– Еще как выйдет, – Заваркина ехидно улыбнулась и встала. – Пари? У тебя свои ресурсы, у меня – свои. В конце учебного года померяемся достижениями. Идет?
– У тебя ничего не выйдет, – упрямо повторил Яичкин.
– Не утруждайся аутотренингом, здесь слишком шумно, – хихикнула Заваркина. – Увидимся в мае. Расскажешь, каково оно – всегда быть на втором месте?
– А бомбу ведь сделал не твой сын, – вдруг вспомнил Яичкин.
– Нет, – спокойно ответила Заваркина.
– То есть они подставили твоего сына, – победно уточнил Яичкин.
– Ага, – легко согласилась Анфиса. – И я им уже даже наказание придумала…
С этими словами она в два больших шага вернулась на танцпол к Зуле. Егор уже выводил песню про Молли – «радость и отраду для подонка и бомжа». Заваркина отняла у своего редактора стакан с сидром и отпила глоток.
– Он тебе в спину что-то проскрежетал, – сообщила Зульфия, с любопытством наблюдавшая за их разговором с режиссером.
– Злится, импотент.
– Тебе про импотенцию доподлинно известно? – засмеялась Зуля громко и заразительно.
Сама она называла этот смех словом «взоржать».
– Упаси меня «Вестонс», «Джеймсон» и «Гиннесс», вместе выпитые, – улыбнулась та.
Зуля оглянулась. Яичкина уже не было.
– Ну-ка, сассанах, у***вай домой! – завопил Егор. – Этот остров нам родной, а вам – чужой. За эти сотни лет нас за**ал ваш бред!!! Я не бритт, не англичанин и не сакс. Я – ирландец, а не чахлый п**орас! Хватайте «Юнион Джек» и ускоряйте бег! Чтобы больше нам не видеть вас вовек!
– Аминь, брат! – крикнула Заваркина что есть сил и подняла стакан. Егор улыбнулся ей.
Глава пятая. Лестница, ведущая в никуда
Раиса Петровна со странно загорелым лицом, оттенком ударявшим в желтизну, уже начала классный час.
– Отлично выглядите, – заявил Егор, распахивая дверь.
Раиса стояла у доски, а весь класс – по-сентябрьски нарядная кучка старшеклассников – сидел на своих местах и делал вид, что слушает. На самом деле ученики перешептывались и перемигивались, перебрасывались записочками и даже втихаря шныряли по классу.
– В этом полугодии я разобью вашу четверку, уж не обессудьте, – сообщила Раиса тоном, не терпящим возражений.
– Раиса Петровна, – Егор будто весь превратился в улыбку, – неужели вы будете так жестоки? Кстати, откуда такой загар? На море были?
– В сельской местности, – кокетливо ответила Раиса.
Кирилл за его спиной неслышно хмыкнул и направился к первой парте в ряду у двери. Его место последние четыре года не менялось: он сидел с робкой Катей Избушкиной.
– Мне, как самому красивому и широкоплечему, снова отправляться назад? – с иронией спросил Егор.
Соня и Дженни сели вместе под неодобрительный взгляд Раисы. Они всегда садились вместе, с первого класса, как бы не пытались их разлучить. Их парта была третьей в среднем ряду, через проход от Милы Косолаповой, за Ильей Дворниковым. Отец Ильи был крупным промышленником и в виде благотворительности содержал сеть приютов для бродячих животных, в которых Соня работала волонтером.
Соня любила бывать у Ильи в гостях. В его огромном доме было грязно, шумно, по этажам носилась немаленькая собачья стая: Илья коллекционировал у себя дома псин с интересной историей. Ей очень нравилась серая гладкая собачонка, которой заднюю лапу переехала «девятка» и которую тоже звали Соней. Большая Соня маленькой Соне тоже безумно нравилась. Собака при встрече подпрыгивала на трех лапах и пыталась лизнуть тезку в лицо.
