«Надо выяснить адреса приличных магазинов», – подумала Алиса мимоходом. Ей не хотелось везти сестре и племяннику такие плохо сделанные безделушки. Тем более, Анфиса не любила то, из чего нельзя было извлечь хоть какую-нибудь пользу.
Алиса вновь вернулась в Васину квартиру и с удивлением обнаружила брата, лежащего лицом вниз на диване. Рядом на полу стоял стакан и почти пустая бутылка скотча. Алиса кинула взгляд на барную стойку, за которой утром самозабвенно поглощала булочки, и в смятении хлопнула себя по лбу. Она совсем забыла, что, уходя, положила на мраморную столешницу альбом с пятью первыми годами жизни маленького Васеньки.
«Черт! Черт! Черт!», – выругалась Алиса про себя. – «Всё не так!».
Альбом был открыт на одной из самой удачных фотографий: маленький Вася, весь в песке, прижимает к себе пластмассовый грузовичок и хмурится в камеру. Легкая морщинка между его бровями – точь-в-точь как у Васи-старшего.
– Расскажи мне всё, – потребовал Заваркин с дивана. Его голос звучал надтреснуто, и Алиса с ужасом уловила в нем нотки боли и тоски.
Василий поймал ее осторожный взгляд, брошенный на бутылку, и рассмеялся.
– Я в порядке, – уверил он сестру, вставая с дивана. Действительно, пьяным он не выглядел. – Это давно открытая бутылка. Я каждый вечер отпиваю по одному стакану. А на диване я лежал так…
Он судорожно сглотнул и отвел взгляд.
– Я не ожидал, что он такой…
– Реальный? – подсказала Алиса.
– И это тоже, – Вася с силой потер бритую голову, словно от этого могли найтись правильные слова, – такой… Он совсем как я.
Алиса молчала. Пока Вася выставлял на стол бутылку чего-то непонятного и стаканы, доставал из холодильника закуски, усаживался на высокий барный табурет, она наблюдала за ним. Похоже, он был ошеломлен.
– У меня есть сын, – Василий уставился на младшую сестру.
– Да, – подтвердила Алиса, усаживаясь напротив него и мягко накрывая его широкую ладонь с огрубевшими костяшками своей белой ручонкой. Он переплел свои пальцы с ее, ища успокоения.
– Мой сын, – сказал Вася.
Заваркины просидели молча несколько минут.
– Расскажи мне все! – потребовал Вася и отпустил Алисину руку. Он разлил алкоголь по бокалам и подтолкнул выпивку сестре. – Я хочу знать всё! Какой он? Что его интересует? Всё! Вплоть до того, как он спит! Ему не снятся страшные сны?
Василий закусил губу, словно последнее волновало его больше всего. Долгое время его самого мучили кошмары. Он просыпался среди ночи от собственного крика, мокрый от пота, и только Анфисе удавалось его успокоить.
– Я здесь, я рядом, – шептала она, – я жива. Со мной все в порядке.
Когда он, измученный, засыпал, она сторожила его сон до утра.
– Вася крепко спит, – уверила брата Алиса с мягкой улыбкой, – он не боится монстров. Однажды, когда ему в детском саду рассказали про бабая, он наотрез отказался ночевать один и залез в Аськину постель. На следующий день она откуда-то притащила классный меч! Легкий, безумно красивый, с деревянной резной ручкой. Я бы такой на собственную свадьбу взяла вместо букета! Чтоб в толпу подружек кинуть, разумеется… Васька схватил его и принялся тут же им размахивать, но Ася остановила его, сказав, что это волшебный меч против бабая. И сказала, что если он явится и попробует напугать его, то Васька должен будет отрубить ему голову безо всякой пощады.
– А он что? – спросил Вася-старший с улыбкой, отхлебнув из стакана и поморщившись.
– Спросил, что случится, если он не справится, – рассмеялась Алиса, – но его мудрая мать сказала, что он – большой, сильный и смелый и справиться с бабаем для него – пара пустяков. Хотя, я уверена, что, заслышав подозрительный шорох в сыновьей спальне, мать тут же примчалась бы сама и покрошила бы агрессора в винегрет. Ножом для резки яиц…
– Он знает обо мне?
– Да, – ответила Алиса, – он знает, что ты существуешь, что ты жив. Он знает, что тебе пришлось уехать очень далеко по делам и что об этом никому нельзя рассказывать. Вася Заваркин – очень смышленый мальчик. И у него есть твоя фотография.
Вася улыбнулся и посмотрел на сестру, будто не решаясь спросить еще что-то, не менее важное. Пока он думал, Алиса осторожно понюхала стакан с алкоголем. Запах ей не понравился, и она смешно сморщила нос.
– Она – хорошая мать? – наконец решился Заваркин.
– Лучшая, – уверила его Алиса и сделала большой глоток. – О, Господи, что это?
Она закашлялась, и из ее глаз брызнули слезы.
