И тут произошло то, к чему их тщательно готовили последнее время. Посреди комнаты стоял неимоверно толстый чеченец в странной позе: согнувшись, он держал ремень своего автомата, будто собираясь поднять его с пола. Увидев спецназовцев, чеченец улыбнулся. Из уголка его рта скатилась струйка белой жидкости.
Лейтенант Санкин, не раздумывая, вогнал в чеченца половину обоймы. Чеченец упал вперед, вытянулся, несколько раз дернулся и затих. В два прыжка Санкин подскочил к убитому и попытался вырвать автомат. Мертвый чеченец не отпускал.
- Что ты делаешь? Зачем? - прохрипел капитан Хлыбов.
- Сейчас увидишь, - ответил лейтенант.
Каблуком тяжелого ботинка Санкин несколько раз ударил по руке, державшей ремень. Раздался хруст ломаемых костей. Только после этого Санкину удалось завладеть оружием. Он передернул затвор и навел ствол на капитана Хлыбова. Сквозь запотевшие стекла противогаза ему были видны огромные, как у лошади, глаза Хлыбова.
- Ну, чего уставился? - крикнул Санкин и нажал спусковой крючок.
- Альф ... - только и успел выговорить капитан. Пули, выпущенные в упор, ложились кучно. Не сразу, но все же пробив отверстие в бронежилете, они почти навылет прошли через грудную клетку капитана. Хлыбов пытался удержаться на ногах, но рука его хватала воздух, ноги подкосились, и он упал навзничь.
Знаками Санкин приказал лейтенанту Мерзлявкину подойти ближе. Тот не реагировал: стоял, прислонившись к стене, кажется, не в силах оторвать взгляда от убитого начальника. Санкин подошел сам и сдернул с товарища противогаз.
Бессмысленный взгляд лейтенанта был направлен куда-то поверх головы Санкина: изо рта текла тоненькая жидкость белого цвета.
Лейтенант Санкин криво улыбнулся:
- Что, дружище, попал? Сам виноват: перед боем противогаз положено проверять.
Мерзлявкин пошевелил бескровными губами.
- Что, не слышу? - нагнулся к нему Санкин.
- Помоги. Это газ ... укол нужен.
- Некогда мне. Ложись-ка лучше здесь, рядом с командиром, - ответил Санкин и толкнул лейтенанта в грудь. Тот повалился на пол в полуметре от трупа Хлыбова.
- Вот так-то лучше будет, - произнес лейтенант. - Отдыхайте, а у меня дел полно ...
Санкин наклонился над телом капитана: надорвав липучки и ослабив бронежилет Хлыбова, извлек из-под него целлофановый пакет с деньгами. Пакет был в крови. Из дыры торчали испачканные кровью купюры.
- Вот сука, и тут подгадил!
Пристроив пакет на своей груди, Санкин кинул автомат чеченца рядом с хозяином и вышел из комнаты, не оглядываясь.
На лестнице Альфреда Санкина обогнал "альфовец", уже без противогаза.
- Санкин? Альфред, ты, что ли?! - весело крикнул он на ходу.
- Ну, я ...
- Снимай намордник, братан! По газу дали отбой. Классно мы чеченов порубали!
Санкин снял противогаз и устало вымолвил:
- Да, здорово получилось ...
- Э, да ты весь в крови! Рукопашная была? - с завистью спросил "альфовец".
- На засаду наскочили. Капитан Хлыбов убит, лейтенант Мерзлявкин, вроде, тоже.
- А мы без потерь обошлись. Айда со мной! Помощь нужна.
- Чего там?
- Жмуриков таскать.
- Много положили?
- Полно. Почитай всех чеченов, да и гражданских немало. Кто газом надышался, кто под горячую руку попал. По головке нас за это не погладят, - произнес альфовец, будто радуясь предстоящей выволочке. - Трупы приказано грузить в автобусы, вывозить по больницам.
- Нет, не пойду. Я свое дело сделал. Без меня обойдетесь, - буркнул Альфред Санкин.
После полуночи среди родственников заложников стали циркулировать слухи о том, что на утро готовится штурм дворца. Начальник штаба слух решительно опровергал, однако разговоры об этом не утихали.
