а я хотѣ
лъ сказать, что я вралъ утромъ, виноватъ. — Она улыбнулась. — Хочешь чаю, мы пили, но самоваръ ждетъ тебя. — Они вошли въ гостиную, на диванѣ
за картами сидела старушка мать Вереина, которая умерла тому назадъ лѣ
тъ 8 и теперь постарѣ
ла очень. У окна сидѣ
лъ старшій братъ. Онъ читалъ вслухъ, подлѣ
него стоялъ кудрявый мальчишка,* II.
ОТРЫВОК ДНЕВНИКА 1857 ГОДА.
[Путевые записки по Швейцарии.]
15/27 Мая. Нынче утромъ у
ѣ
зжали мои соотечественники и сожители въ Кларанскомъ пансіонѣ
Кетерера. Я давно уже сбирался идти пѣ
шкомъ по Швейцаріи, и кромѣ
того мнѣ
слишкомъ бы грустно было оставаться одному въ этомъ миломъ Кларанѣ
, въ которомъ я нашелъ такихъ дорогихъ друзей; я рѣ
шился пуститься въ путь нынче же, проводивъ ихъ.Съ утра въ 3-хъ нашихъ квартирахъ происходила возня укладки. — Впрочемъ, наши хозяева поняли насъ русскихъ и, несмотря на то, что мы вс
ѣ
хвастались другъ передъ другомъ своей практичностью, укладывали за насъ трудолюбивые муравьи Кетереры.Долго я пытался достигнуть акуратности н
ѣ
мецкой, но теперь ужъ махнулъ рукой, утѣ
шая себя тѣ
мъ, что ежели у меня и пропадаютъ и пачкаются и мнутся вещи больше, чѣ
мъ у Прускаго Генерала, который укладывался два дня не переставая, за то ужъ и никому такъ равнодушно не обойтись безъ пропащей вещи и не носить испачканнаго или измятаго платья. Это тоже русская практичность въ своемъ родѣ
.Въ 8 часовъ мы вс
ѣ
въ послѣ
дній разъ сошлись за Кетереровскимъ чаемъ, въ маленькомъ salon91, съ ситцевыми гардинками и портретами Наполеона въ Берлинѣ
и Фридриха съ кривымъ носомъ. Всѣ
были такіе же чистенькіе, общительные, жизнерадостные, какъ и каждый день въ продолженіи 2-хъ мѣ
сяцевъ. —Въ конц
ѣ
чая въ salon вошла наша соотечественница, съ своими дѣ
тьми. Она искала квартеру. — Старшему 11-ти лѣ
тнему мальчику ея ужасно хотѣ
лось идти въ горы, а такъ какъ мнѣ
всегда казалось, что ходить по Швейцаріи съ очень молодымъ мальчикомъ, для котораго «еще новы всѣ
впечатлѣ
нья бытія», должно быть вдвое пріятнѣ
е, я предложилъ матери отпустить его со мной. Мать согласилась, и мальчикъ рысью, раскраснѣ
вшись и отъ радости задирая ноги чуть не выше головы, побѣ
жалъ укладываться. —Въ 10 часовъ мы вс
ѣ
были въ извѣ
стномъ положеніи укладывающихся людей, т. е. ходили безъ всякаго дѣ
ла кругомъ комнаты и растерянными глазами оглядывали лежащіе на полу чемоданы и стѣ
ны комнатъ, все что-то вспоминая. Въ это время пріѣ
хали изъ Montreux русскіе барышни съ только что пріѣ
хавшей изъ Россіи матерью и еще съ какимъ то господиномъ, тоже русскимъ; потомъ пріѣ
хали русскіе изъ Basset, тоже нынче уѣ
зжающіе. Благодарный Кетереръ за подарки, которые сдѣ
лалъ ему нашъ кружокъ, приготовилъ завтракъ. Не было одной комнаты свободной, вездѣ
чемоданы, отворенныя двери, всѣ
комнаты сдѣ
лались ничьи. Гости переходили изъ одной въ другую. Было одно время, что какъ будто никто не зналъ, кто у кого и зачѣ
мъ, и кто кудаѣ
детъ, и съ кѣ
мъ прощаться. Я зналъ только то, что разстраивается нашъ мирный милый кружокъ, въ которомъ я не видалъ, какъ прожилъ 2 мѣ
сяца, и эти 2 мѣ
сяца, я чувствовалъ, останутся навсегда дорогимъ воспоминаніемъ моему сердцу. Это чувствовали, кажется, и всѣ
.Въ 12 часовъ вс
ѣ
тронулись провожать первыхъ отъѣ
жающихъ, мужа съ женой П[ущиныхъ]. Я надѣ
лъ свой ранецъ, взялъ въ руки Alpenstock,92 подарокъ прусскаго 9593 лѣ
тняго Генерала, и всѣ
тронулись пѣ
шкомъ до парохода. Насъ было человѣ
къ 10; правда, что большая часть изъ этихъ людей были рѣ
дко встрѣ
чающіеся превосходные люди, особенно женщины, но на всемъ нашемъ обществѣ