– Аквавит. Норвежский самогон из картошки, – с улыбкой объяснил Вася. Он взял кружку, набрал воды из-под крана и сунул Алисе под нос. – Пей. Пей, здесь можно пить воду прямо из крана.
Алиса послушно отхлебнула. Потом еще и еще. Аквавит вовсе не был таким уж жгучим, просто она тянула время, чтобы собраться с духом и сообщить ему то, что должна.
– Я не хочу его видеть, – безапелляционным тоном заявила Анфиса, провожая Алису в аэропорту. – Я не против его встреч с сыном, наоборот, за! Но сама я не хочу его видеть. Я буду тебе очень благодарна, если ты организуешь их встречи. Удачного полета.
С этими словами она крепко обняла сестру, чмокнула ее в щеку и удалилась, не оглядываясь и не дав Алисе уточнить один очень важный момент. Ася не хочет видеть Васю, потому что боится расчувствоваться и раскиснуть или потому что ненавидит его за побег?
Глядя на высокую и грациозную сестру, чья фигура еще маячила у самого выхода, Алиса поняла, что лоскуты ее порванного надвое мира еще очень и очень далеки друг от друга.
Глава вторая. 2010 год. Надо было все рассказать
Косой солнечный луч упал на шелковую наволочку и игриво пощекотал правую ноздрю Нины Смоленской. Та чихнула и открыла глаза.
– Еще так рано, – простонала она и перевернулась на другой бок. Ее глаза закрылись сами собой.
Просыпаться утром для Нины было настоящей каторгой, и, когда не было тренировок или репетиций, она с удовольствием пользовалась моментом и валялась в постели до обеда.
Нина снова открыла один глаз и удостоверилась в том, что тело ее не обмануло: в постели она была одна. Павел так и не пришел.
– Черт! – выругалась Смоленская, приподнимаясь на локте и снова падая на подушку без сил. – Я же легла вчера вечером вовремя, но все равно не могу встать!
Нина знала, что весь следующий час проведет в безуспешных попытках покинуть свое царское ложе, убранное тончайшим шелком цвета шампанского.
– Зря только стелила новые простыни! – разозлилась она. Павел не пришел, и ее планы, включающие поздний ужин и любовные утехи, пошли прахом.
Может, причиной тому была злость на вероломного любовника или, может, Нина действительно выспалась, отойдя ко сну в положенный час, но возня с подъемом с кровати сегодня заняла у нее в три раза меньше времени, чем занимала обычно. Не нашарив на полу тапки, она прошлепала в ванную босиком.
– О! – воскликнула она, увидев свое отражение в зеркале и отметив, что выглядит отдохнувшей.
Освежив тело контрастным душем и аккуратно собрав с себя влагу бамбуковым полотенцем, Нина вышла из ванной почти счастливая. Бросив тоскливый взгляд в сторону кухни, она решительной рукой сменила банный халат на шорты и майку, а комнатные тапки, которые нашлись в ванной – на беговые кроссовки за четыреста долларов.
Ее ждала сорокапятиминутная пробежка трусцой с ускорениями, потом упражнения на пресс, отжимания и скакалка – стандартная утренняя программа, после которой Нина наслаждалась завтраком: обезжиренным творогом, овсянкой на воде и двумястами граммами куриной грудки, приготовленной на пару.
– Какое счастье, что у меня есть, где бегать, – буркнула Нина, глядя через окно во двор.
Отсюда отлично просматривались прорезиненные беговые дорожки и местами вытоптанный футбольный газон. Она знала, что как только ступит на стадион, то остатки ее плохого настроения тут же улетучатся, вытесненные свежим воздухом и движением. Не устоят под натиском эндорфинов. Надо только выйти, не уснув нигде по дороге…
Нина вздохнула и решительно толкнула входную дверь. Выйдя, она замкнула квартиру на три оборота и аккуратно поместила ключ на верхнюю горизонтальную планку дверного косяка, предварительно убедившись, что за ней никто не наблюдает. Бегать с ключом было очень неудобно, а бросать квартиру незапертой Нина Смоленская не решалась.
Теплый августовский ветер своей невидимой рукой нежно провел по ее лицу. Нина сощурилась от яркого солнца и двинулась к стадиону. Там она, не мешкая, перешла на трусцовый бег, и уже после первого ускорения раздражения заметно поубавилось. После второго мир стал казаться привлекательным. Третье Нина делать не стала, побоялась утомиться. Сегодня столько работы!
На трибуне, на самом верху, появилась фигура. Нина глянула на нее без особого интереса. На этот стадион приходили тренироваться жители окрестных домов, но в основном по вечерам, оставляя утренние часы в полное Нинино распоряжение. Смоленская не любила толпу.
– Может, приходить еще раньше? – спросила она сама себя.
Теперь, когда она была бодра и весела, те муки, что она претерпела, стаскивая себя с кровати, казались ей сущим пустяком.
