Выслушал совет доброго старика. Сделаю все, как он сказал. И уже заранее чувствую, верю, что мне это поможет!
На крыльях надежды облетаю все аптеки Москвы. Достаю необходимые для раствора спирт, кедровые орешки, сок алоэ, лук, капустный лист и вязаную шапочку. В нужной пропорции делаю настойку. Жду, как велено, ровно семь дней. Когда вожделенная смесь приняла откровенно желтый цвет, другими словами, набрала лечебную силу, провожу семидневный курс лечения. Делаю все, как учил старик: по три раза в день втираю в голову настойку, на ночь накладываю на голову капустный лист и поверх всего надеваю вязаную шапочку. Под шапочкой и капустным листом голова горит огнем, вселяя уверенность в успехе лечения.
Все семь дней мне снятся добрые, хорошие сны. На восьмые сутки решаюсь проверить результат лечения. Метод проверки обычный: над подушкой собственной пятерней провожу по волосам. Подушка покрывается волосками желтого оттенка. Старик обманул: его народное средство не помогло! Очевидно, у меня на роду написано быть лысым. Умом понимаю, что нужно смириться, но душа сопротивляется отчаянно.
Часть 9. Когда голова ногам покоя не даёт.
Все родственники на работе. Дома я один. С тех пор, как вернулся из армии, впервые решаюсь заглянуть в маленькую комнату, которая когда-то была моей.
В комнате все по-старому: вот деревянная кровать, на которой я спал, вот рижский полированный шкаф, с которого, нацепив отцовский военный планшет, я прыгал на кровать, изображая сбитого летчика-истребителя. Когда-то в шкафу лежали мои вещи, а сейчас... а сейчас здесь лежит всякая дрянь, например очки без стекол. Я примеряю очки перед внутренним зеркалом на дверце шкафа. Очки мне к лицу. Были бы у меня друзья или, на худой конец, знакомые, я мог бы появиться в очках. "Что случилось? Почему ты в очках?" - всполошились бы они. "Село зрение", - ответил бы я с таинственной грустью. Но у меня нет ни девушки, ни друга, ни какого-нибудь самого завалящего знакомого, никого, кто обратил бы внимание на мои очки. Хоть горшок надень на голову, ни одна собака не спросит, зачем я это сделал. А просто так ходить в очках неинтересно.
Вот полиэтиленовый пакет, набитый чем-то, похожим на проволоку. Открываю пакет, а в нем самые настоящие человеческие волосы!
Преодолевая брезгливость, вытаскиваю волосы и примеряю на себя. Накладка здорово меняет мою внешность, и, нужно сказать, меняет в лучшую сторону. Будь у меня такие волосы, никакие Кули и Иры передо мной не устояли бы. С такими волосами я был бы уверенным в себе покорителем женских сердец.
Скоро должен прийти Борис. С грустью возвращаюсь к своей раскладушке.
С некоторых пор ненавижу быть дома. Особенно когда собирается вся семья: родители, сестра и ее муж - все большие любители влезть в душу с идиотскими вопросами типа: когда я устроюсь на работу? почему тяну резину и не завожу девушку? не слишком ли расстроен в связи с облысением? и т.п. Больше всех достает мама. В моем присутствии она постоянно говорит одно и то же:
- Ничего, как-нибудь проживем. Мы не красавцы и не уроды. Есть лучше нас, есть хуже.
Или:
- Ничего, как-нибудь проживем. Есть богаче нас, есть беднее. С голода не умрем.
Или отцу при мне:
- Ты пораскинь мозгами: не был бы ты лысый, у тебя характер был бы другой, и как знать, сошлись бы мы с тобой?
Или еще:
- Можно подумать, если 24 часа в сутки думать о волосах, то они вырастут.
И все в том же духе. Она считает, что этим успокаивает меня. На самом деле эти ее бесконечные "как-нибудь" бесят меня ужасно. Мама не понимает, что "как-нибудь" меня категорически не устраивает. По-моему, лучше совсем "никак", чем "как-нибудь".
Я выскальзываю из дому до того, как мои родственники начнут приставать ко мне. На дворе декабрь. Холодно и сыро. Денег у меня нет совсем. Поэтому время убиваю в метро. Как правило, катаюсь до станции "Киевская" и обратно. Мне нравится ездить в час пик, когда много народу. В метро исчезает чувство одиночества и можно увидеть и услышать много интересного. На меня успокаивающе действуют одинокие люди с грустными глазами. На окружающих они смотрят по-особенному: с нескрываемым любопытством и надеждой.