Илья тоже был ничего. У него всегда была припрятана трава и всегда было время покурить. И главное, было оборудование – затейливые бонги, привезенные из Амстердама и Шанхая.
– Привет, Илюха, – сказала Дженни, когда тот обернулся.
– Ты не знаешь, почему она желтая? – спросила его Соня, кивнув на Раису.
– Наверно, печень наконец отказала, – протянул Илья тихо, натянув на глаза серую вязаную шапочку.
Он никогда не ходил без этой шапочки. Никто из девчонок не знал, симпатичный он там, под ней, или не очень.
Соня хихикнула. Однажды они с Ильей были пойманы за болтовней на уроке истории и в наказание были отправлены вытирать пыль в Раисином кабинете. Тогда они и нашли в учительском столе фляжку с каким-то невыразительным пойлом и выпили его, закусив булочками с корицей из столовой. Они знали, что даже если Раиса догадается, кто выпил, то ничего им не скажет, замечания не сделает и, вероятно, даже вида не подаст.
Раиса раздавала расписание занятий и внеклассной деятельности – красивые папки с гербом школы, в которую были подшиты несколько листов. Первый – выверенное и утвержденное расписание занятий на полгода. Второй – расписание мероприятий, поездок, праздников, лекций и классных часов, тоже на полгода. Оно не отличалось особой затейливостью: одна поездка в планетарий, Хэллоуинский бал и несколько матчей по мини-лапте, расписание которых зависело от того, насколько далеко зайдет команда святого Иосаафа в борьбе за титул чемпиона города.
– Я напоминаю, что ученикам, не достигшим семнадцати лет, запрещено появляться в пабе «Медная голова», – Раиса прошлась вдоль ряда.
– Ага, – Соня приняла свою папку и, не открыв, поставила на нее локти, – у меня на Хэллоуин придуман зачетный образ.
– Оденься поварихой, – посоветовала Мила Косолапова. – Ведь именно ею тебе придется быть всю жизнь.
– Заткнись, – добродушно ответила Соня и повернулась к Дженни. – А что у тебя?
– Катенька, – прошипела та.
– Чернокожая Катенька – это зачет, – захохотал Илья.
Дженни покраснела до корней волос и уставилась в стол.
– Не тролль ее, она и так долго с духом собиралась, – улыбнулась Соня.
– Всё, заглох, – ответил Илья.
– Я попрошу всех замолчать и открыть папки, – не отставала Раиса Петровна.
– А почему бала нет в расписании? – поинтересовался Егор громко.
– Об этом потом, – отрезала Раиса. – Поговорим об учебе.
– Я к Хэллоуинскому балу заказал трон в форме трилистника, – сообщил Егор всему классу.
Класс хохотнул.
– И кого ты будешь изображать? – не сдержала любопытства Раиса Петровна.
– Святого Патрика.
– У него был трон? – спросила Соня. – Его ж на костре сожгли.
– Святого Патрика в моем видении, – заупрямился Егор.
– Раиса Петровна, а кем будете вы? – спросила Мила.
– Я еще не решила, – уклонилась классная.
– А как он выглядит-то? – спросил Кирилл. – Место для задницы у него в форме трилистника или что?
– Нет же! – нетерпеливо воскликнул Егор и подскочил к доске.
Он взял мел и изобразил невыносимо корявый трилистник, к которому приделал овал, изображающий сиденье и две ножки, похожие на сантехнические колена.
– Так бы и сказал, что спинка! – махнул рукой Кирилл.
– Он двуногий? – спросила Дженни.
– Как стул может быть двухногим? Как он, по-твоему, стоять будет? – возмутился Егор.
– Откуда ж я знаю, – смутилась Дженни, – может, у него задумка такая дизайнерская…
Егор посмотрел на свой рисунок и задумался.