Под утро генерал, как называла начальника штаба Людмила Владимировна, в очередной раз вышел на импровизированную сцену. Покрасневшими от бессонницы глазами он обвел присутствующих.
- Не спится, товарищи? Понимаю. Хороших новостей у меня для вас нет. Но и плохих тоже нет. А это, согласитесь, уже немало. К сожалению, кто-то продолжает распространять слух о якобы готовящемся штурме. В этой связи я уполномочен заявить: никакого штурма не будет. Для этого нет никаких предпосылок. С террористами ведутся переговоры. Есть определенная доля уверенности, что переговоры будут успешными. Мы по-прежнему делаем ставку на то, чтобы бандиты отпустили как можно больше людей.
- Не верьте ему, он всё врет! - послышался женский голос.
Все обернулись. На входе в помещение стояла новая знакомая Людмилы Владимировны - мать убитой девушки.
- Он всё врет! - громко повторила женщина. - Я своими глазами видела: спецназ пошел на штурм. Много убитых! Трупы выносят на улицу и, как дрова, кидают на мокрый асфальт.
Родственники заложников обступили начальника штаба.
- Как же так?! Зачем вы обманывали?
Кто-то крикнул:
- Да, ждите, так он и сознается! Он специально нам врал: боялись, что мы сообщим планы чеченцам ...
- Ну, зачем вы так ... - произнес генерал смущенно. Но весь его вид как бы говорил, что он удивлен, что люди ему верили до последней минуты, в то время, как должны были понимать, что главной его целью была дезинформация.
Людмила Владимировна без сил опустилась в кресло. Ее сковал ужас разочарования. Она верила своему генералу, как никому и никогда в жизни, а он предал, отнял последнюю надежду. Она полагала, что судьба ее дочери находится в сильных и надежных руках знающего человека, а оказалось, что в основе уверенности генерала лежало полное равнодушие к судьбам заложников, к судьбе ее Нины!
Кто-то крикнул:
- Нужно идти во дворец!
- Правильно! Нечего с ним разговаривать! - поддержали остальные и кинулись к выходу.
- Опомнитесь! Зачем ненужные жертвы? - кричал генерал, но его никто не слушал.
Толпа людей бежала на оцепление. Навстречу им выдвинулся офицер. В руке он держал пистолет.
- Стой! Стрелять буду! - закричал офицер и, зажмурившись от страха, выстрелил в воздух.
Но остановить толпу было уже невозможно. Не обращая внимание на выстрел, люди с ходу прорвали оцепление.
Остановились они только перед главным входом. Те, кто был впереди, заметили солдат, выносивших из дворца тела, и встали, как вкопанные, и на них натыкались бежавшие сзади.
Тяжело дыша, люди наблюдали, как выносили людей: кто перекинув тело через плечо, не обращая внимания на мотающиеся из стороны в сторону головы и руки, кто вдвоем - за ноги и за руки. Укладывали ношу на мокрый асфальт и бежали за новым грузом.
Среди родственников раздался крик, послышались рыдания - кто-то опознал родственника.
Людмила Владимировна обошла несчастных, лежавших в неестественных позах на асфальте, полусидевших у стены. Нины среди них не было.
Подкатил автобус. Его тут же начали загружать телами. Людмила Владимировна не могла оторвать глаз от девушки, усаженной у окна. Кто-то в автобусе поправил ей неестественно запрокинутую назад голову, и девушка стала выглядеть совсем как живая.
Людмилу Владимировну едва не сбил с ног военный в плащ-палатке.
- Что встала? Мертвых не видела? Путаются тут под ногами! - крикнул он ей в лицо.
В холодный, но ясный и солнечный день к воротам Хованского кладбища подъехал автобус. Следом за автобусом припарковался легковой автомобиль. Из автобуса вышла немолодая женщина в черном, с цветами в руках. К ней подошли трое мужчин с лопатами, четвертый подкатил металлическую тележку.
Через заднюю дверцу автобуса они вытащили простой гроб и, ловко установив его на тележке, покатили ровно с той скоростью, которая приличествует моменту, и, в то же время достаточно быстро, чтобы успеть к подходу следующего похоронного автобуса.
Из легкового автомобиля вышел мужчина в дорогом элегантном пальто. В руках он держал папочку, которая в его огромных руках смотрелась как-то несерьезно. Мужчина держался на некотором расстоянии от процессии - не приближаясь к ней, но и не слишком отставая.