Бывают и неприятные моменты. Не люблю, когда в вагоне есть еще кто-то, одетый в такую же, как у меня, белую финскую курточку. В этом случае я выхожу и дожидаюсь следующего поезда. Или если рядом пристроится лысый человек. Терпеть не могу лысых. В этом случае я тоже выхожу.
Сегодня ничего подобного не происходит. Еду в полупустом вагоне. И даже умудряюсь сесть. Напротив меня расположилась веселая компания: парень с двумя девушками. Девушки, слов нет, хороши и лицом, и фигурой. У парня буйно вьющаяся шеве-люра. В остальном ему похвастаться нечем. Страшен до безобразия: лицо в прыщах, на носу содрана кожа, глаза бессмысленные, а в губы и уши вставлены дешевые металлические шарики величиной с горох. Несмотря на шум в тоннеле, половина вагона может слышать его рассказ о том, как они с другом Юриком "в лом нализались водяры" и как их двоих "в натуре перла" на себе некая Викуха. Очевидно, обе попутчицы хорошо знают Викуху: историю слушают с неподдельным интересом, иногда ее комментируя.
- Я ей, - кричит парень, преодолевая шум поезда, - я ей: "Куда ты нас прешь?", а Викуха: "К себе домой".
- Так и сказала? - восклицает одна из девушек.
- А то! - с горделивой небрежностью говорит парень.
- Вот тля ненасытная. Страшна до безобразия, а туда же! - вторит ей вторая.
- Ага, - соглашается парень и продолжает. - В натуре, нам не по кайфу к ней переть. Ради понта говорю: "Викуха, нальешь опохмелиться - пойдем к тебе, а нет - так пошла на х..."
Парень четко произносит ругательное слово. Смотрю за реакцией девушек. Против ожидания, им хоть бы хны. Вместо того чтобы встать и уйти, спокойно продолжают расспрос:
- А Викуха что?
- Что, что? - улыбается парень. - Говорит: "Базара нет, налью".
- Вот, блин, тля, дешевка! Ну, и что дальше?
- Что, что? По дороге Юрик два раза об асфальт приложился. Стал поднимать и сам тюкнулся. Вот, половину шнобеля стесал.
Рассматривая рану на носу парня, девицы восклицают:
- Ух ты! Красотища!
- У вас бабки есть? - неожиданно спрашивает парень.
Девушки опускают головы.
- На меня не рассчитывайте. Я - полный голяк, - предупреждает парень.
Девицы поднимают головы. Они весело переглядываются между собой.
- Да шутим мы. Деньги у нас есть, на хавчик хватит. Отдыхай и не парься.
Поезд несет меня дальше. Еду и думаю о рыжем парне. До чего же несправедливо устроена жизнь: какой-то дебил, недоносок с шевелюрой, законченный алкоголик, одним словом - ничтожество, развлекается с двумя пусть испорченными, но объективно хорошенькими девицами, причем развлекается за их счет, а я, весь такой положительный, готовый сам за всех платить, мотаюсь в метро, как неприкаянный, в полном одиночестве, без всякой цели и смысла!
Рядом собирается присесть миловидная девушка с грустным лицом, по моей классификации - одинокая. В последнюю секунду девушка передумывает и садится далеко от меня. Мне почему-то неприятно! Почему она не села рядом со мной?
Народу в вагоне набирается порядочно. Уступаю сидячее место старушке с мальчиком лет пяти.
- Бабушка, - интересуется ребенок, - куда все люди едут?
- С работы, детка, домой едут.
- И я с работы еду?
- И ты, милый, с работы. Ходить в детский садик - это твоя работа.
Все едут по делу, даже этот мальчик! И только я один мотаюсь в метро бессмысленно и бесцельно! Мне сделалось душно. Я выбрался наверх.
Когда-то, до армии, Старый Арбат производил на меня ошеломляющее впечатление. Сейчас эта пешеходная улица потускнела, брусчатка местами провалилась, фонарные столбы поржавели. Художники, а также торговцы русскими матрешками и солдатской амуницией скучают. На их лицах равнодушие и усталость. То там, то здесь мелькают небольшие компании молодых людей с озабоченными серыми лицами. Это наркоманы. С ними Старый Арбат напоминает большую коммунальную квартиру.