– Давайте поговорим об учебе! – Раиса Петровна хлопнула в ладоши. – Егор, сядь! Итак, на что стоит обратить внимание в списке литературы, который вам нужно было прочитать летом…
Ученики зашуршали вещами. Из модных сумок-«хобо» и кембриджских портфелей ручной работы появлялись планшеты, смартфоны, блокноты – кожаные, с резинками или с изображением Парижа – цветные пеналы, ручки и карандаши. Мила Косолапова достала пенал-«шаверму»: ее письменные принадлежности были будто завернуты в лаваш. Дженни достала свой «блэкберри», в котором был сохранен список литературы.
– Мне надо свой телефон забрать, – нахмурилась Соня. – Мать утром скандалила. Ей вчера по моему номеру Анафема отвечала. Говорила, что я пиво пью и вообще негодяйка. Мать сказала, что ей за меня стыдно. Не потому что пиво – это алкоголь, а потому что пиво – это калорийно.
– Так ты все еще балерина? – заинтересовался Илья.
– Ну да, – печально ответила Соня, – она никак не может смириться, что у меня ничего не выходит.
– Сиськи в купальник не влазят? – схохмил Илюха и тут же отхватил пеналом по черепушке.
– Поговори с ней, – тихо сказала Дженни.
– Говорила. Постоянно говорю. Что не хочу всю жизнь вертеть эти никчемные фуэте, а хочу заниматься важным и полезным делом.
– А она?
– А она напоминает мне о шубе Косолаповой жены, залитой чернилами, – сказала Соня негромко, но так, чтобы ее могла расслышать Мила, сидящая через проход, – и вздыхает о том, что вырастила «гринписовку», а не человека.
– Девочки, где ваши папки? – спросила Раиса строго.
– Смотри и правда бала нет в расписании, – Илья показал девчонкам папку через плечо.
– А может так получиться, – прошептала, нахмурившись, Дженни, – что Хэллоуинский Бал отменят?
– Нет, – отрезала Соня, – никогда такого не было. И не может быть! Я бы знала…
– Даже лекций никаких нет тридцать первого октября, – недоуменно сказала Дженни, открыв свою папку.
– Раиса Петровна, что с балом? – поинтересовалась Соня громко.
– Не сейчас, Кравченко, – отмахнулась Раиса и принялась озвучивать расписание на следующие полгода.
– Мне нужно «блэкберри» забрать, – снова повторила Соня.
После классного часа девчонки медленно и нехотя поплелись к кабинету Анафемы. Парни увязались за ними.
Кабинет Ангелины Фемистоклюсовны был местной достопримечательностью. При строительстве нового корпуса была допущена ошибка в планировке, и кабинет для завуча по воспитательной работе получился чуть больше коробки для яиц. Чтобы сделать его пригодным для работы и вообще для нахождения в нем нормального человека, с нормальным ростом и телосложением, было решено прорубить проход в старый корпус. Поэтому одна половина кабинета Анафемы была обита белыми пластиковыми панелями и имела крохотное пыльное оконце, а другая была светлой, с высоким потолком и лепниной на нем, наборным паркетом в отличном состоянии и хрустальной люстрой. Разница в высоте потолков создавала у вошедшего в кабинет комичное ощущение, будто он находится внутри Г-образной фигуры из тетриса.
Ангелине Фемистоклюсовне от прежних обитателей старой гимназии достался фантастический стол, с огромной, как озеро, полированной столешницей и множеством ящиков с фигурными ручками. В них хранились «уголовные дела» – серые канцелярские папки с импровизированными протоколами школьных нарушений. Анафема так следила за дисциплиной.
Для Сони и Егора был заведен отдельный ящик. Дженни попадалась редко и только за компанию. Кирилл не попадался никогда.
– Она меня специально не замечает. Не хочет, чтобы меня лишили гранта и выперли из Иосаафа, – предположил однажды Кирилл. – Тогда школе нечем будет хвастаться.