Размеры Хованского кладбища поражают: могилы, могилы без конца и края. Вид кладбища захватывает точно так же, как захватывает вид безбрежного моря. Однако, в отличие от моря, эта величественная картина не умиротворяет, не успокаивает, а угнетает, нагоняет тоску-печаль. Становится нестерпимо жалко усопших, которым суждено провести здесь вечность. И хочется одного: как можно скорее отсюда убежать.
Тележка с гробом остановилась у свежевырытой ямы. Могильщики уступили место женщине.
- Прощайтесь.
Женщина положила на заколоченный гроб цветы.
- Нина, прости меня, - прошептала она срывающимся голосом и умолкла, не найдя больше слов.
- Всё, что ли?
Не получив ответа, могильщики приступили к делу: сняв гроб с тележки, с помощью канатов бесшумно опустили его в яму.
- Нужно бросить горсть земли, - подсказали они женщине.
Женщина исполнила. В две минуты могильная яма была закидана. В образовавшийся земляной холмик воткнули деревянный крест с табличкой "Нина Александровна Селиванова", чуть ниже - даты рождения и смерти, из которых следовало, что покойная прожила на свете неполных двадцать три года.
Получив оговоренную плату, могильщики отошли в сторонку, остановились, закурили и принялись что-то громко обсуждать. Несмотря на их крики, карканье ворон и гул пролетавшего в небе самолета, женщине казалось, что на кладбище стоит тишина.
К ней подошел мужчина, державшийся до этого на расстоянии.
- Здравствуйте, Людмила Владимировна.
- Это Вы мне звонили? - не ответив на приветствие, спросила Селиванова.
- Да, позвольте представиться: адвокат Трутнев.
- Я сказала - нет, что же еще нужно?
- Во-первых, примите мои соболезнования ...
- Спасибо.
- Что же Вы одна, где муж?
- Он ... у него сердце не выдержало.
- Простите, не знал.
- Вы не обязаны это знать. У меня очень болит голова, и, если ...
- Послушайте. Отказываясь подписывать исковое заявление, Вы совершаете большую ошибку. В трагедии "Норд-Оста" повинно государство. Оно должно ответить за погибших и искалеченных в полной мере. Вам не нужны деньги в качестве компенсации? Хорошо, допустим. Но деньги нужны другим людям, попавшим в беду. Помогите, если не себе, так другим ...
- Насколько мне известно, сотни людей подписали заявление.
- Да, это так. Но нам нужны именно Вы. У вас погибла дочь, у нее похитили личные вещи. Мы знаем фамилии тех, кто это сделал. Без Вашей помощи преступление может остаться безнаказанным. Кроме того, Вы поддерживаете отношения с семьей немецкого гражданина, которого зовут, кажется, Тобиас. Он был другом вашей дочери. Без Вас его семья не хочет участвовать в судебном процессе. Таким образом, дело лишается международного резонанса. Поймите правильно: мы хлопочем не только, чтобы люди получили компенсации. Наша цель - сделать так, чтобы в будущем подобная трагедия не смогла повториться.
- Хорошо. Когда нужно ехать? - сдалась Людмила Владимировна.
- Немедленно.
Трутнев привез Людмилу Владимировну к дому, в котором в те страшные дни размещался штаб по освобождению заложников "Норд-Оста". По лестнице, ведущей в полуподвальное помещение, им навстречу поднимался мужчина. Увидев адвоката, он устало улыбнулся и сказал:
- Наконец-то! У тебя все нормально?
- Более чем, - ответил адвокат.
- Отлично. Нужно поговорить.
Трутнев повернулся к Людмиле Владимировне:
- Подождите меня здесь, - и отошел с седовласым мужчиной в сторонку.
Это был тот самый начальник штаба, кого Людмила Владимировна называла генералом, в кого она так верила, и который обманул ее надежды, как она считала, кто был виновником гибели ее дочери.
Адвокат и генерал хитро улыбались друг другу, как сообщники, затевающие очередной обман. Людмила Владимировна не могла на это смотреть. Она развернулась и пошла прочь. Ее нагнал Трутнев:
- Простите, это Вы куда?
- Ухожу.
- Вот как? Но Вы обещали ...