Я завидую даже наркоманам. Они, по крайней мере, не одиноки, у них компания, у них есть цель, важное дело, которым они полностью поглощены. Наверное, это и есть счастье?! А что я? Я пуст, потому что одинок, или одинок, потому что пуст. Так страшно, будто из меня выкачали воздух. Нечем дышать. Сами собой наворачиваются слезы.
Перед театром Вахтангова сворачиваю в Большой Николопесковский переулок. Здесь меньше народу и раздражающей суеты. Вдали вижу странное сооружение. Оно напоминает палубу подводной лодки: высокий пандус, обнесенный металлической оградой с узкой кирпичной надстройкой-рубкой. На двери табличка "Посторонним вход воспрещен". Рядом - доска объявлений. На ней приколота бумажка. Из объявления следует, что некой дирекции по обслуживанию высотных зданий требуются электрики с окладом, размер которого меня лично очень даже устроил. Но о чем говорить, если до сих пор нет паспорта?
Иду дальше. Большой Николопесковский переулок на деле оказался небольшой тупиковой улицей. Она заканчивается двумя домами старой постройки. Между домами - узкий переход на Новый Арбат.
Из подъезда одного из домов выпархивает стайка молодых людей. Они летят прямо на меня. Несмотря на холод, они без верхней одежды. Как на подбор, все - и юноши и девушки - стройны и хороши собой. И точно так же, как староарбатские наркоманы одинаковы своей серой озабоченностью, так и эти молодые люди похожи друг на друга, но только просветлен-ными лицами, излучающими уверенность, веселье и чистое возбуждение. Теплая волна из обрывочного смеха, неоконченных добрых фраз волной искреннего счастья накрывает меня с головой, проходит сквозь меня и уносится дальше. Так, как будто я бестелесен! Так, как будто я не существую вовсе! Веселая компания перебегает улицу и стремительно скрывается в арке дома напротив.
Как далеки от меня эти красивые и радостные люди! Как я далек от них со своей лысиной и раскладушкой в родительской комнате! Неужели в этой жизни мне не познать радость общения, доступную другим?
На стене подъезда, из которого выбежали молодые люди, табличка "Театральное училище имени Щукина". Вот оно что! Это были не простые ребята, а будущие артисты!
Двери училища открываются, пропуская девушку в скромном пальто с непокрытой головой. У нее простое лицо, небольшие серые глаза, в которых читается легкая и спокойная грусть, слегка вздернутый носик и очень милые косички. Она улыбается. Улыбка ее грустна. Странно видеть грустного человека выходящим оттуда, откуда только что изверглась лавина энергии и счастья.
С опозданием до меня доходит, что я стою у девушки на дороге. Будущая актриса обходит меня. От нее исходит головокружительный нежно-малиновый запах. Из двери училища высовывается парень с красивыми спокойными волосами.
- Юля, - кричит он девушке, - мы тебя ждем!
- Хорошо. Узнаю, как там дедушка, и вернусь, - отвечает девушка.
- Лады, - грубовато соглашается красавец и, измерив меня строгим взглядом, скрывается за тяжелой дверью.
Мне почему-то кажется, что этот парень неравнодушен к Юле.
Юля заходит в подъезд рядом стоящего дома. Ясно, она живет в этом подъезде. Наверное, здорово жить и учиться в самом центре Москвы. Юля, скорей всего, из семьи коренных москвичей. Представляю, как она поднимается по широкой лестнице, входит в благородную залу с лепниной на высоком потолке, подходит к старинному дивану, на котором полулежит горячо любимый дедушка, и целует его. Дедушка слабо улыбается. Счастливец! Хотел бы я быть на его месте.
Часть 10. Хорошая мысля приходит опосля.
Еду в метро. Все мысли о Юле. Не сразу доходит, что вопрос девушки-провинциалки "Как проехать на станцию Щукинская?" обращен ко мне. После необычной встречи возле Щукинского училища вопрос кажется знаковым.
Я любезно объясняю путь.
- Спасибо, - говорит девушка и интересуется. - Простите, вы случайно не москвич?
- Да, москвич, - сердито отвечаю я и демонстративно отворачиваюсь, собираясь вернуться к мыслям о Юле.