Своим фантастическим столом Анафема перегородила вход в роскошную часть кабинета. Ученикам разрешалось входить только через дверь в новом здании, поэтому школьные хулиганы, стоя перед отчитывающим их завучем, чувствовали себя голубями, пойманными в ловушку. При этом они могли сколько угодно разглядывать просторное помещение за спиной Анафемы, старинный кожаный диван, на котором она изволила иногда отдыхать, стеллажи и изящный кофейный столик красного дерева, к которому прилагались весьма потрепанные стулья. За левым плечом Ангелины Фемистоклюсовны виднелся огромный шкаф. В ту часть кабинета вела дверь из старого здания, и входить в нее можно было только директрисе и пожилым и уважаемым учителям.
Соня помедлила перед дверью.
– Не дрейфь! – сказал Егор. – Хуже не будет!
– Я с тобой пойду, – мужественно решила Дженни.
– Все пойдем, – сказал Кирилл, уткнувшись в планшет.
– Хочешь проверить свою теорию о неприкасаемости? – ехидно поинтересовалась Соня.
– Ну, вроде того, – улыбнулся Кирилл.
Улыбка преображала его лицо. Серьезное, оно было скуластым, правильным и некрасивым, но ровный ряд крупных белых зубов, что обнажала улыбка, делал его физиономию обаятельной, не лишая при этом мужественности.
– Прекрати мне улыбаться, – сказала Соня, поморщившись. – Ты меня отвлекаешь!
Она вздохнула и потянула ручку двери на себя.
– Кравченко! – злорадно пропела Анафема из-за своего фантастического стола. – Явилась! Заходи! Все заходите!
Ребята покорно вошли внутрь.
– Будете наказаны! – Анафема даже не пыталась скрыть радость. Ее темные закрученные барашком волосы взволнованно покачивались.
– За что? – поинтересовался Кирилл. – Мне уже восемнадцать. Могу быть вечером там, где посчитаю нужным.
– Тебя это не касается, выйди отсюда, – Ангелина даже указала пальцем на дверь.
– Я постою, – сказал Кирилл и отошел на два шага назад.
– А я? – недоумевал Егор. – Я там работаю!
– Ты будешь наказан за то, что проводишь их! – Анафема указала пальцем на Соню и Дженни.
– Это справедливо, – согласился Егор и принял покорный вид.
Кирилл за его спиной хрюкнул.
– Я сообщу вашим родителям, занесу запись в ваши электронные дневники, и вы будете первыми в этом году мыть спортзал! – объявила Анафема. – Он запылился за лето. Вымоете окна, пол и стены. Я проверю! Все! Отправляйтесь на уроки, Алексей Владимирович будет ждать вас после.
– Телефон верните, пожалуйста… – начала Соня, но тут вдруг дверь в новое здание отворилась, и в нее просунулась всклокоченная голова.
– Ангелина Фемистоклюсовна, там восьмиклассники подвесили за ноги первоклашку. Говорят, он сам согласился.
– Да что же это такое?! – возопила Анафема и поспешила выпрыгнуть из-за своего великолепного стола. – Оставайтесь тут, вы четверо!
– А телефон? – Соня подалась вперед, но Анафема вылетела прочь из кабинета, зажав Сонин «блэкберри» в руке.
– Твою ж мать!
– Что-то меня не прет мыть спортзал, – Егор потянулся.
– А у меня балет! – улыбнулась Соня и повернулась к Дженни. – Твои предки знают, что ты в пабе была?
– Моим предкам пофиг, – ответила та равнодушно.
– Спортзал так спортзал, – пожал плечами Кирилл.
– А телефон-то как получить? – вслух подумала Соня.
– Предлагаю спрятаться здесь, дождаться, когда она вернется, положит телефон и выйдет, – сказал Егор, – а потом просто просочимся в другую дверь.
– Это самый идиотский план, который я когда-либо слышал, – сказал Кирилл, – хотя нет, подожди… Нет, самый идиотский!
– Предложи свой, – обиделся Егор.
– Телефон всё равно надо добыть, – задумчиво произнесла Соня.