въ это утро лежала одинаковая общая всѣ
мъ печать какого-то трогательнаго чувства благодушія, простоты и любовности (какъ ни странно это выраженіе), я чувствовалъ, что всѣ
были настроены на одинъ тонъ; это доказывали и ровныя, мягкія походки, и нѣ
жно искательные звуки голосовъ, и слова тихой пріязни, которыя слышались со всѣ
хъ сторонъ. — Удивительно спокойно гармоническое и христіанское вліяніе здѣ
шней природы. —Погода была ясная, голубой, ярко-синій Леманъ, съ б
ѣ
лыми и черными точками парусовъ и лодокъ, почти съ трехъ сторонъ сіялъ передъ глазами; около Женевы въ дали яркаго озера дрожалъ и темнѣ
лъ жаркой воздухъ, на противуположномъ берегу круто поднимались зеленыя савойскія горы, съ бѣ
лыми домиками у подошвы, — съ разсѣ
лиными скалы, имѣ
ющими видъ громадной бѣ
лой женщины въ старинномъ костюмѣ
. На лѣ
во, отчетливо и близко надъ рыжими виноградниками, въ темно-зеленой гущѣ
фруктовыхъ садовъ, виднѣ
лись Монтрё съ своей прилѣ
пившейся на полускатѣ
граціозной церковью, Вильневъ на самомъ берегу, съ ярко блестящимъ на полуденномъ солнцѣ
желѣ
зомъ домовъ, таинственное ущелье Вале съ нагроможденными другъ на друга горами, бѣ
лый холодный Шильонъ надъ самой водой и воспѣ
тый островокъ, выдуманно, но все таки прекрасно торчащій противъ Вильнёва. Озеро чуть рябило, солнце пря[мо]94 сверху ударяло на его голубую поверхность, и распущенныя по озеру паруса, казалось, не двигались. —Удивительное д
ѣ
ло, я два мѣ
сяца прожилъ въ Clarens, но всякой разъ когда я утромъ или особенно передъ вечеромъ, послѣ
обѣ
да, отворялъ ставни окна, на которое уже зашла тѣ
нь, и взглядывалъ на озеро и на зеленыя и далью синія горы, отражавшіяся въ немъ, красота ослѣ
пляла меня и мгновенно, съ силой неожиданнаго действовала на меня. Тотчасъ же мнѣ
хотѣ
лось любить, я даже чувствовалъ въ себѣ
любовь къ себѣ
, и жалѣ
лъ о прошедшемъ, надѣ
ялся на будущее, и жить мнѣ
становилось радостно, хотѣ
лось жить долго-долго, и мысль о смерти получала дѣ
тской поэтической ужасъ. Иногда даже, сидя одинъ въ тѣ
нистомъ садикѣ
и глядя, все глядя на эти берега и это озеро, я чувствовалъ, какъ будто физическое впечатлѣ
ніе, какъ красота черезъ глаза вливалась мнѣ
въ душу.Подойдя къ Верне, маленькой деревушк
ѣ
, гдѣ
пристаетъ параходъ, мы нашли на лавочкахъ подъ высокими раинами, какъ всегда и вездѣ
въ Швейцаріи, семейство чистоплотныхъ Англичанъ, пастора въ бѣ
ломъ галстукѣ
, старуху съ корзинкой и 2 молодыхъ швейцарокъ въ шляпкахъ, съ багровымъ румянцомъ и пѣ
вучими голосками. Всѣ
дожидались парохода. Я не умѣ
ю говорить передъ прощаньемъ съ людьми, которыхъ я люблю. Сказать, что я ихъ люблю, — совѣ
стно, отчего я этаго не сказалъ прежде? говорить о пустякахъ тоже совѣ
стно.95 Я пошелъ на берегъ дѣ
лать камушками рикошеты и занимался этимъ до самаго того время[ни] какъ лодочникъ сказалъ, что пора садиться въ лодку и выѣ
зжать къ пароходу. Сапоги и башмаки застучали по полу лодки, и два большія весла стали толкать лодку. Мы подъѣ
хали подъ самый параходъ такъ близко,96 что пѣ
на забрызгала насъ. Покуда намъ бросали канатъ, съ парахода празднично смотрѣ
ли на насъ пасажиры, опершись на рѣ
шетку, знакомый капитанъ <съ французской бородкой кланяясь встрѣ
тилъ у трапа чету П[ущиныхъ], пустили веревку, синяя какъ97 распущенная лазурь> вода забурлила около ярко красныхъ колесъ, и какъ будто мы побѣ
жали прочь отъ парахода. Пасажиры передвинулись къ кормѣ
, замахали платки, и наши друзья очутились ужъ совсѣ
мъ далеко отъ насъ и въ чужой незнакомой средѣ
людей, которые ихъ окружали.