Нина поднялась на носочки. Икроножные мышцы болезненно напряглись, но она терпела. Икры тоже должны быть тренированными, иначе можно попрощаться с каблуками.
Она уже принялась за растяжку сидя, когда фигура бодро спустилась с трибуны и превратилась в мужчину со смутно знакомыми повадками.
– Где я его видела? – спросила она шепотом сама себя, наклоняясь к левой ноге и украдкой рассматривая пришельца.
Когда Нина наклонялась к правой ноге, а он пробегал второй круг по треку, она успела его разглядеть: крепкий, невысокого роста, шапка прямых русых волос и широко расставленные, как у ленивца, глаза с тяжелыми веками без ресниц.
Этот тяжелый взгляд Нина не забудет никогда в жизни! Четыре года назад погожим летним вечером эти глаза смотрели на нее оскорбительно трезвым взглядом, в котором смешались самодовольство и брезгливость.
Нина резко подскочила с газона, едва не повредив мышцу. Ну уж нет! Она, Нина Смоленская, не будет делить стадион с этим уродом! Она решительно зашагала к выходу и уже преодолела середину пути, когда услышала, как кто-то тихо и вкрадчиво зовет ее по имени.
– Нина.
Тошнота подкатила к ее горлу, и Нина невольно перешла на бег. Через несколько секунд она уже неслась во весь опор, поддавшись панике.
– Не смей! Не смей называть меня по имени! – бормотала она, нащупывая ключ и вставляя его в замочную скважину.
Она влетела в квартиру, громко хлопнув дверью, и сделала то, чего не делала уже четыре года, а именно: заперлась на все замки на своей бронированной двери, каждый повернув на максимальное количество оборотов. Но даже этого Нине показалось мало, и она кинулась к окнам. Она захлопывала одно за другим, опускала жалюзи и задергивала занавески, не замечая, что по ее щекам текут слезы.
– Четыре года прошло! – вслух сказала Нина и бурно разрыдалась.
Она сползла по стене, на которую за секунду до этого оперлась в бессилии, упала на пол и принялась кататься по нему, содрогаясь в рыданиях и колотя кулаками паркет.
Вдруг Нина схватилась за горло: у нее перехватило дыхание. Снова приступ удушья!!! Потому что она всё видела, но никому ничего не сказала! Она во всем виновата! Что теперь будет? Что теперь будет? Что теперь будет?
Она выкрикнула последний вопрос вслух, и ее рыдания прекратились так же внезапно, как и начались. Нина приняла сидячее положение и вытерла лицо рукой, некстати вспомнив, что если трогать потное и неумытое после тренировки лицо грязными ладошками, то могут появиться прыщи.
Чему ее научили четыре года беспрерывной и интенсивной психотерапии, так это задавать правильные вопросы. Нинина истерика прекратилась так внезапно, потому что ее опьяненный адреналином разум по старой привычке вдруг задал тот самый, правильный вопрос.
– Чего они от нас хотят?
Нина произнесла вопрос вслух, словно пробуя его на вкус.
– Чего они от нас хотят?
Четыре года семеро высококвалифицированных и хорошо оплачиваемых психотерапевтов пытались излечить ее от этого липкого и душного чувства вины за ту июльскую ночь с помощью различных методик. Пока сработала только одна – «Правильно заданный вопрос».
– Чего они хотят от меня?
Через два часа Нина, совсем успокоившись (но на всякий случай проглотив четвертинку феназепама), сидела в кофейне на углу, на первом этаже своего дома. Перед ней стоял ее новенький «мак» – подарок Пашки на день рождения. Надо было сделать кое-какие дела, но не хотелось оставаться в одиночестве. Нине казалось, что в любую секунду кто-то нежеланный и пугающий может позвонить в дверь, и ей не хотелось остаток дня жаться к батарее маленьким испуганным комочком. Самый простой способ сохранить самообладание и продуктивность – выйти к людям, затеряться в биомассе, заслониться человечеством.
С монитора подмигивала электронная почта. Ей пришло одиннадцать новых писем, которые она никак не могла заставить себя прочитать. Голова была занята лихорадочными размышлениями.
Рассказать Павлу? Он будет так зол!
Сказать Лавровичу? Алисе? Сказать Павлу, чтобы тот сказал Лавровичу или Алисе, и избежать неприятного разговора?
Когда правильно задаешь вопрос, ответ находится сам собой. Есть ли в их компании человек, который сам хранит постыдную тайну? Человек, у которого едва ли хватит духу ее осудить? И через секунду – оп! Ответ нашелся сам собой, а руки потянулись к телефону и набрали номер.
– Привет, – дружелюбно пропела Нина, – не отвлекаю? Хорошо. Мне надо сегодня кое о чем с тобой переговорить. Да, это важно! Выкрои, пожалуйста, для меня место в своем расписании! Хорошо, сегодня в семь я – у тебя.