- Я передумала.
- Как бы потом не пришлось жалеть! - в голосе адвоката слышалась угроза.
- Позвольте пройти, - глядя в глаза адвокату сказала Людмила Владимировна.
- Как хотите, - пробормотал Трутнев, уступая ей дорогу.
В связи с похоронами капитана Хлыбова и лейтенанта Мерзлявкина в их родном городе был объявлен однодневный траур. Их хоронили, как героев. Гробы с телами славных земляков были выставлены в городском Доме офицеров. Словно в исполнение последней воли Петра Ивановича, на табличке, стоявшей возле его гроба, значилась фамилия Мерзликин. Было ли это ошибкой или сделано специально, из уважения к памяти погибшего - никто не знал. Впрочем, на это мало кто обратил внимание.
На похороны явилось всё руководство города, представители общественности, школьники, студенты и всё руководство республиканского УВД. Траурная процессия растянулась почти на километр. Все было очень торжественно и красиво: коллеги погибших несли подушечки с орденами и знаками отличия, а также венки от всех ветвей городской власти. Траурная музыка в исполнении духового оркестра брала присутствовавших за живое.
Был перекрыт весь центр города, в том числе и улица Кирова, на которой располагался тот самый магазин, продавщицу которого Мерзлявкин ущучил за незаконную торговлю водкой. Это дело оказалось последним в его жизни. Продавщица Лариса Журавко тоже вышла проводить в последний путь погибших милиционеров. Она искренне сожалела о гибели Петра Ивановича. С ним, по крайней мере, можно было договориться, а кто придет на его место, еще не известно.
На могиле героев было произнесено немало речей, в которых утверждалось, что город Ч. потерял своих лучших сыновей, память о которых навеки сохранится в благодарных сердцах всех честных людей и т.д. и т.п.
Под конец церемонии был произведен салют из двенадцати залпов. Торжественным маршем прошла рота почетного караула. Все эти события подробнейшим образом снимало местное телевидение. Горожане поговаривали, что репортаж будет показан по центральному телевидению.
Зазвонил телефон:
- Альфред, включай телек! Там твоих хоронят!
Зрелище похорон взволновало и даже растрогало лейтенанта Санкина. По такому поводу он позволил себе полный стакан водки.
- Пусть земля им будет пухом ... - задумчиво проговорил он, морщась и занюхивая кусочком черного хлеба.
Бывшим коллегам он немного завидовал: от таких похорон он и сам бы не отказался.
После операции по освобождению заложников "Норд-Оста" лейтенанта Санкина отозвали назад, в Ч. По поводу странной гибели капитана Хлыбова и лейтенанта Мерзлявкина затеяли служебное расследование. Однако Санкину повезло: руководство страны дало высокую оценку действиям спецназовцев, и всех участников операции наградили орденами и медалями. Лейтенанта Санкина оставили в покое, но попросили уволиться из органов по собственному желанию. Нужно признаться, сделал он это с превеликим удовольствием, хотя для виду строил из себя обиженного.
Увольнение наилучшим образом совпало с планами самого Санкина. Он продал квартиру и гараж в Ч. и вместе с женой и шестнадцатилетним сыном Ромой перебрался в Подмосковье, где приобрел трехкомнатную квартиру в новом доме. Освоившись на новом месте, он купил новый "фольксваген". Денег хватило и на то, чтобы устроиться в милицию на довольно хлебное место.
Таким образом, Альфред Санкин имел все основания быть довольным собой и своей жизнью. Однако, успокаиваться на этом он не собирался. Санкин мечтал открыть ресторанчик. Его сын Рома после окончания школы, естественно, пойдет учиться в институт, где у него есть хорошая знакомая - заведующая кафедрой Шестопалова. Когда-то он помог ей отвертеться от тюрьмы.
Похоронив дочь и мужа, Людмила Владимировна Селиванова уволилась из института. Она продала квартиру, каждый уголок которой ранил ее сердце воспоминаниями.
Выручив от продажи огромные, по ее понятиям, деньги, она, тем не менее, едва не осталась на бобах. Цены на столичное жилье в одночасье подскочили чуть ли не вдвое. И теперь на покупку однушки в районе Ботанического сада, которую Людмила Владимировна было присмотрела, денег не хватало.