Девушку это не смущает.
- Вот здорово! Я пять человек спросила, все оказались приезжими! Представляете? - радостно сообщает она. - Меня зовут Люба. Я из Волгограда. В Москве я совсем заблудилась! Даже страшно, какой у вас город огромный. Завтра уезжаю. Вы можете показать мне город?
Я в растерянности. Будь Люба немного выше ростом, чуть симпатичней и пахла бы французскими духами, а не потом, я, пожалуй, согласился бы показать ей город со всеми вытекающими последствиями.
- Послушайте, - волнуется Люба. - Вы не верите, что я из Волгограда? Возьмите мой паспорт и проверьте.
Люба сует мне в лицо документ.
- Зачем мне ваш паспорт? - отворачиваюсь я.
- Убедиться, что не вру, не обманываю. Я не обижаюсь. Я понимаю. На вашем месте я бы тоже проверила паспорт. Кругом одни жулики. У меня в Волгограде трехкомнатная квартира. Я не замужем. Возьмите, убедитесь сами!
Подошел поезд. Люба входит следом за мной.
- Вам в другую сторону, - говорю я.
- Я с вами, можно? - говорит она.
Поезд ускоряет движение. Люба прижимается ко мне всем телом и, вытягивая шею, жарко шепчет мне на ухо:
- Я не проститутка. Приехала в гости к подруге. Ее дома не оказалось. Ночевала на вокзале. Это какой-то кошмар! Ни поесть, ни помыться! Под утро глаза сомкнула на одну секундочку, и на тебе - увели паспорт и деньги. Бомжи проклятые! Паспорт, правда, вернули.
Любин запах меня убивает, мешает соображать. Пытаюсь отодвинуться. Люба начинает хныкать:
- Послушайте, я отлично готовлю. Хотите, борщ украинский сварю? Пожалуйста, не бросайте меня! Я здесь пропаду.
Девушка зарывается лицом в мою белую куртку и крепко хватается за одну из металлических пластин. Любины плечи мелко трясутся. Она плачет. Мне противно, словно ко мне прислонили мертвое тело. Я отталкиваю Любу и, протиснувшись сквозь закрывающиеся двери, выскакиваю на платформу.
Оборачиваюсь. На меня смотрит спокойное, взрослое лицо Любы. Она улыбается. От этой улыбки делается не по себе. Уж не забавлялась ли она со мной?
Дома пришла мысль, что Любе нужно было бы помочь. Она помылась бы, и тогда... Ради кого я лишил себя удовольствия общения с женщиной? Ради Юли? Но ведь Юля - всего лишь мираж!
Я все-таки странный человек! Не беру то, что само идет в руки, и стремлюсь к тому, что недостижимо.
Часть 11. Эл-тон Джон.
Наконец я получил в милиции паспорт. И устроился электриком в дирекцию по обслуживанию высотных зданий. Контора находится на Новом Арбате. Мне поручили обслуживать корпус, который занимает Совет Федерации. Корпус расположен рядом с театральным училищем имени Щукина. Мой начальник - известный фотохудожник. Его работы публикуются во всех центральных газетах и журналах страны. В центральном манеже была его персональная выставка. Начальствует он поневоле. Как он сам говорит, "руковожу, потому как настоящим искусством на хлеб не заработаешь". В поисках натуры он целыми днями носится по Москве на своем стареньком "Жигуленке" . На службе показывается редко.
Всю работу за него выполняет Мила, его помощница. Мила молода, не замужем, но с характером.
У Милы потрясающая фигура, осиная талия, умопомрачительная линия бедра, точеные ножки, которые она не устает демонстрировать всем, подряд. Единственное, с чем Миле крупно не повезло, так это с лицом. Без всякого преувеличения, ее огромный нос, торчащий между двух впалых щек, покрытых плотными желтоватыми пластинками струпьев, производит отталкивающее впечатление. Последнее время стал замечать на себе ее особые взгляды. Как товарищ по работе Мила мне даже нравится. С ней неплохо поболтать, но не более того. Как женщина она меня не волнует. Один раз Мила пригласила меня в гости. Я отказался. Мила обиделась. Несколько дней она не смотрела в мою сторону и не разгова-ривала. Но прошло немного времени, и Мила опять начала одаривать меня своим особым взглядом. Ничего хорошего от этого я не жду.